Ковентри возрождается - Таунсенд Сьюзан "Сью". Страница 24
СЛЕДОВАТЕЛЬ. И ваши дочки все это время находились в этой же комнате?
КЭРОЛ. Да, сидели в уголке, у телевизора. Они так напугались, что ни двинуться, ничего не могли. А мне куда деваться? Я сидела, придумывала имена мужчин и писала их на листке. Сказать по правде, я ведь была между двух огней. Не напиши я ни слова, он бы мне врезал за то, что не слушаюсь его, а напиши я…
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Дать вам… стакан воды… салфетку?
КЭРОЛ. Нет, все нормально. Извиняюсь, у меня же есть платок-то. Он прямо как с ума спятил, стал орать, как он пойдет и вышибет… извиняюсь, тут он ругательное слово сказал… из каждого в этом списке. Он говорил, что я недостойна носить благородное имя Фоксов и что я-де была для него как камень на шее, из-за меня он, мол, и в жизни ничего не добился. Лицо у него стало как свекла, и глаза прямо вылезли на лоб. А на шее вены набухли и как-то вроде двигались. Я еще подумала: «О господи, Кэрол, он же тебя убьет!» Обычно-то, когда он вроде как не в духе, он все вокруг вдребезги разносит…
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы хотите сказать – он бросает вещи?
КЭРОЛ. Швыряет что ни попадя. В меня, бывало, не только вещи летели… В тот раз, правда, не стал. Вот я и поняла, что мне достанется как следует; так оно и вышло. Начал пинать меня по ногам, пока я сидела. Потом поднял меня за волосы и стал колотить по лицу. Дочки, дочки… они… ну, они…
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Успокойтесь, миссис Фокс. Пожалуйста, не торопитесь, успокойтесь сначала.
КЭРОЛ. Ну, так дочки, они плакали и кричали: «Папочка, не надо!» – и все такое. Потом он схватил меня за горло. Прямо как по телевизору показывают – совсем спятил. Душил меня и на меня же вопил. Тут входит Ковентри, она через дорогу живет, и бьет его солдатиком, и он сразу свалился, и из ушей кровь пошла.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Ковентри, то есть Ковентри Дейкин, сказала что-либо перед тем или после того, как ударить вашего мужа?
КЭРОЛ. Сказала что-то такое вроде: «Хватит, сыта тобой по горло», а потом ударила; а уж как ударила, ничего не говорила. Просто выбежала, и с тех пор ее никто не видал. Ну, никто из тех, кто здесь живет.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Миссис Дейкин жила напротив вас?
КЭРОЛ. Да, в доме номер 13.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. У вас шторы не были задернуты?
КЭРОЛ. Я тогда их еще не задернула, нет.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Значит, миссис Дейкин могла наблюдать события, предшествовавшие смерти вашего мужа?
КЭРОЛ. Не знаю, я извиняюсь… Повторите, пожалуйста?..
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Миссис Дейкин видела, как муж избивает вас?
КЭРОЛ. Наверно. Она у себя занавески-то не задернула. Она уж не первый раз видела, как он меня колошматит.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Миссис Фокс, вы сказали, что ваш муж тут же упал и из ушей у него пошла кровь. Кровь пошла у него из ушей сразу же или прошло какое-то время, прежде чем вы заметили кровь? Подумайте хорошенько, пожалуйста.
КЭРОЛ. Сразу и пошла, как только голова о ковер стукнулась. Даже забрызгала мой коврик из зебры перед камином. Голова-то от удара аж подскочила, понимаете, тут и кровь побежала.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Благодарю вас, миссис Фокс. Вы дали прекрасные показания. И заседатели, и я глубоко сочувствуем вам.
КЭРОЛ. Спасибо. Если бы не Ковентри, наверно, лежать бы теперь мне мертвой вместо него. Она мне услугу сделала.
СЛЕДОВАТЕЛЬ. Последние замечания свидетельницы присяжные не должны принимать в расчет. Благодарю вас, миссис Фокс.
КЭРОЛ. Извиняюсь. Спасибо, ваша честь… извиняюсь, господин следователь. Мне садиться на то место, где я до того сидела?
27. Субботнее утро в Алгарви
Потные тела Сидни и Руфи, разъединяясь, издали громкий чавкающий звук, вроде того, какой слышится, когда с блюда поднимают сильно пропитанный бисквит. Руфь покраснела и спрятала лицо под влажной простыней. Сидни зажег сигарету и откинулся на спину, пристроив на влажном животе пепельницу в португальском народном стиле. Это была у них последняя возможность спокойно, не торопясь заняться утром любовью. Завтра в это время все должно быть упаковано, и они, встав ни свет ни заря, будут уже гнать в такси сломя голову в аэропорт.
Зазвонил стоявший у постели телефон. Сидни знал, что добра от него не жди, поэтому не стал брать трубку. Звонит, и звонит, и звонит. Руфь сунула голову под подушку.
– Ну пожалуйста, Сидни.
– Нет, пускай себе звонит.
– Может, это моя мама.
– Не может, я дал ей не тот номер.
– Нарочно?
– Да.
– Какой же ты паршивец. Правда, Сидни.
Сидни залюбовался телом жены – она встала с постели и, неслышно ступая по выложенному плитками полу, принялась искать кимоно. Телефон продолжал звонить.
– Сидни, возьми трубку, у меня уже уши болят!
– Нет. Господи, какой потрясающий у тебя загар, Руфь. Спина – как поджаристая корочка. Нет-нет, не надо ничего надевать, я хочу смотреть на тебя.
– Ты две недели ничего не делал, только смотрел на меня. Даже противно. У меня иногда мурашки от тебя. Просто ненасытный какой-то. Ты ненормальный, Сидни. Я же понимаю, дело совсем не в том, приятно на меня смотреть или нет, правда? ВОЗЬМИ ТРУБКУ!
– Нет, иди-ка в постель.
– Нет.
– Нет?
– Да. Нет!
Руфь прежде уже участвовала в игре «укрощение строптивой». Один-два раза она даже получила от игры удовольствие, но сейчас, когда звонит телефон, а от нее после любовных утех еще пахнет как из аквариума, она играть не желает. Она «нет» сказала всерьез. Руфь вышла из спальни в гостиную, где окна были закрыты ставнями, и сняла трубку с другого телефона, более затейливой формы.
– Алло?
– Миссис Ламберт? Миссис Руфь Ламберт?
– Да.
– Говорит инспектор сыскной полиции Слай. Я просто хотел спросить, не получили ли вы каких-либо сведений от вашей золовки Ковентри?
– Да, она мне звонила на этой неделе. Вы полицейский?
– Она вам сказала, где она?
– Да, в Лондоне. Она попала в аварию?
– Ваш муж рядом, миссис Ламберт?
– Да.
– Можно мне с ним поговорить?
Сидни все еще лежал на постели. Зажав в руке зеркальце, он рассматривал основание своего торчащего члена.
– Сидни! Господи помилуй, чем ты занимаешься?
– Всего-навсего проверяю, нет ли у меня рака яичек.
– Не лги, Сидни, ты любовался собой. Кто это станет так улыбаться, когда проверяет себя насчет рака? Тебя требуют к телефону; полицейский… Что-то там с Ковентри.
Сидни снял трубку с аппарата у кровати:
– Сидни Ламберт у телефона.
– Это инспектор сыскной полиции Слай, сэр. Полицейский участок на Траскотт-роуд. Из того, что сообщила ваша жена, следует, что вы скрывали от меня определенные сведения. Когда вы возвращаетесь в Англию?
– В воскресенье к вечеру, – сказал Сидни. Его член стремительно опускался.
Сидни положил трубку.
28. Как живет другая половина
Додо собирается сходить домой и взять кое-какую одежду. Она хочет, чтобы я пошла с ней. «Домой» – это туда, где живет в Лондоне ее брат. Нам надо быть поосторожнее, потому что, как считает Додо, власти за ней охотятся. У нее нет бумажки, удостоверяющей, что она вполне нормальная. Я всегда боялась властей. Хоть я пешеход, но трепещу перед инспекторами дорожного движения. Сама не знаю почему.
Сегодня утром мы идем попрошайничать; Додо говорит, что суббота – самый благоприятный для этого день. Потом, ближе к вечеру, мы намерены заняться переустройством своего картонного дома, а позже, когда станет темно, пойдем на Флад-стрит, где живет с женой Николас Катбуш. Детей у Катбушей нет: у Николаса плохая наследственность, а его жена занята собственной карьерой.
Попрошайничаем мы вот как. Мы всегда обращаемся к женщинам нашего возраста и того круга, к которому от рождения принадлежала Додо. Предпочитаем утомленных на вид женщин с большими хозяйственными сумками. Найти их не сложно. Мы встаем у дверей дорогого универмага типа «эксклюзив» (когда я была маленькой, то думала, что зайти в такой магазин, единственный в нашем городе, может только член какого-нибудь клуба или общества). Мы с Додо обязательно держим в руках сумки из универмага «Харродз». На ночь мы кладем их под себя, чтобы разгладить помявшийся полиэтилен. Когда нам на глаза попадается вконец уморившаяся женщина, мы начинаем действовать. Додо разражается слезами и страдальчески кричит: