Москва, я не люблю тебя - Минаев Сергей Сергеевич. Страница 47

ОГНИ МОСКВЫ

— Свиньи, бля! — Михалыч покосился на катившуюся по асфальту банку из-под чипсов, которая секунду назад вылетела из окна проезжавшего мимо автомобиля. — Музыку ведь хорошую слушают, а все равно свиньи!

— Отдыхай, Михалыч! — хлопнул его по плечу Игорек.

— Не, ну, в натуре, разве так себя ведут?

— Да не парься ты по ерунде!

— А не могу не париться! Бесит, аж зубы сводит!

— Ну, ты, Михалыч, конечно, мужик! — Игорек утер губы тыльной стороной ладони, глубоко вдохнул и разразился громким чохом. — В натуре, сколько тебя знаю, а не могу понять, что ты, Михалыч, такое есть?

— А я и сам не знаю, Игорек. — Михалыч разлил водку по стаканам. — Вздрогнем?

— Другое дело, — оскалился Игорек.

Костюм непривычно поджимал. Михалыч снял пиджак, свернул и положил на свободный пивной ящик.

— Давит? — сочувственно посмотрел на Михалыча Игорек. — Привыкай, дядя. С такими-то деньжищами.

— Да разве это деньжищи? — Михалыч снял галстук и засунул его в карман штанов. — По теперешней-то жизни.

— Да ты обурел, что ли? — Игорек хлопнул себя ладонями по ляжкам. — Такие деньги теперь только у банкиров.

— Ну, мы, Игорек, не банкиры, конечно, но и не рвань! — Михалыч похлопал по свернутому пиджаку. — Копеечку имеем.

— А хорошо попарились сегодня! — Игорек нырнул рукой в пластиковый пакет и достал новую бутылку. — Я уж и не помню, когда последний раз в бане был.

— Завтра еще пойдем. — Михалыч достал сигарету и разминал ее в пальцах. — Я сегодня в парной подумал: а что если квартиру снять?

— Квартиру? — Игорек услужливо поднес к сигарете Михалыча огонек зажигалки. — Это дело такое. А где снимать-то надумал и для чего?

— А чего жить как скотам? Не надоело, Игорек?

— Надоело, — с готовностью вздохнул Игорек и принялся разливать водку.

— Сниму квартиру, там, может, баба появится.

— Эти сразу налетят, как бабки учуют.

— Да мне не жалко. — Михалыч в три глотка выпил свой стакан. — В гости ко мне приходить будешь. Придешь?

— Конечно приду. Там, может, ты и мне какую бабу присмотришь. Из подружек твоей.

— Какой моей? — Михалыч свел брови к переносице.

— Ну, с которой ты жить начнешь. Сам же сказал, баба появится.

— А… ну да…

С минуту они молча курили, потом Михалыч молниеносно налил «губастый» стакан, залпом выпил, притянул к себе Игорька и жарко задышал ему в ухо:

— А звезд-то отсюдова не видно… не видно звезд-то. Еще бы их было видно, из-под моста-то… да, Игорек?

— Каких звезд, Михалыч? Ты чего, в натуре?

— Проехали!

Михалыч потряс головой, как бык после удара в лоб, резко встал, пошел вперед, замер как вкопанный, будто старался рассмотреть в ночи то, что другим не видно, потом повернулся и совершенно трезвым, как показалось Игорьку, голосом сказал:

— Вставай!

— Ты чё, Михалыч, в натуре? Все же ровно! Сидим, выпиваем.

— Нечего здесь сидеть! — Михалыч рубанул воздух ладонью. — В кабак пойдем!

— В какой кабак, Михалыч?! — взмолился Игорек. — Чего тебе здесь не сидится?

— Я сказал. В кабак пойдем! Костюмы у нас есть? Есть! Бабки есть? Есть! Пошли, говорю!

— Да кто нас в кабак пустит? Мы ж бомжи, Михалыч!

— Чего?! — Михалыч воинственно направился к Игорьку. — Кто тут бомж?

— Ну… ты… конечно, нет… а я… — Игорек вжал голову в плечи, ожидая удара.

— Ты! — Михалыч ткнул его пальцем в грудь. — Такой же москвич, как вся эта пидорасня, которая там, наверху, на тачках дорогих разъезжает! Даже лучше! Ты мой друг, понял, нет?

Михалыч, качаясь, вышел из-под моста, поднял вверх кулаки и стал орать на проезжавшие по набережной машины:

— Вы чё думаете, вы тут все купили, да? Залупу вам на воротник! Козлы! Козлы вы все, в натуре! Думаете, вы лучше нас, умнее или работали больше? Думаете, если вы тут все спиздили, вам кланяться будут? Крутые стали?

— Михалыч, осади! — подал голос Игорек. — Все ровно, Михалыч! Хорош буровить, слышь, чё говорю?

Но Михалыч не слышал. Потрясая кулаками, он ходил по какой-то странной, похожей на недописанную восьмерку траектории и поливал всех на чем свет стоит. Машины, прохожих, ментов, мэра, помянул каких-то воров и гадов, депутатов, черножопых и узкоглазых.

«Сейчас дойдет до президента, тут нас и повинтят», — подумал Игорек.

Он встал, оперся о стену, пытаясь справиться с резким головокружением, сделал робкий шаг вперед, потом другой. И не отрывая руку от стены, дошел до противоположного конца мостовой арки.

«А говорил, уедет. Дом купит, будет картошку растить или чего он там хотел, — ерничал про себя Игорек. — Первым, говорил, поездом. Ха-ха! Герой! Столько понтов нагнал, а все закончилось в ту же степь. Водка, бабы, теперь вот в кабак удумал. Ладно хоть в баню сходили. — Игорек обернулся, словно желая убедиться, что Михалыч его не слышит. Тот продолжал изрыгать проклятия. — Жаль, я у него половину взять не успел. Все равно ментам достанется. Или еще кому. Почему таким дуракам везет? Уедет он! Он думал, он герой! И не таких ломало. Никого отсюда не отпускает. Никого. Говно он, а не герой».

Игорек расстегнул ширинку и начал мочиться. Его сильно качало, и для верности он уперся в стену двумя руками.

«Главное костюм не обоссать, — думал Игорек, — а то завтра не продать. Не продать завтра. Хорошо хоть в баню сходил».

Игорек закончил, вышел из-под моста и сел на траву. Мимо проехала машина с открытым верхом, набитая хохочущей молодежью.

«Весело им, — Игорек сплюнул под ноги. — Чего весело? Зачем живут? Для чего живут? Непонятно. Раньше люди города строили и на войну ходили, умирали героями, а теперь? Детей ведь родят таких же, которые ничего не построят, а только все просрут. Блядство одно. Да и мы тоже…»

В луче дорожного фонаря блестела журнальная обложка. Игорек протянул руку, подтащил журнал к себе, открыл на середине и начал читать первую попавшуюся статью:

Старый герой был ухоженным мальчиком двадцати пяти лет, стоявшим на перекрестке Кузнецкого и Неглинки. Мальчик пытался сделать мучительный выбор между поездкой к двадцатитрехлетней проститутке Эле и сорокатрехлетней честной женщине Анне. Он мучился этим выбором ровно четырнадцать минут сорок одну секунду. На пятнадцатой минуте к нему подходил неопрятно одетый джентльмен и просил сигарету. Несмотря на то, что у мальчика была полная пачка, он отрицательно вертел головой, а потом ехал к двадцатисемилетнему редактору Денису, чтобы провести с ним остаток вечера. Его глаза горели, потому что в этом городе для него было слишком много возможностей.

Новый герой стоял на том же месте и с той же пачкой сигарет. Ему те же двадцать пять, но на просьбу джентльмена он отвечает ударом в лицо только потому, что его осмелились попросить. Ему одинаково неинтересны Эля и Аня, а Дениса он выебал еще в канун своего семнадцатого дня рождения. Любую просьбу он воспринимает как личное оскорбление. И остатки всех вечеров в его жизни давно истлели в исписанных органайзерах родителей. Он не рвался в новые герои, просто у него не было выбора не стать им. Его глаза пусты, потому что единственная возможность города — он сам.

Первый мальчик женился и произвел на свет близнецов. Они с женой много зарабатывали и еще больше тратили. А потом он банально сгорел в костре Одноклассников. ру в подагрических руках своей первой любви. И даже фотографий не осталось.

Второй стал кем-то очень главным и застрелился на следующий день, предварительно выложив на WikiLeaks видео и аудиозаписи своего полового акта с высшим чином из РПЦ.

Он так и не узнал, что быть новым героем в наши дни все равно что пытаться отсосать у самого себя, на вытянутой руке держа айфон для глубины кадра.