Пробуждение (СИ) - Митанни Нефер. Страница 16

У Петрушевского были гости. Синяев зашёл ещё днём и, как всегда, задержался допоздна. Ближе к вечеру приехал Тургенев. После того, как Пушкин познакомил его с Сергеем, они подружились.

- И что бы там мне ни говорили, - категорично гремел Синяев, - я никогда не поверю в то, что всё это выступление устроено офицерами.

- А я бы не был столь категоричным, - возражал ему Петрушевский, разливая по бокалам багрово-красное вино, и, как бы ища поддержки, посмотрел на Тургенева.

Тот с невозмутимым видом, казалось, не проявляя особого интереса, наблюдал за спором.

- Совершенно напрасно, - не унимался Синяев, - посуди сам, на кой чёрт взбунтовать полк без пользы и тем самым напрасно погубить?! Нужно быть последним дураком, чтобы пойти на этакое.

На этот довод, высказанный Николаем с необычайным пылом, Сергей не нашёлся, что возразить и спросил у Тургенева:

- Николай Иванович, что же вы молчите? Или этот вопрос вас не трогает?

- Напротив, - оживился тот, - напротив, друзья мои. Должен заметить, я, как человек сугубо гражданский, мало понимаю в делах армейских, но более склоняюсь к мнению Николая Ильича. Полагаю, ни для кого не секрет, как у нас обращаются с солдатами… А полковник Шварц,* как я слышал, вообще превзошёл все ожидания. Так что причины, думаю, ясны, – Тургенев развёл руками и затянулся сигарой.

Они долго ещё говорили. Синяев ушёл первым. Проводив его, Сергей вернулся в гостиную и застал Тургенева в задумчивости, отрешённо смотрящим на кончик дымящейся сигары.

- О чём задумались, Николай Иванович? – спросил Сергей, протягивая ему рюмку коньяка.

- Я?.. – на красивом лице Тургенева почему-то появилось недоумение, и он пристально, как бы решая что-то, посмотрел на Сергея. – К чёрту вино! — он порывисто встал и прошёлся по комнате, потом остановился и, подняв указательный палец, назидательно заметил: - И вообще, вы много пьёте, друг мой…

- Я знаю, - невесело усмехнулся Сергей. – Однако, вы не ответили на мой вопрос. Я вижу, вы чем-то озабочены…

- Да, пожалуй, вы правы… Ладно, давайте сюда ваш коньяк, - Тургенев залпом выпил содержимое рюмки и уже уверенно продолжил: - Знаете ли, любезный друг, многие из наших общих знакомых давно желают иметь вас участником в одном важном и великом деле… - он опять сделал паузу и закурил. – Должен я вам сказать, в России давно уже существует тайное общество, стремящееся к её благу… - видя заинтересованность Сергея, Тургенев торопливо добавил: - Покуда вам знать довольно… Желаете ли вступить в наше число?

С этими словами он внимательно посмотрел на Сергея, ожидая ответа.

Петрушевский был удивлён внезапным предложением, хотя известие и не было для него таким уж неожиданным. Он не только подозревал о существовании организации, но даже знал об этом наверняка. Первым желанием было дать немедленное согласие. Однако он, помедлив, спросил:

- Из кого же состоит ваше общество и какова его цель?

- Как вы, должно быть, поняли, ваш покорный слуга его член. Покуда я не могу и не вправе ничего сообщить вам, - ответил Тургенев, - скажу только, что цель общества есть распространение просвещения, искоренение всякого зла и хамства, пожертвование личными выгодами для счастья России… Коротко говоря, проведение идеи истины и бескорыстия.

- Почему же, Николай Иванович, если это такое благодетельное общество, почему же оно тайное? – вновь спросил Сергей и с ироничной усмешкой добавил: - Я полагаю, благой цели нечего скрывать, прекрасного у нас и так очень мало.

- Согласен с вами, - лицо Тургенева оставалось невозмутимым и серьёзным. – Однако мы сделали общество тайным, дабы избежать всякого рода насмешек и пересудов большинства, которое может не понять наших высоких целей и помешать нам на первой поре, - пояснил он.

Петрушевский, прохаживаясь, обдумывал свой ответ. Цели, о которых рассказал Тургенев были близки ему. Но полученные сведения не давали полного представления об организации. И всё же после недолгих размышлений, Сергей твёрдо сказал:

- Я согласен.

Большие, выразительные глаза Тургенева радостно блеснули. Он с улыбкой горячо пожал руку Петрушевскому и просил его на следующий день прийти к себе на квартиру.

***

Столица жила своей обычной, на первый взгляд, жизнью. Однако в привычной суете петербургских улиц с самой разнообразной публикой - от краснощёких торговок в пёстрых платках, выставляющих напоказ свой товар, от мелких чиновников, старающихся выглядеть значительно, и до какой-нибудь разнаряженной в кружева и шёлк барыни или до шумной компании молодых офицеров, вечно спорящих на самые разные темы, - во всей этой картине угадывалось присутствие чего-то нового и непонятного, а потому пугающего. Над всеми вдруг нависло ощущение близких и больших перемен. Одни ждали этих перемен с нетерпением, питая самые фантастические надежды, другие, в противовес первым, страшились каких бы то ни было изменений, считая, что разговоры о свободе и конституции ни к чему хорошему не приведут. И этих последних было больше.

Выйдя из книжной лавки, Сергей встретил Николая.

- Кого я вижу! – воскликнул Синяев и, широко раскинув руки, шагнул к другу. Заметив, что тот держит в руках только что купленный томик в кожаном переплёте, спросил с ироничной улыбкой:

- Карамзиным балуешься?

- Да, приобрёл очередной том, - кивнул Сергей.

Они медленно пошли по улице.

- Да уж, - согласился Николай, - сейчас буквально все погрузились в царствование Грозного. Суди сам – улицы опустели: все сидят по домам и читают этот труд, - с серьёзным лицом пошутил он.

- Вечно ты со своими глупостями, - улыбнулся Сергей и толкнул друга в плечо.

- А что? – Николай с притворным удивлением уставился на Сергея. – В каждой шутке есть доля правды, между прочим.

- А я люблю слог Карамзина, - признался Петрушевский. – И ведь какая искренность! В одном только не могу с ним согласиться…

- В чём же? – Николай с интересом смотрел на друга.

- Не могу понять, как можно считать самодержавие необходимым для России? Уж, казалось бы, кому, как не Николаю Михайловичу, историку, образованнейшему человеку, понимать, что самодержавие есть первейшее зло?! Да ведь он и сам в своём труде не скрывает царских деяний.

Незаметно для себя они очутились у Апраксина двора.

- Бублики, бублики! – прервал их разговор звонкий голос молодой румяной торговки. – Горячие бублики! С пылу с жару, пятачок за пару! – приветливо улыбаясь, нахваливала она свой товар.

- Ну, как можно отказать эдакой красавице! – развёл руками Николай, игриво посмотрел на неё и, покупая связку бубликов, подмигнул.

- Эх, вот где истинная женская красота! – шутливо сказал он Сергею, едва они отошли от прилавка. – Ты прав о самодержавии, - вернулся он к прерванной теме. – Однако ты не допускаешь мысли, что может существовать и просвещённый в полном смысле слова монарх? Ведь были же в нашей истории замечательные люди!

- Пётр Великий, например? – вставил Петрушевский.

- Ну, если угодно… Я, впрочем, имел в виду Екатерину. Что до Петра, так он, при всём его величии, был деспот, - отвечал Николай, кусая бублик.

- Вот видишь! Всякий самодержец – есть деспот! Кто-то больше, кто-то меньше, но всё же деспот. Следовательно, самодержавие по природе своей порочно, ибо даже самое мягкое или просвещённое оно ведёт к рабству! – с горячностью заключил Сергей.

- Тогда – республика? – Николай с любопытством смотрел на друга, он впервые услышал от Сергея столь радикальные слова.

- Не знаю, - смешался тот. – Пожалуй, у нас это пока невозможно…

- Ну, почему же? Например, Соединённые Штаты чем же лучше нас? – вновь возразил Синяев.

- Но там другие элементы, - принялся доказывать Сергей с необычной горячностью. - Соединённые Штаты долго были колонией Англии, платили ей дань и только… Когда почувствовали свою мощь, и у них явился Вашингтон, решились отделиться. Положим, и у нас найдутся Вашингтоны, Франклины, но общество наше ещё к этому перевороту не готово… Впрочем, это моё личное мнение…