Пробуждение (СИ) - Митанни Нефер. Страница 15
***
Весна выдалась ранняя. Она как-то сразу, незаметно взяла верх над зимой. Однажды проснулась река и, словно уставший от долгого колдовского сна богатырь, поднатужилась, сбросила зимние оковы и с шумом, треском, ломая белые, как сахар, льдины, понеслась мимо коричнево-бурых, с последними островками снега, берегов. За одну ночь лопнули на берёзах почки, показав пахучие клейкие листики, с полей и лугов сошёл запоздалый ноздреватый снег, уступив место молодой травке, а лес, подёрнутый зеленоватой дымкой, наполнился трелями птиц и журчанием растревоженных ручьёв. По первой пашне степенно, с важным видом стали прохаживаться носатые грачи, то и дело выуживая из влажной комковатой земли толстых червей.
А солнцу всё был мало! Не удовлетворившись сделанным, оно припекало и припекало, не по-весеннему ласково и щедро одаривая землю своими лучами.
Низко склонившись над книгой, Анна сидела за столом. Несмотря на такую позу, она не была увлечена чтением. Мысли витали далеко отсюда. Яркие свечи медленно оплывали, отдаваясь пламени, причудливые тени плясали на стене. Осторожный стук в двери вывел её из задумчивости. Анна увидела Танюшку, девочку лет тринадцати, новую горничную Марьи Фёдоровны.
- Анна Александровна, - быстро зашептала та, - в саду вас ждёт человек. Он очень просит выйти к нему.
- Кто, кто ждёт, Таня? – удивлённо и взволнованно спросила Анна.
- Он… просил не говорить… Идёмте же, - Таня нетерпеливо тянула её за руку. – Там увидите, не бойтесь…
Накинув шаль, Анна последовала за ней. В весеннем саду было прохладно и сыро. Су-мерки уже спустились на землю, в воздухе витал аромат сирени. Остановившись у старо-го тополя, Танюшка тихо сказала:
- Дальше вы одна идите, он в беседке, - и она указала рукой вперёд.
Сердце Анны тревожно забилось.
- А ты? – спросила она.
- Я тут буду, - отвечала девочка, - ежели увижу кого, дам знак.
- Хорошо…
Анна медленно пошла к беседке, оглядываясь по сторонам и зябко кутаясь в шаль. Ещё издали она заметила высокую тёмную фигуру, силуэт которой показался ей незнакомым.
- Кто здесь? – с опаской спросила девушка, нерешительно остановившись у беседки.
Фигура шагнула к ней навстречу, и Анна, вздрогнув от неожиданности, узнала Ивана.
- Не бойтесь, барышня, - тихо проговорил он, - я, вот, вас увидеть решил… Потому как, кроме вас, мне никто ничего не расскажет…
Он низко склонил голову, терпеливо ожидая её ответа. Анна тоже молчала, трогая пальцами влажную колонну беседки.
- Иван, я ничего не понимаю, - наконец, выдавила она.
- А чего понимать, барышня? – усмехнулся парень. – Убёг я… Обещал Луше, вот и… - он махнул рукой, понимая, что ничего объяснять не надо.
При упоминании имени Лукерьи Анна как-то сникла. Помолчав, тихо спросила:
- Что ты хочешь узнать?
- Я вчера сюда приходил за ней… Танюшка мне и сказала, - опуская голову, объяснил Иван. Голос его дрогнул. - Вы ведь всё время тут были. Расскажите мне …
Анна растерянно смотрела на него, не находя слов. Потом ответила:
- Я, конечно, расскажу, но знаю я мало… Быть может, вообще чего-то не знаю…
- Всё едино… Другие-то вообще ничего не скажут, да и нельзя мне ни с кем видеться, - отозвался Иван.
***
… Неясные крики и шум разбудили Анну. Проснувшись, она поняла, что едва светает. Накинув шаль, выскочила в коридор и поймала за рукав бежавшего мимо лакея Митрофана.
- Что случилось? — встревожено спросила она. – С барыней что-то?
- Да нет! – махнул рукою слуга. – Поджигателя поймали. Сарай поджечь хотел.
Митрофан убежал. Анна торопливо вышла во двор и поспешила к группе дворовых, собравшихся у амбара. Пробравшись сквозь неё, девушка резко остановилась – увиденное поразило её настолько, что не было сил даже двинуться.
Два приказчика держали за руки старика в изорванной грязной рубахе. Его лицо было опущено, и Анна сначала не узнала его. Но вот старик медленно поднял голову и обвёл толпу затуманенным усталым взглядом. В бликах факелов этот взгляд был ещё ужаснее. Разбитый рот, из которого, стекая старику на шею, сочилась кровь, исказила горькая усмешка. Матвей – а это был он – хотел что-то сказать, но только хриплый, надсадный кашель вырвался из его груди.
Дворня гудела. Чьи-то руки теребили Анну за одежду. Но она, ничего не чувствуя и закрыв лицо руками, бросилась бежать. Опомнилась в своей комнате, но уже другая картина встала перед глазами, воскресая недавние события.
У кромки серого пруда с плававшими прошлогодними листьями виднелось голубовато-белое лицо. К щеке прилипла травинка. Казалось, лицо отрешенно смотрит в высокое весеннее небо в кудрявых облаках, и ничто не волнует его. Анна, словно зачарованная, смотрела в эти застывшие черты. Она никак не могла понять, почему Лукерья не встаёт, что заставило её улечься на молодую, едва пробившуюся влажную траву. Вся трагедия случившегося дошла до Анны уже позднее, когда в сырую чёрную яму опустили небольшой гроб, и тяжёлые земляные комья глухо стукались о жёлтую поверхность свежеструганного дерева. А потом высокий старик со всклоченной седой бородой беззвучно плакал у могилы. Тогда он тоже поднял глаза. Красные от слёз, они медленно скользнули по собравшимся, и немой укор пополам с невысказанной болью, казалось, навсегда застылв них.
***
- Вот так Лукерья решила оставить нас, - прошептала Анна, не скрывая перед Иваном слёз. - Она утопилась вскоре после того, как тебя увезли в рекруты. А отец твой решил отомстить за смерть твоей невесты...
- А барыня знала, что засекли его? – хриплым голосом спросил Иван.
- Нет… - Анна покачала головой. – Староста сам приказал… А когда опомнился, было уже поздно.
- Они ещё попомнят меня! – Иван сжал кулаки так, что ногти впились в жёсткие мозолистые ладони.
Испугавшись, девушка торопливо принялась уговаривать:
- Это безумие, Иван… Опомнись! Ты погубишь и себя, и других, невинных! – она взяла его за руку и твёрдо добавила: - Послушайся меня… Их ты не вернёшь, а себя погубишь… Не повторяй безумия отца...
- Да вы не бойтесь, барышня, - Иван криво усмехнулся, - пока вы в этом доме, им страшиться нечего. — Он устало опустил голову и добавил: - Лукерья любила вас… А я в Сибирь уйду. Авось, не споймают!
Он опять помолчал, надвинул на глаза шапку и сказал:
- Прощайте, Анна Лександровна… Наверное, уже не свидимся, простите, ежели чего…
- Прощай, Иван…- Анна смотрела ему в лицо, не зная, какие найти слова, чтобы хоть на сотую долю развеять невыразимую печаль этого большого, непокорного человека.
- Прощай, - повторила она, - удачи тебе… И знай, я тоже любила Лукерью.
Иван хотел сказать что-то ещё, но махнул рукой и решительно шагнул в темноту.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Часть I. Глава 14
Для иллюстрации использован обработанный рисунок неизвестного художника "Декабристы перед восстанием".
Восстание семёновцев взволновало не только императора. Столица была буквально потрясена случившимся. Всё общество как-то сразу распалось на два лагеря: одни принялись изображать возмущение «наглостью солдат», другие, напротив, сочувствовали восставшим, не понимая при этом истинных причин волнения, и выражали сожаление по поводу похорон первого российского полка, просуществовавшего полтора века, имевшего на своём счету немало славных побед. Впрочем, были и третьи, которые смотрели на случившееся с несколько иных позиций, видя во всём политическую закономерность и считая это событие началом ещё более великих потрясений.
Однако, несмотря на столь разные мнения, всех объединяло одно – никто не остался равнодушным. В светских салонах, во время дружеских пирушек, в казармах и просто на улице это была тема для самых горячих споров и нелепейших слухов.