Ковентри возрождается - Таунсенд Сьюзан "Сью". Страница 25

– О боже мой, там же было все: кошелек, записная книжка «Филофакс» в кожаном переплете, рецепты, инсулин. – Потом, уже добившись внимания измотанной женщины (в девяти случаях из десяти), Додо восклицает: – Ах, нет! Не может быть!.. Фотографии детей!

Моя роль состоит в том, чтобы утешать Додо, просить женщину помочь, а когда она уже участвует в спектакле, ахнуть и произнести:

– Додо, а мой кошелек, помнишь? Я еще попросила положить его к тебе в сумочку. Теперь нам даже такси не на что взять.

Тут Додо должна снова разрыдаться (это у нее на редкость здорово получается). Как правило, наши замотанные женщины выкладывают деньги на такси без прямых просьб. В среднем два фунта. Неужели они полагают, что на два фунта можно хоть куда-то уехать?

До сих пор самое большее, что нам удавалось наклянчить за день, – это двадцать восемь фунтов. Само собой, мы разделили их поровну. Я на свои купила теплое белье и носки. Додо же просадила деньги на бутылку водки и бельгийские шоколадные конфеты из дорогого универмага «Либертиз». Я знаю, что это не может продолжаться вечно. Я не хочу так жить.

– Дорогая, – говорит Додо, – мы же оказываем им услугу. Представь, как они счастливы, что сумели помочь двум временно нуждающимся женщинам. И для них это забавная история, правда? Есть что рассказать своему придурку.

Додо всех мужчин называет «придурками», они ей не очень-то нравятся. А мне нравятся… в общем.

Мы брели вдоль набережной, пока не стемнело. В невидимой воде поплыли отражения освещенных зданий, и тогда мы отправились на Флад-стрит. Где мы только не ходим. Додо нравится показывать мне интересные дома и прочие достопримечательности. Я уже знаю, как какой мост называется. Сегодня, когда мы шли по Вестминстерскому мосту, я заставила Додо остановиться и долго глядела на город, простирающийся вверх и вниз по течению. Додо обозвала меня провинциалкой, но сама посмотрела вокруг и сказала: «Милый старый Лондон», и мы пошли дальше. Нам понадобилось четыре часа, чтобы добраться до Флад-стрит. Я была разочарована. Я ожидала, что дома здесь будут больше. Додо ведь говорила, что ее брат был когда-то членом кабинета министров. Или она сказала – мастер по кабинетной мебели?

К одному из домов подъехала машина, вышел шофер и открыл заднюю дверь. Из автомобиля вылез высокий смуглый мужчина. В руках он держал огромный букет темно-красных роз.

– Это Ник, – сказала Додо. – Похоже, он дочиста обобрал цветочный магазин «Интерфлора».

Тихо урча, машина отъехала, и Додо подбежала к брату:

– Ник!

Он отскочил от нее и с трудом всунул ключ в скважину на блестящей черной двери.

– Не сегодня, Додо. У нас люди, и я опаздываю.

– Мне только нужна кое-какая одежда. Это моя подруга.

Мы стояли на пороге, уже ступив одной ногой в дом, подобно настырным свидетелям Иеговы.

– Додо, сегодня у Кэролайн день рождения, у нас званый ужин.

– Тогда я хочу поздравить ее с днем рождения, Ник. Пусти меня, пожалуйста.

– Додо, ты просто безмозглая корова.

– Ублюдок.

– Сука.

К нам вышла высокая худая женщина в шуршащем платье.

– Нек? Это ты, Нек? Что это у тебя?

– Привет, Кэро. Додо, отвали. Отвали, Додо!

– Ах, Додо, неужели это ты, дорогая?

– Да. Это Додо, чтоб ее, явилась нам все испортить. Ах да, эти цветы для тебя, дорогая. С днем рождения!

– Спасибо. Додо, как ты прекрасно выглядишь! Ты по-прежнему живешь среди подонков? Входи и закрой дверь. Это кто, подруга?

– Да, подруга, мы в одной коробке живем. Я зову ее Яффа, в честь этого сорта апельсинов – из-за цвета волос.

– Здравствуйте, Яффа. Меня зовут Кэролайн. Вы, полагаю, уже познакомились с моим мужем.

Мы втиснулись в крошечную прихожую. В конце коридора слегка приоткрылась дверь. Мне были видны сверкающая люстра, свечи, серебро, крахмальная скатерть и половина платья, открывавшего плечи. Слышались голоса с безупречным выговором и довольный смех. До меня долетел запах еды, горящих углей и цветов. Звуки классической музыки напомнили о радиопередаче «Любимые мелодии семьи» и о телеведущем Клиффе Мичелморе.

Дверь в конце коридора отворилась, и в ней возникло хорошо известное лицо. Оно не было знаменитостью, не участвовало в телеиграх, но почти каждый вечер оно появлялось на экране телевизора. Оно имело какое-то отношение к правительству, закону, к полиции… к Министерству внутренних дел. Судя по выражению, лицо жутко обрадовалось Додо.

– Ну, провалиться мне на этом месте, если это не Додо! Мы только что о вас говорили. Кэролайн сказала, что вы теперь вполне здоровы.

– О, вполне. Вы жутко выглядите, Поджер.

– Это все новая должность; ваш братец виноват. Если бы он тогда не влип, я и сейчас еще дремал бы у себя в Минсельхозрыбе.

– Да, мне жаль, что тебе пришлось уйти с работы, Ник, – сказала Додо.

Тем временем мы уже шли к сверкающей огнями комнате.

– Сам виноват, идиот, – сказал Ник, – незачем было таскать документы отдела МИ-5 [23] в бар «У Граучо».

– Беда не в том, сынок. Глупо было оставлять их там. Вот на них и наткнулся Ян Хислоп [24].

Все долго и весело смеялись, и мы вошли в столовую.

– Додо! – вскричали одновременно четыре хорошо одетых человека. Началась суматоха, так как каждый хотел ее обнять. Ник, надувшись, стоял в стороне. Стряхнув с себя обнимавших, Додо представила меня:

– Это Яффа, мы живем в одной картонной коробке.

Новый взрыв смеха. Я пожала каждому мягкую руку, а потом Кэролайн увела меня к себе почистить перышки. Додо осталась внизу сплетничать с друзьями.

По стенам двух комнат были развешены туалеты Кэролайн. Она велела мне побыстрее выбрать, что приглянется. Тем временем ванна уже полнилась душистой пеной.

Я выбрала вечернее без бретелей платье из зеленого атласа, с жестко накрахмаленной юбкой в оборках и дюжиной тюлевых нижних юбок. У каждой был свой оттенок зеленого, как у графств на карте Ирландии.

– Сколько тебе лет? – спросила Кэролайн, когда я, вымывшись и одевшись, расчесывала волосы.

– Сорок завтра, – сказала я.

– Да?! Ни хрена же!

Я положила щетку назад, на забитый туалетный столик; надо было знать французский на «отлично», чтобы разобраться во всех этих баночках и флакончиках.

– Берите, берите, Яффа. Это все беспошлинная дребедень. Не очень-то романтично, правда? Мой муж, когда опаздывает на самолет, врывается, как бык, в магазин беспошлинных товаров и хватает с парфюмерного прилавка бутылку, любую. «Надо ведь жену порадовать, – думает он, – надо ей привезти подарочек». – Она внимательно взглянула мне в лицо. – Вы не пользуетесь замазкой?

– Извиняюсь?

– Косметика. Никакой косметики?

– Нет.

– Ни хрена же! Вы хотите сказать, у вас просто такое лицо?

– Да.

Кэролайн вывела меня из комнаты, мы стали спускаться по лестнице. Она положила белую руку мне на плечо.

– Кстати, Яффа, не обижайтесь, но никогда, никогда не говорите «извиняюсь». «Извиняюсь» говорят торгаши в бирмингемских бистро.

На лестнице к нам подошла Додо. Она тоже преобразилась, как и я. Черные волосы зачесаны назад и стянуты в узел. На ней бархатное платье с открытой спиной. Шея чистая. Кэролайн выразила неодобрение.

– Опять черное, Додо?

– Ах, ну не могу же я надеть цветное, Кэролайн. Я еще отнюдь не настолько счастлива.

– Пора тебе успокоиться по поводу Джефа, До. Уже три года, как он гниет в гробу.

– Пойдем завтра навестим Джефа, – обратилась ко мне Додо. – Завтра ведь воскресенье?.. И отнесем Джефу цветов.

– Завтра брат прилетает, я хочу его встретить, – сказала я.

– Успеем и то и другое. – Додо сжала мне руку, и мы вошли в столовую.

Весь обед собравшиеся заставляли Додо рассказывать смешные истории про Картон-сити. Почти все, что она говорила, было неправдой. Я редко смеялась вместе со всеми. Ничего забавного в Картон-сити нет. Он вполне реален.