Обреченный мир - Рейнольдс Аластер. Страница 59

Понятно, что в Рое царила нервозность. «Репейницу» еще не отремонтировали, и в патрулировании она не участвовала. Это и раздражало Куртану вместе с тем, что другим кораблем ей в этот период командовать не позволили. При каждой встрече Кильон чувствовал, что она устала ждать и злится. Аграф тоже временно оказался не у дел, то есть на борту «Переливницы ивовой»: в ремонте нуждался и его корабль. Куртане не терпелось вырваться из суеты Роя и снова взмыть в чистое небо, где ее слово – закон. Едва выдавалась свободная минута, она украдкой посматривала в ближайший иллюминатор, словно оценивая погодные условия.

Они оба нравились Кильону. Категоричный Аграф слепо верил в правоту ройских принципов, но ни крупицы враждебности по отношении к себе Кильон не чувствовал. Аграф недолюбливал клиношников, но, предрассудкам вопреки, исключения делал. В отсутствие Куртаны, Рикассо и Гамбезона он с удовольствием читал Кильону лекции на самые разные темы – от природы ночного свечения облаков на большой высоте до аэрокартографии и устройства навигационного гироскопа.

– Я хороший капитан, – однажды заявил он Кильону, – а Куртана еще лучше. Так есть, и так будет всегда. Я не расписываюсь в бесталанности. Просто она Куртана, а остальные – нет. На свете одна Богоматерь и только одна Куртана. Остальные – так, мелкие кочки. Не то чтобы я возносил ее на пьедестал, но… – Аграф улыбнулся.

– Дело в таланте или ее отец так хорошо научил?

– Поди разберись. Суть в том, что, когда за штурвалом Куртана, корабль слушается почти беспрекословно. Однажды ее вел я, в смысле «Репейницу», так она всю дорогу брыкалась. Нет, в итоге я ее приструнил, но больше грубой силой, чем умением. Потом Куртана сменила меня и успокоила корабль, словно норовистую лошадь. Тогда я понял: мне с ней в жизни не сравниться, – проговорил Аграф чуть ли не с облегчением, как человек, который не просто отказался от недостижимой цели, но осознал: ничего унизительного в этом нет.

– Я уверен: вздумай Куртана командовать вашим кораблем, ей тоже придется несладко, – сказал Кильон, желая утешить Аграфа.

– Об этом и речь. Я видел ее за штурвалом «Хохлатки ольховой», моего корабля. «Хохлатка» у меня не подарок, характер будь здоров. Куртана приструнила ее играючи, взяла и полетела. С управлением справилась хуже моего, но чуть-чуть. Она рождена летать, доктор. Рождена для небес, как ты сам. – Аграф покачал головой, удивленный и восхищенный. – Нам очень повезло с Куртаной. Очень повезло просто оказаться ее современниками.

– Не обидно проводить столько времени в разлуке?

– Мы потом наверстываем, – ответил Аграф и замялся.

Чувствовалось, капитан хочет что-то спросить, но не решается. Они стояли на балконе и наблюдали за выкачкой топлива с расстояния, которое казалось Кильону то достаточно безопасным, то рискованно близким. Задымленный воздух как будто ждал малейшей искры, ошибки, оплошности.

– А как насчет тебя, доктор? Был у тебя кто-нибудь на Клинке? – наконец спросил Аграф.

– Был когда-то.

– Не знал, что ангелы заводят любовников и что у вас вообще есть пол.

– Это непростой вопрос.

– Так я и думал.

– Пол у ангелов есть – мужской, женский и другие тоже. И органы размножения есть, выглядим мы по-разному – по крайней мере, для нас самих. Впрочем, различия столь невелики, что доктор из другой зоны способен их пропустить. Главное для нас… обтекаемость. Остальное додумайте сами.

Аграф неуверенно улыбнулся:

– Когда ты спустился на Неоновые Вершины…

– Я так мало отличался от людей, что прошел бы личный досмотр. Сейчас я в промежуточном состоянии. Вряд ли я снова стану полноценным ангелом, но однозначно буду выглядеть… странновато.

– А тот, другой ангел… Она была… То есть ангел был… женщиной?

– Ее звали Арувал. Я любил ее и в ангельской ипостаси, и когда нас обоих уподобили людям. Нас отправили к людям в составе одной разведгруппы. – Кильон сглотнул, почувствовав, что в горле внезапно пересохло. Внизу корабль расстыковывался с колонкой – так пчелы, собрав пыльцу, отлетают от цветка. – Арувал не знала всей правды о программе глубокого проникновения. Я тоже не знал. Мы думали: цель лишь доказать, что это возможно. Только наши хозяева хотели куда большего. Они собирались создать целую армию диверсантов, десантную группу, которая могла бы вторгнуться на Неоновые Вершины и на оставшуюся часть Клинка. Косметические модификации роли почти не играли. Главным была наша повышенная зональная выносливость.

– Арувал узнала об этом?

– Практически случайно. Двух других участников нашей группы в тайну посвятили. Арувал стала подозревать их, когда увидела, как они прячут медпрепараты и оружие, о которых мы ведать не ведали. Она поделилась опасениями со мной, но мы не могли действовать, не разобравшись в ситуации до конца. Тогда посвященные убили Арувал. Попытались выдать убийство за несчастный случай, и я, может, поверил бы им, если бы не подозрения Арувал. Но к тому времени я уже догадался, в чем дело.

– Как ее убили?

– Арувал и двое посвященных устроили вылазку. Один из наших препаратов испортился, понадобилось восполнить запасы. К счастью, препарат был простой, на Неоновых Вершинах продавали аналог. Они втроем проникли на фармацевтический склад Второго округа, а я ждал в безопасном месте. Видите ли, я, как медик, активно участвовал в разработке программы глубокого проникновения, сотрудничал с другими докторами, программистами, фармацевтами. Я знал, как именно нас модифицировали и как поддерживать жизнеспособность таких особей. И следил за состоянием членов группы – за собственным, конечно, тоже – и корректировал медикаментозный режим. – Кильон судорожно вдохнул холодный, отравленный дымом воздух. – В общем, Арувал столкнули в лифтовую шахту склада. Те двое соврали, что нарвались на охрану, – мол, пришлось разбегаться и Арувал спутала шахту со служебным выходом. Они планировали вернуться днем позже, забрать труп или поджечь склад – что угодно, только бы Арувал не попала к патологоанатому. Но я-то знал правду. Еще знал, что, если помогу уничтожить ее труп, стану следующим. Посвященные решили внедриться по-настоящему глубоко, а я превратился в обузу. Той ночью я объявил, что хочу скорректировать небольшой дисбаланс в их медикаментозном режиме. И они, как всегда, подчинились. О моих подозрениях они понятия не имели. Если вам это кажется странным, учтите то, что лица-то у нас чужие, родились-то мы с другими. Да, мимикой овладели, а вот читать ее не научились, так же как слышать фальшь в голосах друг друга. Лгать было проще, чем вы думаете.

Кильон уставился себе на руки: обтянутые перчатками пальцы впились в поручень. И, помолчав, закончил рассказ:

– Я убил своих спутников. Приготовил и ввел им смертельную дозу препарата. Смерть им выпала нелегкая.

– У тебя не было выбора.

– Когда препарат начал действовать, это значения не имело.

– А потом?

– Я решил замести следы преступлений – и своего, и посвященных. Получилось лишь отчасти. Меня выследил человек, хороший человек, полицейский. Он догадался, что произошло как минимум одно убийство. Что междусобойчик ангельский, он знать не мог и расследовал дело с упрямой решимостью. В итоге он вышел на меня. Полицейского звали Фрей.

– Видимо, тебя он не сдал.

– Мы с ним договорились. Я все гадал, предаст Фрей меня или нет, но он не предал. С Клинка я бежал не по его вине. Если бы не его помощь, я бы погиб уже при попытке побега. Так что ненависти ни ко всем людям в целом, ни к кому-либо конкретному у меня нет.

– Наверное, ты беспокоишься и за Фрея, и за других клиношников.

– Да, беспокоюсь.

– Они, скорее всего, провели специальные мероприятия чрезвычайной ситуации. Клинок не Рой, но и там наверняка есть органы власти, комитеты и аварийные планы.

– Непохоже, чтобы после моего побега на Клинке внедрялись аварийные планы. Скорее, похоже, что город при последнем издыхании.

– Тогда тебе повезло, ты вовремя выбрался. И Мероке тоже.