Отрада округлых вещей - Зетц Клеменс Й.. Страница 49

— Ах, прости, — сказала она. — Но рефлексы у тебя феноменальные, Томми. Тебе кто-нибудь уже об этом говорил?

Мальчик бросил недоверчивый, но все-таки уже не столь несчастный взгляд на свои собственные руки. Фрау Триглер ободряюще кивнула.

Она подала ему тост с ветчиной и сыром.

— Можешь не доедать, если не захочешь. Я вполне это понимаю. Ранним утром мне тоже не съесть много. А потом, если переешь, только лишишь тело необходимой крови, она тогда вся устремляется в область живота, помогать пищеварению, а мозгу достается совсем мало. Не критически мало, но все-таки. Это заметно прежде всего по тому, что после еды всегда ощущаешь усталость. А вот без этого лучше обойтись. Сегодня утром нам это совершенно ни к чему. В конце концов, твои домашние задания ведь сами себя не выполнят. Кстати, а как с ними? Много задали? Я с удовольствием тебе помогу, но должна признаться, мои школьные годы миновали давным-давно, куда быстрее, чем мне хотелось бы. Хочешь скажу, сколько мне лет?

Томас медленно-медленно жевал тост.

Фрау Триглер показала на него своим мобильным и повторила вопрос, по-прежнему веселым тоном.

Он пожал плечами.

Фрау Триглер опустила руки, глубоко вздохнула и двумя пальцами взяла себя за переносицу.

— Окей, — сказала она, — окей, послушай, Томми. Я понимаю, что тебе сейчас очень-очень тяжело. Мне тоже очень-очень тяжело, можешь мне поверить. Для меня это столь же новая, непредвиденная ситуация, как и для тебя, понимаешь? Но ты время от времени должен со мной разговаривать, иначе… Иначе мне начинает казаться, что на самом деле ты меня не слушаешь. Понимаешь? Что мои слова ты вообще никак не воспринимаешь. Что я, так сказать, говорю со стенкой. Поверь, я понимаю твое состояние, честно, мне тоже больше всего хочется, чтобы все снова наладилось и стало таким, как было до звонка в учительскую. Но, поскольку колдовать мы, к сожалению, не умеем, нам, то есть тебе и мне, остается только сообща упорно работать, ведь правда же? Ты можешь это для меня сделать?

Мальчик с измученным видом смотрел в пустоту. Он перестал есть, да и к апельсиновому соку не прикоснулся. Он просто сидел и глядел в одну точку. Фрау Триглер сунула мобильный в карман и подошла к Томасу.

— Томми, — произнесла она, — я должна тебе что-то сказать. Я вчера не сказала тебе всей правды, потому что… потому что мне это тоже было тяжело, понимаешь? То есть вся эта непредвиденная ситуация угнетает и меня тоже. Однако может случиться так, что некоторое время тебе нельзя будет вернуться домой. Понимаешь, что я хочу сказать? Как долго это продлится, я тоже не знаю, речь может идти о нескольких неделях или, в самом благополучном случае, о нескольких днях. Но я не могу обещать тебе, что этот кризис минует быстро.

Мальчик по-прежнему молчал. Новая информация изо всех сил пыталась пробиться в его сознание. На пальцах и на ладонях у него выступили красные пятна. Лицо приобрело оттенок белой старательной резинки.

— Это не значит то, что ты сейчас наверное думаешь, — поспешно добавила фрау Триглер, — то есть не значит, что твоей маме на самом деле плохо, то есть по-настоящему плохо, так плохо, что она, возможно, больше не выздоровеет. Нет. Она в любом случае поправится, слышишь?

Томас кивнул. Он держался за эти уверения.

— Хорошо, — подытожила фрау Триглер. — Ведь такие недоразумения, возникающие в самом начале отношений, часто трудно бывает потом устранить, если не искоренить их сразу.

Дополуденные часы они провели за вырезанием узоров. Томас, который уже немножко вырос из таких развлечений, проявил себя в них вполне достойно. В конце концов он вырезал весьма сложный узор, основанный на регулярных повторах и чем-то напоминающий церковные витражи. Круглые элементы чередовались в нем с изящными остроконечными. Фрау Триглер похвалила его за это. Она взяла узор и повесила на свою доску-ежедневник.

— Вот, пусть он всегда будет у меня перед глазами! — сказала она.

Томас тем временем снова и снова пытался дозвониться до кого-то из домашних. Фрау Триглер показала ему, какую клавишу быстрого набора нужно для этого нажать на ее мобильном. Он раз за разом подолгу держал на ней большой палец, словно надеясь тем самым усилить посылаемый сигнал. В какой-то момент он попросил у нее телефонную книгу — ему пришло в голову еще что-то. Фрау Триглер посмотрела на него, опустила глаза, глубоко вздохнула и прижала руку к груди, будто он задал ей очень неприятный, слишком личный вопрос, а потом сказала:

— У меня нет телефонной книги. К сожалению, Томми.

Томас окинул комнату взглядом. Его мозг лихорадочно работал над решением этой проблемы. По лицу было заметно, что он напряженно думает. Но не успел он спросить фрау Триглер, не может ли она достать для него телефонную книгу или попросить у соседей, как она встала, отобрала у него телефон и жестом велела следовать за собой.

— Томми, полагаю, нам надо немного поговорить, — сказала она. — Я тебе уже говорила, нельзя исключать, что ты довольно долго не сможешь вернуться домой, потому что твоя мама… Видишь ли, дело в том, что немного раньше, пока ты был в туалете, я быстро поговорила по телефону с людьми оттуда. Да, прошу прощения, я должна была поделиться с тобой сразу же, но была не совсем уверена, что они мне скажут. Итак. Твоей маме хорошо. То есть, разумеется, хорошо, насколько это возможно, учитывая все обстоятельства. В ее состоянии наблюдается прогресс, сказали они. Но она еще не может о тебе… Она еще не в силах, Томми, ты должен понять…

Она подождала какое-то мгновение, давая ему возможность усвоить информацию. Потом положила мальчику руку на плечо и сказала:

— Томми, не знаю, может быть, ты делаешь это специально, но… То есть, когда ты вот так смотришь в пустоту… Окей, я понимаю, что тебе сейчас трудно, и ты вообще не замечаешь, что происходит вокруг, но… Боже мой, уделяй мне хотя бы изредка немножко внимания, Томми, мне кажется, это же не очень утомительно, ведь правда?

Готовя обед, фрау Триглер включила музыку. Она выбрала диск с увертюрами к знаменитым операм. Вполголоса подпевая, она время от времени сетовала, что так и не научилась петь по-настоящему, и только спустя целую минуту заметила, что Томас опять плачет. Сейчас он действительно был похож на маленького ребенка — испуганный, совершенно потерянный, пальцы у него были сплошь в красных пятнах и слиплись от соплей, по щекам сбегали слезы, воротник рубашки промок.

— Ах, — выдохнула фрау Триглер, отставив мерный стакан.

Она подошла к Томасу и села рядом.

— Томми, я точно знаю, как все это расстраивает. Но пожалуйста, посмотри на меня, хотя бы на минутку! Я тебя прошу! Не плачь, все будет в порядке, только не пытайся все время замыкаться в себе. От этого любые отношения только страдают. Лучше, если ты всегда будешь рядом со мной, здесь и сейчас, понимаешь?

Мальчик ее словно бы не замечал. Размазывая слезы по запачканному лицу, он снова и снова повторял одни и те же слова:

— Хочу к маме! Хочу домой!

Фрау Триглер на секунду закрыла глаза, собралась с силами и произнесла:

— Окей, знаешь что? Я тебе кое-что расскажу. Это случилось со мной несколько лет назад. Знаешь, очень похоже на то, что происходит сейчас с тобой. Тогда я, ну, скажем, потеряла кого-то, кто был мне очень дорог. Кто играл важную роль в моей жизни. А после того, как он ушел, в моей жизни начался очень трудный период, я не могла выйти из дома или общаться с другими людьми. И тут одна подруга подарила мне книгу. Эту книгу написал тибетский монах, который подробно изучал феномен расставания и скорби. Он читал лекции в разных университетах, и вот, Томми, в своей книге он пишет, что мы, западные люди, в тяжелые моменты сосредоточиваемся только на том, что они тяжелые. И оттого наши проблемы становятся неразрешимыми. Они становятся все более и более трудными, и в конце концов подавляют нас. А он советует людям, напротив, мыслить позитивно и превращать любой момент жизни, даже тяжелый, в некий вызов. Томми, пожалуйста, посмотри на меня!