Публичные признания женщины средних лет - Таунсенд Сьюзан "Сью". Страница 42

Наши больницы

Меня давно волнует безобразное отношение к старикам в некоторых наших больницах. Эта тема до сих пор нечто вроде табу, поскольку традиционно считается, что медицинский персонал, особенно сестры, просто ангелы, а потому вне критики. Большинство медсестер действительно трудолюбивые, профессиональные и добрые люди, но есть и другие, и эти немногие осложняют жизнь коллегам и делают ее совершенно невыносимой для тех несчастных, которых им доверяют.

Люди моего поколения в основном согласны, что уровень работы медсестер в нашем здравоохранении снизился. Я не ностальгирую по «старым добрым временам»: сегодня уровень жизни большинства людей неизмеримо выше. Но для пациентов больниц те времена действительно «старые и добрые». Знаю по себе, ибо в молодости я не раз лежала в больнице. Позвольте рассказать молодежи, как раньше обстояли дела в типичной больничной палате.

Сама палата представляла собой длинную комнату с рядами кроватей. Большие окна дарили свет и неплохую панораму. Лежачие, тяжелые больные, которые не могли читать или развлекаться, наблюдали за сменой погоды и игрой солнечных лучей. Разбавляло скуку и нескончаемое движение в палате: нянечки занимались уборкой, врачи — осмотром пациентов, на тележках развозили напитки и лекарства, туда-сюда бегали медсестры… все у вас на глазах.

Едва пациенту разрешали ходить, он мог при желании помогать сиделкам в палате или на больничной кухне, это поощрялось и освобождало медсестер для ухода за больными.

Среди медсестер существовала жесткая иерархия. Главными были старшие медсестры. Дамы весьма внушительные, они носили особые халаты и белые присборенные шапочки, причем в каждой больнице была своя форма, которую полагалось ежедневно стирать и отглаживать. Старшим сестрам принадлежала вся полнота власти, жизнь их подопечных была расписана по минутам, и отступления от заведенного ритуала исключались. По утрам каждого пациента прямо в постели обтирали, у лежачих пролежни припудривали тальком. Нам чистили зубы, причесывали, помогали переодеться в чистое. Затем меняли постельное белье, и мы вновь откидывались на белоснежные подушки, будто изнеженные персоны королевской крови.

Старшие медсестры были постоянно начеку: пролежни, послеоперационная инфекция, любая грязь — все это считалось позором для больницы. Стариков кормили, усадив на подушки, и не выписывали, пока они не были в состоянии питаться сами. Все чувствовали себя спокойно и свободно. Любая грубость медсестры по отношению к пациенту сразу же отмечалась и так же быстро пресекалась.

Я очень расстроилась и огорчилась, попав в прошлый раз в больницу. Электричество горело целыми днями, а палата была поделена на отсеки, отчего возникало чувство изоляции. Постельного белья и подушек не хватало. Похоже, никто ни за что не отвечал, часто происходила путаница с лекарствами, иногда больные получали двойную дозу лекарств и процедур. Несколько раз вышло так, что пациент сутки голодал, целую ночь готовился к операции, а наутро операцию отменяли.

Но самое ужасное — отношение к некоторым пожилым пациентам. Я наблюдала за одним божьим одуванчиком, ее привезли в больницу из муниципального дома престарелых, со сломанным от падения бедром. Назову ее миссис Янг. Она лежала на спине, не видя ничего, кроме пустого серого потолка. Иногда звала своего давно уже покойного мужа. Еду ей ставили на тумбочку, после чего уносили, остывшую и нетронутую. Питье тоже ставили так, что не дотянуться. Старушка раз за разом просила, чтобы ей принесли судно. Часто судно приносили слишком поздно, и она была вынуждена лежать в нечистотах. Сама она умыться и причесаться не могла, а медсестры об этом не заботились. Никто ее не навещал. «Ответственная сестра», приставленная к ней, разговаривала с ней неуважительно и грубо, как и с остальными.

Я вступалась за миссис Янг, но, будучи сама прикованной к постели, не могла ей помочь делом. Таких миссис Янг в палате было немало, и мне до сих пор стыдно, что я не подала официальную жалобу.

После выписки я вернулась за историей болезни для участкового терапевта. В больнице не смогли найти ни этого документа, ни рецепта, по которому мне выписали лекарства. Миссис Янг все еще лежала в палате, глядя в потолок, и волосы у нее торчали во все стороны. Хотелось бы похвастать, что я позаботилась о ней, но, увы, я этого не сделала.

Бросаю курить

Не хотелось бы, чтобы вы решили, будто я не вылезаю из больниц, но, представьте, я снова там побывала. Помните сиднейский грипп? Он меня свалил 11 января в два часа пополудни. Да, именно такая точность, потому что без пяти два я была как огурчик, а через триста секунд чувствовала себя так ужасно, что с трудом поднимала голову. Назавтра вызвали врача. Он и сам выглядел не слишком здорово.

— Пролежал с гриппом пять дней, — объяснил он, с сочувствием глядя на меня, и добавил: — Но так худо мне не было.

— Пять! — ужаснулась я, откидываясь на подушки. — Где их взять? Мне нужно объездить полстраны, встречаться с людьми, переписывать сценарии.

Я вечно переписываю сценарии. Я сравниваю себя с Сизифом: его обрекли пожизненно вкатывать камень на гору, а потом с вершины смотреть, как камень катится вниз. Но мой грипп растянулся на три недели. Как у многих других, у меня развилось осложнение (пневмония), и после нескольких ужасных дней дома меня отвезли в больницу и положили на чудную белую постель, к радости капельницы и кислородной маски. По-видимому, я склонна ко всякого рода зависимостям, потому что кислород мне понравился, и накануне выписки трубки пришлось вырывать из моих ноздрей чуть ли не силой.

Три недели — мой личный рекорд воздержания от сигарет, с четырнадцати лет. Лежа в удобной больничной постели, я пыталась представить, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не курила. Ужас! В воображении я рисовала, как вхожу в ресторан и прошу посадить меня — рука не поднимается такое написать! — на место для некурящих.

Всю свою взрослую жизнь я где-то даже жалела некурящих и удивлялась, что люди добровольно отказывают себе в одном из главных удовольствий. В ресторанных уголках для курящих и народ вроде бы веселее, энергичнее. Там больше смеха, там пьют больше, там всего больше. Как же мне расстаться с родными по духу? Одна сторона моей расщепленной личности (ее зовут Сью) живет под девизом «слишком много не бывает»; неужто мне придется жить по правилам моей пуританской и осуждающей половины (Сьюзен), под девизом «излишество грешно и безнравственно».

Сегодня я прочла в газете, что сигареты вызывают такую же зависимость, как героин и кокаин, следовательно, участковые врачи должны относиться к курильщикам так же, как к алкоголикам и наркоманам. Министерство здравоохранения обязано разработать курс лечения, чтобы отучать от никотина, — утверждает профессор Мартин Джарвис, член Консультативной группы по табаку, подготовившей отчет по поручению Королевского врачебного колледжа.

Могу заверить профессора Джарвиса, что у меня жестокий синдром отвыкания. Пока я не освобожусь от зависимости, меня, может быть, придется держать в смирительной рубашке, как Джека Леммона в фильме «Дни вина и роз» [40].

Мне предстоят попытки и пытки. Я еще справляюсь дома, где пишу и провожу почти все время, что уже победа: раньше я закуривала, даже чтобы написать записку разносчику молока. Но как мне гулять без сигареты по саду? А как вынести долгие поездки в автомобиле, ведь сигареты так успокаивают? Как теперь быть с парижскими кафе на открытом воздухе? Разве можно насладиться вкусом кофе без праздника сигареты?

Профессор Джарвис в своем отчете призывает установить контроль за потреблением табака наравне с остальными наркотиками. Но это породит лишь подпольный рынок, где заядлые курильщики будут добывать себе дурь. Торговцы табачными изделиями превратятся в воротил преступного мира. Пооткрываются подпольные клубы. Их назовут «Папироска», «Бычок» или даже «Соска» — для самых заядлых наркоманов.