Мнимые люди (СИ) - Белоусов Андрей Константинович. Страница 49

Посмотрев вслед нерадивому мужу, жена не бросилась останавливать Александра. Он в очередной раз не послушал её и она не собиралась снова его переубеждать. Тем более, что Александр в последнее время стал очень раздражительным и злым. И она понимала отчего. Не шутка потерять бизнес, дело всей жизни и именно тогда, когда дела наконец, после стольких трудов, пошли в гору. Хорошо хоть Сашка ума не лишился от такого стресса, а то что обозлен, ничего скоро всё устроиться…

— А сейчас пусть выпустит пар, тем более он не один, вон их сколько, обиженных по жизни, — думала она, собирая вещи и распределяя их между детьми.

И когда они собрав вещи, тронулись уже в путь, услышали вдруг испуганное восклицание, той самой ненормальной старухи:

— Ой, что это!!!

Ненормальная перестала размахивать палкой и побледнев на глазах, вдруг встала как вкопанная. Толпа напиравшая сзади, как будто налетела на невидимую стену, ошарашено остановилась.

У бомжа, за которым они только что гнались, вдруг сами собой переломились ноги…

Люди, не осознавая всей опасности положения, продолжали стоять на месте и тупо таращиться на неопрятного мужика. А бомж повернулся к преследователям и встав на четвереньки, хищно оскалившись.

Старуха, стоявшая ближе всех к чудовищу, не могла и предположить, насколько оказалась она права в своих домыслах, обвиняя бомжа, что он заражён. Только она ещё не сознавала с кем в действительности столкнулась, а именно с мутантом, первого поколения — самым сильным и жестоким существом.

Ей в голову пришло лишь одно сравнение и она, перекрестившись, выкрикнула его на всю улицу:

— САТАНА!!!

Крик старухи послужил спусковым крючком для «мима». Мутант сорвался с места и за секунды поравнявшись со старухой, молниеносно нанёс удар ей по голове, ломая шею. И расправившись со старухой, отчаянно бросился в самую гущу толпы, круша людей, как безумный волк ворвавшийся в стадо овец.

Люди тут же растеряли весь свой боевой настрой и в панике бросились в рассыпную, расталкивая другу друга и не разбирая дороги. Сильные прорывались вперёд. Слабые отставали или падали под ноги обезумившей, дико орущей толпе, и их немилосердно затаптывали, не слыша жалобных стонов.

Отцы забывали о семьях, матери теряли детей, а дети плакали и стояли на месте обмирая от ужаса не зная куда деться, попадая под ноги взрослых. Паника с каждой секундой, как цунами, расползалась по огромному скоплению народа, всё больше и больше захватывая людей. А они поддавшись ей, бросали всё на свете и неслись сломя голову, куда глядят их выпученные глаза.

И если смотреть в тот момент сверху, то можно было увидеть, как расползалась паника. Она как камень, упавший в воду, расходилась радиальными кругами от эпицентра — кучки людей, основной массы народа. Было видно, как те, что ещё ничего не знали, но уже встревожено вставали и смотрели в ту сторону, откуда доносились крики. А через несколько секунд, до них докатывалась первая волна и они попав в сети паники, уже сами срывались с мест и бежали без оглядки, кто молча, а кто дико завывая, вытаращив глаза…

По прошествии какого-то времени, в толпе, кто-то вспомнив недавно услышанное, чудное слово, заорал его во всё горло:

— МИМИКРИД!!!

И ему сразу вторило сотни глоток, добавляя паники толпе, объяв её сердце ужасом.

Паника возрастала стихийно, но довольно медленно. Это среди например одной тысячи людей, паника разлетелась бы подобно ветру. А вот уже среди сотен тысяч, паника разрасталась подобно степному пожару, медленно, волнами, постепенно набирая силу…

* * *

Где-то примерно, если посчитать до десяти, начиная с того момента, как до сержанта Ерофеева долетел крик отчаяния — «мимикрид», паника наконец достигла и самих ворот пропускного пункта. Прилетев на крыльях ужаса, она охватила людей, и те, как-то стихийно, разом разорались и с места рванули, на приступ санитарной зоны:

— Откройте!

— Впустите нас!

— Помогите! Пожалуйста помогите! — кричали со всех сторон.

— Открывайте твари! Они же нас здесь всех перебьют!

— Спасите!

— О Боже, я не хочу умирать! Спасите! Пропустите нас!..

Как известно, у страха глаза велики. И люди потеряв всяческий человеческий вид, с гримасой животного страха, толком и не разобравшись в причинах общей паники, насели на ворота, всем миров уцепились за проволочный забор и попытались его разорвать, потом сломать. Броневики, подпирающие забор, аж раскачивались под бешеным, натиском людей. Сорви головы, оставили забор в покое и полезли вверх, прямо по головам, рядом стоящих людей, наступая им на руки, плечи, головы, они лезли вверх, с единственным намерением перелезть забор и оказаться в охраняемой зоне.

С этого момента, спокойствие кончилось. Сумерки улиц наполнились: шумом, гамом, криками о помощи и криками боли и отчаяния. Толпа народа разом сошла с ума…

— Назад!!! Я сказал назад! — орал во всё горло сержант Ерофеев безостановочно стреляя вверх из автомата, предостерегая людей от ошибки. Но видя, что его действия не возымели успеха и люди, с перекошенными от ужаса и гнева одновременно, лицами, продолжают, в яростном неистовстве напирать на ворота, махнул рукой, подавая знак.

Два броневика, с железными листами по бокам, рванули с места на встречу друг другу, обдав людей облаком выхлопных газов, и поцеловавшись носами замерли на месте, перекрыв ворота.

Ерофеев выстроив солдат в линию, махнул водителям бронетранспортёров, чтобы те убирались из машин. Затем, перекрикивая людей за воротами, проорал хватаясь за рацию:

— Врубай ток, мать вашу!

И в туже секунду, с внешней стороны ворот, закричали от нестерпимой боли и разгневанная толпа волной отхлынули от железных прутьев. Ерофеев своими глазами видел, какой вызвал эффект у людей, их маленький секрет, когда самые отчаянные, в попытке перелезть забор, с криком посыпались вниз, как переспелые груши.

Сразу же, из-за забора полетели крики отчаяния и проклятия, которые неизменно должны были обрушиться на головы военных, что так бездушно с ними поступали.

Ерофеев взобрался на бронемашину и оглядел пространство за воротами, в бинокль. Увиденное ужаснуло его. Вместо того чтобы разбежаться в разные стороны, люди валом стремились к пропускному пункту и только забор под током, пока сдерживал их натиск. А вдали, позади бессчетных голов людей, сержант Ерофеев разглядел хаотичное шевеление масс. Глупые люди почему-то не разбегались в разные стороны, а шарахались, то в одну сторону, то в другую. И в сумерках создавалось такое впечатление, что там, вдали, нарастал шторм. Невидимый ветер раскачивая волны людей, швырял их, сталкивал друг с другом или разом расшвыривал по сторонам, оставляя в центре пустое место, но совсем не на продолжительное время, и после всё снова повторялось. И не было в том зрелище закономерности или целенаправленности, там сейчас царил настоящий хаос. Он порабощал души людей, заставляя подчиняться своей воле, тупой и жестокой.

Соваться в эту обезумевшую толпу и спешить на помощь людям, было чистым безумием, тем более при количестве, личного состава, в двести человек. И потому Ерофееву оставалось только, ждать и наблюдать.

В это же время, с другого конца лагеря также слышались отрывистые команды капитана Соловьёва и автоматные очереди. Ребятам с той стороны приходилось нелегко…

Вдруг внимание Ерофеева, привлекли несколько групп людей. Они замыслив недоброе, что-то организованно несли на плечах, в наступившей темноте, Ерофеев так толком и не рассмотрел что, но это сильно смахивало на фонарный столб и его спина покрылась липким потом.

Первый страшный удар импровизированного тарана, сотряс многотонную машину, а солдаты разом присели, не ожидая такого поворота событий. За первым ударом последовал второй, затем третий, четвёртый… К первому тарану подоспели ещё два и бронетранспортёры заходили ходуном, будто были не из стали. Раскачиваясь и набирая амплитуду, многотонные машины всё больше кренились на бок.