Три орудия смерти (сборник) - Честертон Гилберт Кийт. Страница 6
Однажды вечером он вызвал к себе священника, который по обыкновению молча сел у заваленного бумагами и папками стола и принялся ждать. Ашер отыскал среди бумаг газетную вырезку и передал ее клирику. Тот, не произнося ни слова, прочитал ее. Похоже, это была заметка в одной из тех газет, которые посвящены исключительно жизни американского высшего света, и вот что в ней говорилось:
«Самый блестящий вдовец общества устраивает очередной чудо-вечер. Высший свет еще не забыл Парад детских колясок, когда Затейник Тодд в своем роскошном поместье “Пруд Пилигрима” заставил многих наших débutantes [10] выглядеть даже моложе своих лет. Не менее изысканным, но еще более забавным и душевным было представление, устроенное Затейником Тоддом за год до этого, знаменитое Застолье людоедов, на котором всем без исключения блюдам была придана форма человеческих рук и ног. В течение вечера многие из остряков выказывали желание отведать ручку своей очаровательной соседки, а то и предлагали на съедение себя. Что послужило вдохновением для новой затеи, молчаливый мистер Тодд пока что держит в секрете. Возможно, он поделился планами с первыми шутниками нашего города, но если это так, то они, должно быть, охраняют эту тайну тщательнее своих драгоценностей, поскольку нам ничего разузнать не удалось. Поговаривают только, что на сей раз предприятие будет своего рода милой пародией на простые манеры и нравы другой стороны общества. Если молва не ошибается, то это будет тем более интересно, что гостеприимный Тодд сейчас принимает у себя лорда Гриффита, знаменитого путешественника, чистокровного аристократа, лишь недавно прибывшего к нам с берегов Туманного Альбиона. Лорд Гриффит отправился в путешествие еще до того, как получил свой дворянский титул. В молодости ему доводилось бывать в нашей республике, и в модном обществе перешептываются, что определенные причины для возвращения у него имелись. Мисс Этта Тодд известна на весь Нью-Йорк своим огромным сердцем и бесконечной добротой, к тому же она унаследует почти миллиард двести миллионов долларов».
– Вы не находите это интересным? – спросил Ашер.
– Не знаю, что и сказать, – ответил отец Браун. – Вряд ли во всем мире что-нибудь может заинтересовать меня в меньшей степени. И, честно говоря, я не могу представить, чем могло это вызвать интерес у вас. Разве что разгневанные читатели наконец добились права казнить на электрическом стуле журналистов, пишущих в таком духе.
– Хорошо, – сухо произнес мистер Ашер и протянул ему еще одну вырезку. – А что вы скажете на это?
Заметка была озаглавлена «Побег из колонии. Заключенный бежал, жестоко убив надзирателя», и говорилось в ней следующее:
«Сегодня рано утром, перед рассветом, заключенные и работники тюрьмы Секуах в нашем штате услышали отчаянный крик о помощи. Представители власти, поспешив в том направлении, откуда послышался крик, обнаружили труп надзирателя, занимавшего пост наверху северной стены колонии. Эта отвесная стена считается самым неприступным и неудобным местом для побега, и потому ее всегда охранял лишь один стражник. Как выяснилось, несчастного офицера сбросили с высокой стены. Череп его был размозжен, словно ударом дубинкой, а оружие его исчезло. Дальнейшая проверка выявила, что одна из тюремных камер опустела. Занимал ее некий Оскар Райан (по крайней мере, это имя он назвал при аресте), замкнутый, неразговорчивый заключенный, отбывавший недолгий срок за сравнительно несущественное правонарушение. Правда, у всех он создавал впечатление человека с темным прошлым, будущее которого также не предвещало ничего хорошего. Наконец, когда рассвело настолько, что стало возможным внимательно изучить место убийства, на стене над телом была обнаружена надпись, несколько обрывочных предложений, которые сбежавший явно начертал пальцем, смоченным в крови: “Я защищался. У него был карабин. Я не хотел убивать его и не хочу причинять зла никому, кроме одного человека. Пули приберегу для «Пруда Пилигрима». О. Р.” Каким дьявольским коварством, какой поразительной, воистину нечеловеческой ловкостью должен был обладать преступник, чтобы взобраться на такую стену и убить вооруженного охранника!»
– Что ж, стиль слегка улучшился, – с улыбкой пожал плечами священник, – но я по-прежнему не понимаю, чем могу вам помочь. Хорош я буду, если стану на своих коротких ногах гоняться по всему штату за этим убийцей-акробатом. Я, вообще-то, сомневаюсь, что кто-нибудь сможет его найти. Отсюда до колонии в Секуахе миль тридцать, дороги туда путаные, да и места там достаточно пустынные. А с противоположной от нас стороны, куда, я уверен, у него хватит ума направиться, вообще сплошная глушь, за которой кроме прерий ничего нет. Невозможно обыскать каждую дыру и каждое дерево.
– Он не в дыре и не на дереве, – сказал комендант.
– Откуда вам это известно? – удивленно заморгал отец Браун.
– Хотите поговорить с ним? – неожиданно спросил Ашер.
Невинные глаза отца Брауна широко распахнулись.
– Он что, здесь? – воскликнул он. – Как же вашим людям удалось его поймать?
– Я сам его поймал, – неторопливо произнес американец и вытянул худые ноги к огню. – При помощи своей трости, вернее, ее загнутой ручки. Да, да, не удивляйтесь. Как вы знаете, я, чтобы отдохнуть от этого мрачного места, иногда выхожу и прогуливаюсь по проселкам. Так вот сегодня вечером я направился на одну из таких дорог. По краям – кусты, за ними – сплошные серые вспаханные поля. Молодая луна уже взошла, поэтому было более-менее светло. И в ее серебристом свете я заметил человека, который бежал через поле к дороге. Бежал он пригнувшись и, надо сказать, довольно шустро. Я успел рассмотреть, что он истощен, однако, добежав до густых черных кустов, он прошел через них, как через паутину… Или, вернее (я услышал, как захрустели и затрещали крепкие ветки), так, будто сам он был сделан из камня. И вот, когда, прошибив кусты, он выскочил на залитую лунным светом дорогу, я бросил ему в ноги свою трость крючковатой ручкой вперед, он, разумеется, споткнулся и полетел на землю. Ну, тут уж я достал свисток, засвистел что было сил, прибежали наши молодцы и взяли его тепленьким.
– Вот бы вышел конфуз, – заметил Браун, – если бы выяснилось, что это какой-нибудь известный бегун вышел на вечернюю тренировку.
– Это был не бегун, – отрубил Ашер. – Мы вскоре выяснили, кто это. Да только я это понял, как только свет луны упал ему на лицо.
– Вы решили, что это сбежавший заключенный, – просто заметил священник, – потому что утром прочитали в газете, что кто-то сбежал из колонии.
– У меня были и другие, более веские основания, – с прохладцей заметил начальник тюрьмы. – О первом я даже не буду говорить, потому что это слишком очевидно, чтобы упоминать… Я имею в виду, что известные спортсмены не тренируются на вспаханных полях и не продираются через колючие кусты, выцарапывая себе глаза. И они не бегают, скрючившись и прижимаясь по-собачьи к земле. Для опытного глаза было достаточно признаков, чтобы сомнений не возникло. Человек был в грубой изорванной одежде, мало того, она совершенно не подходила ему по размеру. Когда этот черный силуэт только появился в лунном свете, огромный воротник, почти скрывавший голову, сидел на нем так, что его можно было принять за горбуна, а длинные рукава болтались, будто у него вообще не было рук. Мне сразу стало ясно, что он успел сменить арестантскую робу на гражданскую одежду, но не нашел подходящего размера. Во-вторых, он бежал против достаточно сильного ветра, и я бы увидел развевающиеся волосы, если бы волосы не были подстрижены очень коротко. Потом я вспомнил, что за полем, по которому он бежал, находится «Пруд Пилигрима» (если помните, для него он решил приберечь пули), поэтому и метнул трость.
– Поразительно! И как только вы успели за такое короткое время все это продумать? – восхитился отец Браун. – А что, винтовка была при нем?
Ашер, который к этому времени встал и прохаживался по кабинету, остановился.