Грани воды - Джордж Элизабет. Страница 46

Ближе ко мне тоже сияют огни. Их источник – дом на колесах, по стенам которого умирающими лозами карабкается ржавчина, и старый серый дом с разваливающимся крыльцом. Из труб обоих зданий вверх уходят спирали дыма. Его запах почти перебивает аромат морского прибоя.

Я иду к краю воды. Мои ступни проваливаются в песок, и я подхожу ближе, пока вода не начинает трогать пальцы моих ног. Тогда я отскакиваю обратно. Я смотрю, я наблюдаю. Но видеть нечего. Пока…

Поверхность воды взрезает плавник. Потом – еще один. Потом третий. Все они огромные, как черный парус яхты, и я понимаю, что они для меня опасны. Слова приходят непонятно откуда: это косатки, убийцы. Я знаю, что вблизи от них мне небезопасно.

Я медленно отступаю. Я хочу спрятаться, но мой взгляд падает не на убежище, а на ромбы сетчатой ограды, за которой виден сверкающий прудик.

За оградой я обнаруживаю, что поверхность воды кипит от движения рыб. В ночи рыбы сверкают серебром, и мне хочется прикоснуться к ним и ощутить, как их гладкие тела скользят между моими пальцами. Но для этого я должна буду сунуть руку в воду, а этого я сделать не могу.

Я осматриваюсь. На ограде неподалеку от меня закреплен длинный шест с сеткой на конце. Я хватаю его и опускаю в воду. Когда я его поднимаю, в сетке кишит рыба. В лунном свете рыбы кажутся яркими и полными жизни, их тела яростно бьются, словно ищут путь из сетки, в которой я их держу.

Тут я понимаю, чего они хотят и что мне предназначено сделать. Я понимаю, почему меня привело сюда.

Я переношу сетку к краю воды за оградой и подбрасываю ее содержимое в воздух. Рыбы разлетаются, словно монетки, брошенные в фонтан. Но это живые монетки, и когда они попадают в воду, то не тонут. Вместо этого они начинают описывать круги. Один, второй – и они свободны.

Глава 30

Дженн пользовалась школьной беговой дорожкой, чтобы отрабатывать спринт после уроков. Из-за этого добираться домой становилось сложнее: ей приходилось пользоваться общественным автобусом вместо школьного, а потом идти от Бейлиз-корнер вниз к Позешн-пойнт, обычно под ветром и дождем. Однако школьная дорожка была в сто пятьдесят раз лучше попыток бегать либо по грунтовке у дома, либо по проезжей дороге от Позешн-пойнт. Кроме того, похоже было, что стоило ей приняться за что-то, хоть отдаленно похожее на тренировку, как появлялась Энни Тэйлор и просила Дженн о помощи.

Через несколько дней после доклада по цивилизации Запада Коротышка обнаружил ее на дорожке. Он сел на нижней скамейке единственной трибуны. Она его заметила, но останавливаться не стала. Они почти не разговаривали с того момента, когда он начал ее лапать в тот день у него дома, и она понимала, что у них в этой ситуации есть два варианта. Они могут притвориться, будто ничего не случилось – или поговорить об этом. Что до Дженн, то пока ее гораздо больше устраивал первый вариант.

И потому она игнорировала Коротышку Купера, пока не стало очевидно, что он намерен сидеть там до упора. Наконец, когда начался дождь, она поняла, что выбора у нее нет. Ей все равно придется уходить. Она пробежала к трибуне и шлепнулась на скамью рядом с ним.

– Давно пора, – проворчал он.

Он натянул на голову капюшон куртки.

– У меня скоро отбор, – отговорилась она. – Я сильно отстала от программы. Мне вечно что-то мешает.

– Вот спасибо, – сказал он.

– Я не о тебе.

Тем не менее он все равно ее раздражал.

– Вот и хорошо, потому я узнал то, что тебе интересно.

– Насчет чего?

– Ну, ты даешь, Дженн! В чем вообще дело? Ты что – мной пользуешься, когда тебе надо?

Вот они и подошли к тому, о чем она говорить не хотела. Она сказала:

– Ты разозлился из-за сиськи?

– Нет, я не злюсь из-за сиськи. Эта сиська твоя. Можешь разрешить ее трогать, кому захочешь. Любому встречному-поперечному. Меня это не волнует.

– Так уж и не волнует?

Он ладонью отбросил челку со лба.

– Ладно. Волнует. Мне казалось, что и тебя тоже.

– И меня, – призналась она. Вот только проблема была в том, что она не могла понять, как именно. И почему. Или даже волнует ли вообще. Это ощущалось, как обман, хотя обманом и не было. Однако и правды она не знала. – Короче…

Ей хотелось, чтобы разговор перешел на что-то другое.

Он принял ее подсказку.

– Тот передатчик, – сказал он.

– Тот, что на Нере?

– А что, есть еще какой-то? – он не стал дожидаться ее ответа. – Я говорил с одной теткой из Вашингтонского универа. Я обзвонил человек десять и вышел на нее: она преподает что-то океанское, только не спрашивай, что именно, потому что я не запомнил. Я сказал, что у меня доклад в школе, и расспросил ее насчет передатчиков. Она сказала, что он на тюлене будет в том случае, если кто-то его изучает. Типа миграции, кормежка или размножение.

– Ну, об этом мы догадались и сами, – сказала Дженн.

– Ага. Но еще она сказала: что бы кто-то ни говорил, этот передатчик не может быть старым, потому что старые не держались на месте. Они никогда не держались, и потому изобрели новый передатчик. Она говорит, что тот, который видела Энни, просто поврежден или еще что. Но он не старый, это полностью исключено.

– А Энни говорит, что старый. Энни говорит…

– И тогда, – нетерпеливо перебил ее Коротышка, – я обратился в Океанариум, как и собирался.

Она взяла его под руку.

– Ты – лучший!

– Я поговорил с теткой, которая заведует уходом за морскими млекопитающими – каланами, тюленями и так далее – и, по ее словам, если у нас тюлень, на котором по-прежнему старый передатчик, то у нас, как она выразилась, «интересное животное».

Дженн не поняла, какой в этом толк. Они и так знали, что у них «интересное животное». Практически все жители острова считали Неру интересной. Но оказалось, что в сведениях, добытых Коротышкой, главное отнюдь не это. Главным было то, что ему удалось узнать про сами передатчики.

По словам тетки из Океанариума, они все были нумерованными. Коротышка сказал Дженн, что если им удастся узнать номер передатчика, то можно будет выяснить, кто закрепил его на тюлене, почему, когда и где. Это было бы ключевой информацией, потому что если передатчик старый, а Нера действительно никогда не сбрасывала его при линьке, тогда где-то кому-то известно про этого тюленя гораздо больше, чем он говорит – и именно этого человека им необходимо найти. Но начать можно только с номера передатчика.

– Отлично! – проворчала Дженн. – И как это можно сделать?

– Не знаю. Только если ты научишься садиться на нее верхом и посмотришь вблизи.

– Ну да. Вполне реально, Коротыш.

– Типа, ты решила, что я это серьезно? – осведомился он. На мгновение задумавшись, он вздохнул и добавил: – Ну, ты ведь теперь ныряешь с аквалангом, верно?

– Более или менее. В прошлый раз я перепугалась и заработала Большую Выволочку от Чада, инструктора. Можешь мне поверить: если он снова пустит меня в воду, это будет чудом. Плюс я не уверена, хочу ли снова нырять.

– Тебе придется, насколько я понимаю, – сказал Коротышка. – Тебе надо подобраться к ней ближе. Или чтобы кто-то к ней подобрался. По крайней мере, настолько близко, чтобы увидеть номер на передатчике.

Дженн выругалась. Ей показалось, что Нера плыла прямо на нее. Она представила себе, что может случиться, если этот тюлень окажется слишком близко.

– Ну, что? – спросил Коротышка.

– Жалко, что нет другого способа. Я вроде как готова вообще про это все забыть.

– Почему? То есть – что такого, если ты окажешься рядом с ней? Это же просто тюлень. Она ведь не акула.

Но именно это и смущало Дженн. Помимо всего прочего, она начала подозревать, что про Неру никак нельзя сказать, что она «просто тюлень».

Заметив ее молчание, Коротышка предложил:

– С другой стороны, мы можем просто продолжить искать ее снимки.

– Ее снимками обклеен весь город, – проворчала Дженн. – Ты хоть раз видел такой, на котором был бы четко виден этот передатчик? Я – точно не видела.