Благие намерения - Робертс Нора. Страница 48

— Я про то, что связаться с ней придется тебе. Я пас. Пусть побережется, пока все это не кончится. Только ограничься текстовым сообщением, а то вы зацепитесь языками и начнете болтать о прическах. В таких случаях меня так и подмывает тебе наподдать.

Пока Пибоди выполняла указание, Ева стала искать, где бы припарковаться вблизи приземистого тоскливого здания, где помещалась фирма «Арсениал Инвестигейторс». Махнув рукой — внедорожник так велик, что никуда не влезает, — она выбрала место на чудовищно дорогой частной парковке.

— Тридцать два пятьдесят в час! — Она засунула билетик в карман. — Хозяина этой обдираловки надо привлечь за мелкое мошенничество. К концу дня оно вырастет до крупного.

— Хотя бы ледяной дождь перестал!

Это не обрадовало Еву, потому что тащиться два с половиной квартала пешком все равно неприятно.

У дома разбили лагерь бездомные, выставившие напоказ свои разрешения. Один, такой лохматый блондин, что кажется, в его гриве запуталась молния, наигрывал что-то тоскливое на губной гармонике. Две проститутки в микроюбчонках и сетчатых чулках, судя по виду, только-только достигшие возраста легального промысла, тряслись от холода у подъезда. На углу дымилась тележка с хот-догами. Привалившийся к ней продавец от безделья лакомился своим товаром.

Ева ступила на узкую лестницу под указующим перстом с надписью:

«Арсениэл Инвестигейторс»

3-й этаж

На первом этаже разместились ломбард и салон гадалки мадам Курракус, офисы на втором ждали арендатора.

Забравшись на третий этаж, Ева и Пибоди позвонили в звонок сбоку от железной двери. Услышав зуммер, Ева толкнула дверь.

В приемной длинный стол с устаревшим центром связи, за которым орудовала неприветливая брюнетка. Здесь же находились два оранжевых пластмассовых кресла и торговый автомат, принимавший монеты и купюры.

Брюнетка, прервав работу, недовольно спросила гнусавым голосом, которым впору предупреждать корабли о рифах в ненастную погоду:

— Вам назначено?

— Теперь назначено, — сказала Ева, показывая жетон.

Брюнетка заерзала и запустила руку под стол. «Кнопка предупреждения о приходе копов», — догадалась Ева.

— Мистер Арсениэл отсутствует, он на расследовании. Можете оставить вашу контактную информацию.

— Мистер Арсениэл у себя в кабинете, закинул ноги на стол и чешет задницу. Неважно, мы пришли к Джине Тортелли.

— По какому делу? — прогнусавила брюнетка.

— Вас это не касается.

— Нельзя ли повежливее?

— Такая уж у меня работа. Раз мистера Арсениэла так пугают визиты копов, значит, у него есть на то причины. Я могу выяснить эти причины и превратить его жизнь в ад. Чтобы этого не произошло, вызовите Джину Тортелли.

— Минуточку. Ну, вы даете! — Она нажала кнопку бесшумной связи и взяла коммуникатор.

— Джина, тут две с жетонами хотят тебя видеть, а зачем, не говорят. Конечно. — Она разъединилась. — Сейчас явится. Можете пока присесть.

Ева покосилась на пластмассовые кресла, представила, чьи зады их грели, и отрицательно покачала головой.

Появилась Тортелли, настроенная на конфликт. Судя по данным, в ней было пять футов восемь дюймов, зашнурованные сапоги на каблуках добавляли еще пару дюймов. Светлые волосы заплетены в короткие дреды. Ева вспомнила, как Хастингс определил цвет кожи напавшей на него женщины: кофе с молоком, молока побольше.

Подходит!

Ее темные глаза сузились, потом, узнав Еву, она изобразила безразличие.

— Шарите по трущобам, лейтенант? — Евино звание она произнесла с подчеркнутым презрением.

— Работаю. Хотите говорить прямо здесь?

Тортелли уперлась одной рукой себе в бок, другой сделала нетерпеливый жест.

— Если вам есть что сказать — выкладывайте.

— Есть два трупа и одно нападение вчера вечером. Вы подходите под словесный портрет.

Тортелли засопела, но быстро взяла себя в руки.

— Ерунда. Я видела рисунок, который вы распространили. На него похожа половина жителей Нью-Йорка.

— Вы прослужили достаточно долго, чтобы знать, что мы даем прессе не все. Расскажите, где вы были двадцать седьмого декабря между семнадцатью и девятнадцатью часами.

— Я ничего вам не скажу без адвоката.

— Хорошо, свяжитесь с адвокатом, пусть едет к нам в Управление.

— Я никуда не должна с вами ехать.

— Хотите так — давайте. Мы побеседуем с вашей матерью.

— Идите на хрен! — крикнула Тортелли, стоило Еве шагнуть к двери. — Не смейте приближаться к моей матери.

— Еще как приближусь. Захочу — сядет в каталажку. Я могу обвинить ее в угрозах в адрес сотрудника полиции, киберхулиганстве и подвергнуть предварительному заключению по подозрению в вынашивании планов убийства.

— Что вы несете?

Ева молча достала свой коммуникатор и предъявила первое письмо от матери Тортелли.

От чтения воинственность Тортелли сняло как рукой.

— Ради бога, — она стала крутить цепочку с серебряным крестиком у себя на шее. — Ну, излил человек злость! С тех пор прошло уже почти два года!

— Есть еще, это только первое. Решайте, с кем мне говорить: с вами или с ней. Выбирайте.

— Мне кого-нибудь привести, Джина?

Тортелли покосилась на секретаря, как будто только сейчас вспомнила о ее присутствии.

— Нет-нет, все в порядке. Идемте, — позвала она Еву.

Ее кабинетик оказался еще меньше Евиного, со щелью вместо окна. На столе громоздилась такая же древность, как в приемной, зато здесь оказалось на зависть чисто и аккуратно.

— Поймите, у моей матери вспыльчивый характер. Я у нее единственная дочь. Я поговорю с ней об этом и скажу перестать. Сами знаете, у вас там дня не проходит, чтобы кто-нибудь не получил в свой адрес кучу дерьма.

— Отвечайте на мой вопрос.

— Через пару дней после Рождества? — Она повернулась к компьютеру и нашла календарь. — Я следила за одной женщиной. Муж говорит, что она его обманывает, и не ошибается. Я ходила за ней с двух часов двадцати минут дня до половины восьмого вечера, когда она сказала, что уходит, а я за ней проследила. Все это здесь, в моем рабочем дневнике.

— Это ВАШ дневник, Тортелли.

— Ну и что, что мой? Можете проверить мой коммуникатор, на нем теги от клиента. Объект вручил и получил рождественские подарки, потом отправился в отель «Лебедь» на Парк-авеню. Вошел в лифт. Мне повезло: там стеклянные кабины. Вышел на четырнадцатом этаже. Я поднялась туда и проверила, в каком номере в такую рань горит лампочка «занято». Нашла в тысяча четыреста восьмом. Все это есть в дневнике.

— Вас кто-нибудь видел? Вы с кем-нибудь говорили?

— Задача как раз в том, чтобы меня никто не увидел и не запомнил. Я два часа проторчала в лобби, наблюдая за лифтом. Она вышла не одна. Они трогательно простились и разошлись. Я не отставала от нее, пока она не скрылась за своей дверью. Прошлой ночью я тоже занималась ею: писала отчет, потому что опознала того, с кем она встречается. Это муж ее сестры.

— Блестяще!

— Но это не все! — Тортелли вскинула руку. — У меня есть чек из лобби-бара. Я брала две содовые. На чеке есть дата. У меня есть фотографии, на них отметки о времени. Я могу доказать, что я была там, где говорю. Отцепитесь от моей матери.

— А двадцать девятого декабря, между пятью и шестью утра?

— Дома, в постели, одна. Одна, потому что парень, с которым я прожила три года, ушел после того, как меня разжаловали. Моя жизнь была спущена в канализацию. Довольны? У меня такая дрянная работа, потому что на мне клеймо. Но я не застряну в канализации. Вот отдышусь — и открою собственное агентство. Отцепись от моей матери, черт побери! Что, получила свое? Я была полицейской в четвертом поколении. Через несколько лет я дослужилась бы до лейтенанта. А где я теперь? В дерьме!

— Раз ты в четвертом поколении, надо было иметь голову на плечах.

— Тебе легко говорить, ты замужем за деньгами.

Ева так врезала обоими кулаками по столу, что чуть его не проломила.

— Я десять лет прослужила, прежде чем с ним познакомилась! Думаешь, это из-за денег? Думаешь, для любого полицейского жетон — способ нажиться? Ты опозорила полицию!