Безоглядная страсть - Кэнхем Марша. Страница 37

Ангус проследил за его взглядом. Небо наливалось свинцовыми тучами, ветер крепчал.

— Я провожу его, — вызвался Макгиливрей.

— Что ж, Ангус, — в глазах Камерона не было никакой враждебности, — еще раз спасибо! — Он протянул ему руку. — Даст Бог, встретимся когда-нибудь при более приятных обстоятельствах… Жаль, что ты не с нами, но неволить мы тебя не можем. Впрочем, если бы не снегопад, — добавил он. — тебе, пожалуй, можно было бы и не торопиться — Хоули наверняка еще спит. Вчера, насколько нам известно, у вас была грандиозная гулянка, и вряд ли он уже очухался…

— Я знаю Хоули, — сказал Ангус. — Он может выпить целую бочку, и наутро встать как стеклышко…

— Наши люди позаботились подмешать ему в вино опиум.

— Почему же вы его тогда вовсе не отравите? — поцокал языком Ангус.

— Это было бы неинтересно.

Рассмеявшись, Ангус пожал Камерону руку.

— Берегите Энни! — попросил он.

Энни обещала ему не рисковать, но Ангус знал, что его сумасшедшая жена вряд ли сдержит обещание. Все, что ему оставалось, — это доверить ее безопасность этим мужчинам, хотя они, пожалуй, такие же сумасшедшие, как и она.

Погруженный в невеселые раздумья, Ангус послушно шагал за Макгиливреем. Но, когда они миновали деревню, гигант неожиданно остановился и обернулся.

— Ангус, — произнес он, — я хочу тебе поклясться, что у нас с Энни ничего не было. Хотя, не стану скрывать, я хотел, был на волосок от этого… Твоя жена — порядочная женщина, Ангус.

— Я верю тебе, — кивнул Ангус. — И Энни тоже. «Мы одни, — пришло на ум Ангусу. — Если закопать труп под снегом, до весны его никто не обнаружит…»

— Знаешь, — сказал Джон, словно его самого посетила та же мысль, — тебе очень повезло, Ангус. Мне ведь сейчас ничего не стоит пристрелить тебя. Придумаю потом для Энни какое-нибудь объяснение — и буду счастлив с ней. Если… если она сама когда-нибудь будет смотреть на меня такими глазами, как на тебя…

Джон отвел глаза, только бы не смотреть в лицо человеку, которого жена любит, несмотря на его предательство.

— Джон, — проговорил Ангус, — я понимаю твои чувства и чувства Энни. Но я не понимаю…

— Хватит, — прервал его Джон, — не доводи до греха. Я просто боюсь, что еще одно слово — и я не сдержусь…

— Послушай, Джон, — с горячностью заговорил Ангус, — я, во всяком случае, дал тебе высказаться, хотя, сам понимаешь, мне было нелегко стоять и слушать, что ты неравнодушен к моей жене. Выслушай же и ты меня. Не как главу клана, не как врага в войне — как друга.

Джон молчал, рука его машинально сжала рукоятку меча.

— Говори, — разрешил он наконец.

— Я хочу признаться тебе, Джон, в чем настоящая причина того, что я остаюсь на стороне англичан. Дело в том, что Форбс поклялся мне — в бумаге, заверенной королевской печатью, — что, пока я в английской армии, ни мать мою, ни жену никто не тронет. Не согласись я на его условия, за их головы тут же была бы назначена та же цена, что и за твою, Ферчара, Джиллиза и так далее. Выбора у меня не было. Слава Богу, то, что я много лет провел во Франции, до некоторой степени извиняет в его глазах мою политическую лояльность. Мне также удалось убедить его, что брак мой якобы не по любви, а исключительно по расчету. К сожалению, я так сжился с этой ролью, что Энни сама в это поверила. Что ж, — Ангус в запальчивости рванул на груди одежду, — вот он я, весь перед тобой! Убей меня, если хочешь, избавь от позора, от необходимости предавать родину, лгать жене…

Джон рванул было свой, меч из ножен, но затем бросил его в снег.

— Значит, — прищурившись, проговорил он, — ты продался англичанам ради безопасности собственной шкуры? Так прикажешь тебя понимать?

— Приходится признать, что да. Но и ради безопасности моей семьи, жены, матери… Презирай меня — я заслужил. Но учти и то, что неприкосновенность Энни позволяла ей проделывать безнаказанно многое из того, чего бы иначе она не смогла делать…

Макгиливрей на минуту задумался. Подобрав с земли свой меч, он сунул его в ножны.

— Сукин сын! — прошептал он. — Что же ты сам-то ей не сказал? Избавил бы ее от стольких мучений…

— Я понимаю, — кивнул Ангус, — но я думал, что так я лучше смогу ее защитить. Чем искреннее она бы меня презирала, тем скорее бы я смог убедить Лудуна и других, что мой брак — исключительно по расчету…

— Все равно ты мог бы ей сказать.

— Ах, мой друг, — вздохнул Ангус, — я так давно ношу эту маску, что уже, считай, с ней сросся…

— Ты так сросся со своей маской, что твоя жена была на волосок от того, чтобы изменить тебе!

— Мне пришлось рискнуть. Представляешь, какова была бы реакция Форбса, если бы я заявил, что безумно люблю свою жену?

Джон снова задумался на минуту.

— Все равно, — мрачно упорствовал он, — сама Энни вряд ли сочтет это твое оправдание достаточным. Если сама она готова пожертвовать жизнью ради родины, простит ли она тебе, что ты предал родину ради безопасности жены?

— Она не должна об этом знать. Поклянись, Джон, что ты ей ничего не скажешь!

— С чего бы это я должен тебе в этом клясться? — фыркнул Джон. — Энни должна обо всем знать!

— Умоляю тебя, Джон! Это лишь причинит ей ненужные страдания.

— Ну, хорошо, — прищурился горец, — а другие? Ферчар и все остальные? Должны они знать, почему глава их клана на стороне англичан?

Ангус привел, насколько возможно, разорванную в запальчивости на груди одежду в порядок.

— Если не веришь мне, — начал он, — посмотри на себя. Еще пару минут назад ты готов был меня убить, а сейчас у тебя такой вид, как был тогда, когда мы — помнишь, должно быть? — были детьми и Ранальд Макфиф толкнул меня в болото. Я вылез весь в слезах, ибо перепачкал свой новенький костюм, мальчишки стали смеяться… Ты был на пять лет меня моложе, но готов был их всех убить. Я не удивлюсь, если сейчас ты вызовешься проводить меня до самого Фалкирка!

Губа Макгиливрея скривилась, словно он собирался плюнуть.

— Да ради Бога, — усмехнулся он, — иди куда хочешь, делай что хочешь… Если мы сегодня победим, в чем я уверен, все гарантии твоего Форбса не трогать твою жену не будут иметь никакого значения.

— При всем сочувствии я не верю в вашу победу. Да, вы честны, отважны, боретесь за правое дело, но у кого больше солдат и пушек?

— Значит, ты с теми, кто сильнее? — Глаза Джона сузились. — Можно ли после этого назвать тебя бескорыстным человеком?

— Если англичане победят, они не станут с ней церемониться. Могут сделать все, что угодно — пытать, изнасиловать, повесить…

— Этого никогда не случится! — Рука Джона снова машинально потянулась к мечу.

— И что же ты сделаешь, герой, чтобы этого не произошло? Можешь ли ты утверждать, что и сам выживешь в этой битве? Если бы ты сам увидел однажды вблизи, скажем, отряд английской конницы, сразу бы, я уверен, поубавил свой пыл. Я ни на секунду не сомневаюсь, что ради Энни ты готов пожертвовать жизнью. Но что, скажи на милость, у тебя есть, чтобы ее защитить, кроме этого меча, которым ты безрассудно размахиваешь? А мои бумаги могут обеспечить ей безопасность.

Макгиливрей скрипнул зубами. Он вынужден был признать, что Ангус в чем-то прав. Он никогда не думал о том, что станет с Энни в случае их поражения, старался гнать от себя мысли об этом. Энни считала Джона бесстрашным, но сам-то он знал, что он такой же человек из плоти и крови, как и все…

— Хорошо, — произнес он. — Клянусь, что Энни об этом не узнает. Я даже не стану рассказывать ей о нашей встрече, об этом разговоре. Стоит мне заикнуться хотя бы одним словом, как она тут же начнет вытягивать из меня все подробности, а лгать ей я не могу. Но я постараюсь, чтобы во время боя она держалась подальше от самых опасных мест.

— Умоляю тебя, Джон, постарайся, постарайся любой ценой! Привяжи ее к дереву, в конце концов, если по-другому не сможешь, — я разрешаю.

— Энни — не кукла, Ангус. К тому же она единственная, кто может удержать Ферчара…