Меч и роза - Кэнхем Марша. Страница 83

– Алекс, – он негромко засмеялся, – кажется, в моей никчемной жизни настал переломный момент.

– Не только в твоей, – отозвался Алекс, не отрывая глаз от дверей Куллоден-Хауса, откуда вдруг начали выходить » люди.

Обернувшись, Алуин увидел, что к ним спешит Лохиэл.

– Лорду Джорджу удалось убедить принца: нельзя ждать, когда Камберленд атакует нас. Надо застать его врасплох в лагере, среди ночи.

Алекс напрягся.

– Сегодня?

– Да, брат, – взволнованно подтвердил Дональд. – Англичане празднуют, к ночи они наберутся так, что не смогут пройти и в дверь амбара. Мы застали их врасплох в Престоне, потом в Фолкерке. Если мы и на этот раз прибегнем к той же уловке, война закончится раз и навсегда.

– Но кланы разошлись, – осторожно возразил Алуин. – К ночи нам вряд ли удастся собрать их все. Мало того, нам предстоит пройти десять миль по полям и болотам, а многие из нас ничего не ели со вчерашнего дня...

– Да, да, Маккейл, я все помню, но выбора у нас нет: либо мы сегодня же пройдем эти десять миль, либо завтра утром опять будем мерзнуть на этой чертовой равнине. Больше лорду Джорджу ничего не удалось добиться от принца. Мы не можем отказаться от своих намерений только потому, что у кого-то в желудке пусто и голова гудит от недостатка сна. И кроме того, проклятый ирландец, который слишком высоко задирает нос, уже намекнул, что мы, горцы, смелые только до поры до времени, а когда нам прижимают хвост, мы начинаем умолять об отступлении.

– И не зря, – еле слышно заметил Алуин и был награжден укоризненным взглядом горящих синих глаз Лохиэла.

– Честь легко потерять и почти невозможно вернуть. От такой потери страдает не только сам мужчина, но и его сыновья и внуки. Бог милосерден лишь к тем, кто защищает свою честь, рискуя жизнью.

– Не только Бог, но и герцог Камберлендский, – мрачно отозвался Алекс, отбросил ногой охапку сена и надел на жеребца седло. – Будем надеяться, что они оба сегодня сжалятся над нами.

В это время Уильям, герцог Камберлендский, вышагивал по скрипящим половицам библиотеки Балблэйр-Хауса, сцепив руки за спиной и выпятив внушительный живот. Над белым кружевным воротником багровело одутловатое лицо, рисовая пудра с парика осыпалась на плечи. Выпученные глаза казались огромными и черными, массивный нос нависал над ртом, похожим на щель, почти незаметным, если не считать тех редких мгновений, когда герцог улыбался.

– Стало быть, они весь день проторчали на равнине? Готов поручиться, что храбрые вояки в юбках в бешенстве.

– Вы правы, ваша светлость, – усмехнулся Гамильтон Гарнер. – Будем надеяться, что к утру дождь смоет их вонь.

Герцог хмыкнул, расхохотался и вытер слезы с ресниц.

– Хорошо бы! Что у вас еще, майор? Вы похожи на довольного кота из поговорки, налакавшегося сливок.

– Нам сообщили, что сегодня армию возглавил сам принц, а лорду Джорджу Меррею поручил командовать отрядом его клана.

Герцог нахмурился, уставившись на Гамильтона:

– Вы уверены? С какой стати он отстранил от командования единственного среди мятежников мудрого человека?

– Возможно, принц жаждет славы.

– Если так, он поступил просто глупо. Но для нас это огромное преимущество, которым я не премину воспользоваться.

– По численности мы превосходим мятежников почти вдвое, ваша светлость. Совсем недавно наши разведчики донесли, что четверть, а то и треть армии мятежников рассеяна по всей Шотландии.

– Майор, численный перевес, или его отсутствие, прежде их не останавливал. Насколько я помню, мятежников было вдвое меньше, чем нас, при Престонпансе и втрое меньше в Фолкерке.

– Но они напали на нас неожиданно.

– Да, у них не отнимешь умения ползать по болотам среди ночи, появляться как из-под земли и спускаться будто с небес.

– Я уже приказал утроить число часовых и менять пароли не каждый час, а каждые полчаса, – заверил герцога Гамильтон. – Они не пройдут и пяти миль, как мы узнаем об этом.

– А как вы оцениваете настроения наших солдат? Только будьте откровенны, майор.

Помня о пристрастии герцога к словесным ловушкам, Гамильтон заговорил, старательно выбирая слова:

– Само собой, наши солдаты волнуются, ваша светлость. Пожалуй, даже немного тревожатся. Горцы внушают им почти суеверный страх, несмотря на то что наши солдаты уже научились отражать неистовые атаки, которые так пугали их раньше.

Герцог задумчиво поджал губы.

– Пожалуй, стоило бы повесить кое-кого в назидание остальным: трус, повешенный публично, превращает в отчаянных храбрецов дюжину солдат. Я не хотел бы увидеть свою армию обратившейся в бегство, майор.

– Столь радикальные меры нам вряд ли понадобятся, ваша светлость, – отозвался Гамильтон и сунул руку во внутренний карман своего алого кителя. – Сегодня утром в нашем распоряжении оказался один документ, который поможет нам без труда подхлестнуть солдат. Вы позволите?

Камберленд согласно кивнул, и Гарнер извлек из кармана два свернутых листа бумаги.

– Вот это, – он взял верхний лист, – копия приказа лорда Джорджа Меррея. Сегодня утром мы перехватили двух шпионов, обследовавших дорогу от равнины до нашего лагеря. В приказе говорится: «Его королевское высочество приказывает каждому воину всех подразделений армии оставаться в своем подразделении днем и ночью вплоть до полного завершения битвы. Это относится как к всадникам, так и к пехотинцам. Приказ будет передан каждому офицеру...» – и так далее, и тому подобное.

Камберленд взял у него приказ, быстро пробежал глазами и обратил внимание на аккуратную подпись лорда Джорджа Меррея и дату – 14 апреля.

– Это обычные распоряжения. Что в них особенного? Гарнер почтительно улыбнулся:

– Я взял на себя смелость прибегнуть к помощи сомнительных талантов одного из наших писцов... и вот что из этого вышло, ваша светлость.

Камберленд взял второй лист и просмотрел его. Лист был исписан тем же размашистым, но аккуратным почерком, под приказом стояла та же подпись, и приказы остались прежними – за исключением одной короткой фразы. Он прочитал:

– «Его королевское высочество приказывает каждому воину всех подразделений армии оставаться в своем подразделении днем и ночью вплоть до полного завершения битвы... – Он умолк, коротко взглянул на Гамильтона Гарнера и закончил: – И ни при каких обстоятельствах не щадить противника. Это относится как к всадникам, так и к пехотинцам...»

– А еще я отважился показать второй документ полковнику Джону Кэмпбеллу из клана Аргайлов, – сообщил Гамильтон.

– И что же?

– Выражение «не щадить» возымело желаемое воздействие. Как вам известно, Кэмпбеллам не терпится вступить в бой с враждебными кланами – особенно с Камеронами и Макдональдами. Уже много лет они ведут кровопролитную вендетту и без малейших колебаний перебьют врагов до последнего, как только им представится шанс.

– Понятно... – Камберленд и вправду все понял. Прочитав этот приказ, простой солдат, уже напуганный рассказами про воинов-горцев, истолкует его как разрешение забыть о милосердии, не щадить на поле боя никого, даже раненых. Благодаря вставленной фразе приказ разрешал резню и подкреплял убеждение в том, что мятежники – кровожадные дикари, приносящие людей в жертву друидам и пьющие кровь зарезанных врагов. Конечно, многие знали, что в армии Чарльза Стюарта за ранеными пленниками заботливо ухаживают. И все-таки человек, идущий в бой в уверенности, что даже в случае поражения он может остаться в живых, будет защищаться не так отчаянно, как солдат, заранее напуганный предстоящей бойней.

– Я поклялся раз и навсегда подавить восстание якобитов, – пробормотал себе под нос Камберленд. – Даже если ради этого понадобится истребить всех горцев до единого – мужчин, женщин и детей.

Гамильтон Гарнер молча ждал его решения.

Камберленд опять взглянул на оба приказа, затем взял один из них и поднес уголком к свече. Бумага потемнела, свернулась, внезапно вспыхнула. Пламя стало жадно пожирать чернильные строчки одну за другой. Уронив горящий документ, Камберленд дождался, когда пламя потухнет, и растоптал пепел.