Обещание сердца - Скотт Эмма. Страница 23
Консультант подвела меня к стойке, где висело несколько платьев, и спокойно, с профессиональной вежливостью, описала их покрой и цвет. Одно из них было сшито из роскошной шелковистой ткани, скользящей сквозь пальцы, как растопленное масло.
– Может, это? Ей нужно что-то красивое, но не слишком изысканное.
– Оно идеально подойдет для прогулки по Зальцбургу или ужина в приятной компании, – подсказала женщина.
– Да, именно то, что нужно.
– Оно длиной до щиколоток, с изящным узором из желтых и бледно-фиолетовых цветов.
– Я беру его.
– Но… может, сперва назвать вам цену, сэр?
Я улыбнулся и пожал плечами.
– Если хотите.
Я вернулся в гостиничный номер, где с безумной улыбкой на лице слушал восторги Шарлотты по поводу платья.
– Оно прекрасно! – воскликнула она. – О, Ной, это уже слишком! Столько шелка… – Она вдруг замолчала, а потом с подозрением спросила: – Постой, а нижнее белье?
Я развел руками, олицетворяя собой саму невинность и добродетель.
– Я искал, но ничего не нашел.
– Ты просто ужасен, – расхохоталась она.
Я обхватил ее рукой за талию и притянул к себе.
– Даже если под этим платьем ничего не будет, об этом не узнает никто, кроме меня.
– Будь ты проклят, Ной Лейк, – выдохнула Шарлотта, увлекая меня на кровать. – Кажется, мы никогда не выберемся из этого номера.
Мы все же выбрались из отеля. В конце концов.
Однако сначала мы пообедали в номере, болтая, смеясь и время от времени обмениваясь поцелуями, которые снова привели нас в постель. Потом вместе принимали душ.
Наконец, мы смогли взять себя в руки и одеться. Я облачился в джинсы и черную рубашку без воротника, а Шарлотта примерила новое платье. Я провел руками по изгибам ее тела, чтобы оценить вид.
– Сногсшибательно, – заявил я.
– Кто бы говорил, – промурлыкала она. – Тебе стоит запретить носить одежду любых цветов, кроме черного.
К тому времени, когда мы вышли на улицу, было уже около четырех часов пополудни.
– Мне нужно вернуться к шести, – сообщила Шарлотта, пока мы прогуливались по улицам в центре Зальцбурга. – Давай поужинаем, а перед началом концерта я тебя со всеми познакомлю. Кстати, у тебя есть билет на сегодняшний вечер?
– Конечно. Я не пропустил ни одного концерта.
– Не представляю, как тебе это удалось, – призналась она и застенчиво прочистила горло. – Но я не поэтому спросила. Сабина сказала, что все билеты на сегодняшний концерт распродали еще утром. Похоже, слухи о моем вчерашнем сольном выступлении… разошлись по городу.
Я резко остановился.
– Ты серьезно?
– Да, – пробормотала она. – Вчера в зале присутствовал местный музыкальный критик. Надо сказать, весьма придирчивый. Так вот, после концерта он подошел к Сабине и сказал, что… э-э… хочет написать рецензию для сегодняшней газеты. Я ему вроде как понравилась. Довольно сильно.
– Понравилась? – Я рассмеялся, чувствуя, как сердце переполняет гордость за нее. – Другими словами, ты его очаровала. Поверь, все зрители были в восторге.
Она прижалась лицом к моему плечу.
– Ну, может быть. Думаю, в статье он не станет использовать твои красочные выражения.
– Ему придется, черт возьми, – заявил я, обнимая Шарлотту за плечи. – Вот увидишь, детка, после этого тура твоя карьера взлетит до небес.
– Посмотрим, – ответила Шарлотта, но я услышал в ее словах возбуждение.
Почему бы и нет? Она безумно талантлива, и миру давно пора узнать об этом.
Мы поели в бистро, где Шарлотта заказала для меня свое любимое австрийское блюдо: куриную грудку, запеченную под толстым слоем пепперони, чтобы колбасный сок впитался в курицу.
– Боже, это потрясающе, – признался я.
– Что действительно потрясающе, так это наблюдать, как ты ешь, пьешь, покупаешь одежду и с легкостью передвигаешься по многолюдному городу. – Шарлотта замолчала, не в силах продолжать из-за сдавивших горло слез. – Я так горжусь тобой, Ной. Безумно счастлива видеть тебя таким… Ты даже не представляешь насколько.
Я протянул руку через столик, и она вложила в нее свою ладонь.
– Я люблю тебя, – произнес я. А что еще я мог сказать? Однако простого признания в любви уже явно было недостаточно. Разве что попросить ее руки? «Выходи за меня, детка. Я хочу на тебе жениться…»
После ужина мы не спеша направились к отелю Венского гастролирующего оркестра, где остановилась Шарлотта.
– Здесь в каждом магазине продают конфеты «Моцарткугель», – рассказывала Шарлотта, по пути описывая улицы, по которым мы проходили. – А впереди дом, где родился Моцарт.
– А поблизости нет еще одного бутика? У тебя есть, что надеть сегодня вечером?
– Есть, в гостиничном номере, – ответила она, сжав мою руку. – И нижнее белье тоже. Конечно, гулять с тобой au naturale круто и сексуально, но я не выйду на сцену без трусов. Ни за что на свете.
– Нервничаешь? – спросил я, ожидая услышать положительный ответ. В груди разлилось приятное тепло от мысли, что сегодня она будет выступать перед переполненным залом.
– Не очень, – призналась она. – Это просто обычный концерт, разве что среди зрителей будешь ты. Но это лишь придаст мне сил. Хотя ты ведь всегда был рядом, да?
– Да, детка. Всегда.
Мы остановились, и я наклонился, чтобы поцеловать ее. После ужина я забыл надеть солнцезащитные очки, и порыв холодного ветра, несущий в себе обещание зимы, хлестнул меня по глазам. Которые я не успел закрыть.
Я отстранился.
– Шарлотта, я целуюсь с открытыми глазами?
– Э-э… наверное, – озадаченно протянула она.
– И как часто я не закрываю глаза во время поцелуев? А в постели, когда мы занимаемся любовью? Когда я теряю себя… то продолжаю на тебя смотреть? Или…
– Иногда. Но что в этом такого?
– Боже, почему ты мне не сказала?
– Потому что я закрываю глаза. И не всегда обращаю внимание.
– Что ж, проверяй, пожалуйста. Боже, какая жуть. Я даже не осознаю, закрыты мои чертовы глаза или открыты.
– Ну и что? Ты такой, какой есть. И я никогда не стану тебя этим попрекать.
– Тогда лучше вовсе не снимать солнцезащитные очки, – буркнул я и вытащил их из кармана, собираясь надеть.
Шарлотта остановила меня.
– Не надо. Я люблю твои глаза. Люблю смотреть в них, любоваться ими. Я пересчитываю крошечные золотые крупинки на радужке. Восемь в левом глазу. Шесть в правом.
– Чистая математика, – фыркнул я, чувствуя, как от ее слов и прикосновений испаряется злость.
– Я влюбилась в твои глаза и во все остальное, включая слепоту. Поэтому мне плевать, закрываешь ты глаза во время поцелуев или нет, лишь бы ты продолжал целовать меня.
Боже, какая женщина! Я прижался к ее губам, начисто позабыв о своих чертовых глазах.
Шарлотта с легким смешком высвободилась из объятий.
– Боже, Ной, как же я люблю тебя. Всего тебя. Мне нравится, что ты постоянно ворчишь и порой ругаешься, как матрос… Поверь, ничего подобного я прежде не чувствовала. Но это не пугает. Скорее придает уверенности в собственной безопасности.
– Ты под моей защитой, детка, – подтвердил я, целуя ее волосы. – Мои чувства к тебе… никуда не денутся. Никогда. Они у меня в крови, в каждой клеточке тела.
– Временами я так сильно скучала по тебе, – призналась Шарлотта, теснее прижимаясь ко мне, – что едва могла есть и спать. Сердце мучительно болело. Но сейчас я понимаю, для чего все это было, Ной. Я так счастлива за тебя. За себя. И за нас с тобой.
– Я тоже, детка, – пробормотал с улыбкой я и уткнулся в мягкий шелк ее волос, радуясь, что теперь и она чувствует уверенность и покой. – Я тоже.