Сбежавшая невеста - Чайлд Морин. Страница 46

— И это все?!

Неуместный сарказм, Патрик, не менее уродлив, чем клевета.

— Прости меня… — Он запустил пальцы в свои густые волосы, оставив на макушке забавные хохолки.

Пенелопа с трудом подавила в себе желание пригладить их.

— Конечно, Патрик.

— Ты не будешь лезть в это, не так ли?

— Что?

— Это не Лондон, ты до сих пор не поняла?! Здесь нет констеблей на каждом уличном перекрестке. Здесь нет хороших манер, присущих цивилизованному обществу. Черт подери тебя, Пенелопа! — Его руки легли ей на плечи, он крепко сжал ее. — Господи, разве ты не понимаешь? Если донья Анна и убила Юстаса… что помешает ей сделать то же самое с тобой?

Пенелопа резко мотнула головой, пытаясь избавиться от надоедливых воспоминаний. Бесполезный жест. Все равно она возвращалась к этому разговору бессчетное количество раз за последние два дня, хотя так и не приблизилась к ответу на вопрос Патрика.

Увы! Мистер Даффи так и не понял, что она не собирается останавливаться, не доведя дело до конца. А ей было просто смешно: как могла одна злобная старуха превратить всех вокруг себя в запуганных детей? Что ж, этого не случится с Пенелопой Баттерворт!

Женщина поставила ноги на скамеечку, стоящую перед ее массивным креслом. Ее взгляд бродил по огромной хорошо обставленной гостиной. Яркие живописные пейзажи висели на стенах. Поток солнечных лучей падал на большое позолоченное зеркало над камином и, отражаясь, красиво освещал комнату. Стулья и диваны уютно окружали камин, располагая к разговорам, которые, однако, происходили нечасто, потому что Патрик постоянно избегал ее компании. Пенелопа взглянула на огромное пианино, стоящее в дальнем углу комнаты. Хотя на нем никто не играл, оно было настроено: она сама его пробовала вчера.

Ее внимание привлек портрет, стоящий на кружевной салфетке, покрывающей пианино. Женщина долго смотрела на него. В течение последних двух дней Патрик вытащил портрет Джульетты из ящика и поставил на видное место.

Конечно же, Пенелопа была рада этому, но не могла не интересоваться: что же вызвало такую перемену в его сердце? Было совсем непохоже, что он расскажет ей об этом. Он даже не объяснил, почему был так уверен, что Джульетта не его ребенок.

— Con penniso, синьора?

Подняв глаза, мисс Баттерворт увидела, что Джоанна топчется в дверном проеме, держа нагруженный чайный поднос. В китайском чайнике, как всегда, был ароматизированный корицей кофе, а не чай, который она предпочитала. Но печенье Джоанны вполне искупало отсутствие ее любимого напитка.

— Спасибо, Джоанна, — сказала Пенелопа с улыбкой, — поставь поднос вон там… — Она махнула рукой на низкий, с замысловатым рисунком стол, стоящий перед ней.

Мексиканка поспешила в комнату, поставила свою ношу, смахнула передником воображаемую пылинку.

— Что-нибудь еще, синьора?

— Нет, спасибо.

Джоанна уже почти вышла из комнаты, когда Пенелопа спросила:

— Мистер Даффи еще не вернулся?

Lo siento [21], синьора. К сожалению, нет. — Испещренное морщинками лицо женщины вытянулось от огорчения.

— Все в порядке, Джоанна. Не беспокойся. Оставшись одна, Пенелопа выпрямилась в кресле и потянулась за чайником. Наливая горячий напиток в хрупкую чашку, она подумала, что хотела бы быть такой уверенной, какой пытается казаться.

«Что, интересно, Патрик собирается делать? С тех пор, как он велел ей не отлучаться из дома, сам он ежедневно отсутствовал. Это заключение становится невыносимым. Она не привыкла к сидячему образу жизни».

Все проблемы в своей жизни мисс Баттерворт встречала с поднятой головой. И у нее не было никакого желания оставаться безучастной теперь.

Пенелопа сделала маленький глоток и, убедившись, что кофе еще чересчур горячий, поставила чашку на блюдце.

Не успел кофе как следует остыть, голос Джоанны снова нарушил тишину:

— Con penniso, синьора?

— Да, Джоанна.

Войдя, женщина немного повернулась, посмотрела в коридор и сделала знак рукой:

— Vengal Venga aquil [22] — Раздосадованная, она посмотрела на Пенелопу.

— Прошу прощения, синьора. Я зову его сюда, но он… — мексиканка округлила глаза, стараясь подобрать правильное слово. Наконец, она нашла его: — inquieto. Я хочу сказать: «стесняется».

— Стесняется? — Она неторопливо поднялась и пересекла комнату по направлению к двери:

— Почему? И кто «он»?

— Carambal — Пробормотала Джоанна и стукнула себя ладонью по лбу: — Lo siento. Я не сказала!

Экономка опять бросила взгляд в коридор, потом со вздохом повернулась к Пенелопе. — Это Эстебан. Он работает у доньи Анны Сантос, синьора. Вот из-за нее ему и неловко.

Волна возбуждения охватила Пенелопу, она едва нашла в себе силы подавить ее.

— Сначала дело! — Твердо напомнила она себе, шагнула в коридор и посмотрела туда, куда указывала Джоанна.

Там, в нескольких шагах от нее, стоял старик. Его плечи сгорбились, будто на них лежал груз всех мировых проблем. Он стоял и смотрел на нее самыми печальными глазами, которые ей когда-либо приходилось видеть. Пенелопа улыбнулась ему и прошептала:

— Джоанна, этот человек говорит по-английски?

— Si, синьора. Не так хорошо, как я, но говорит.

Пенелопа поспешила ему навстречу и ласково взяла за руку.

— Добрый вечер, Эстебан.

Он сжал поля своей потрепанной соломенной шляпы и нерешительно улыбнулся:

— Buenos tardes, синьора.

Учтиво пожав старику руку, Пенелопа повела его по коридору в гостиную.

— Это так мило с вашей стороны, что вы навестили меня, Эстебан. — Она оглянулась на мгновение и сказала: — Джоанна, не принесете ли вы еще одну чашку для моего гостя?

Глаза экономки расширились от удивления, но, ни слова не говоря, она пошла за чашкой.

Не обращая внимания на слабые протесты, Пенелопа усадила Эстебана на стул рядом с собой. Он сидел прямо, словно проглотив аршин, чувствуя себя неловко в этой богатой обстановке, и женщина использовала его минутное замешательство, чтобы получше рассмотреть его.

Его лицо было сильно отмечено прожитыми годами, но все же в нем осталась… доброта, которая смягчала резкие линии. Пенелопа видела, что его руки слегка дрожат. Было видно, что он сильно напуган.

«Ну, что ж, — сказала она себе, — сейчас мы выясним — почему».

Когда Джоанна принесла другую чашку, Пенелопа налила гостю кофе.

— Gracias, синьора, — прошептал он, беря чашку из ее рук. Затем решительно поставил ее на стол, даже не попробовав напиток.

Пенелопа положила ладонь на его руку, подняла голову и по-дружески посмотрела на него:

— Итак, Эстебан. Вы пришли, чтобы рассказать, что-то важное?

— Si, синьора.

— Что же?

Глубокое прерывистое дыхание сотрясало его тщедушное тело. Наконец, решившись, он невнятно произнес:

— Я пришел, чтобы предупредить.

— О чем?

— О донье Анне, синьора.

— А-а. И вы тоже. — Может быть, она, наконец, получит доказательства, которых так долго ждет? Может быть, Эстебан сможет рассказать ей то, о чем она так давно и безрезультатно пытается узнать? Пенелопа ждала, сдерживая возбуждение.

— Ваш брат, синьор Юстас…

— Да?

— Синьор Юстас был добрый человек, синьора.

Эстебан задумчиво кивнул головой и уставился в пространство, как будто видел человека, о котором говорил. — Я видел его, когда он в последний раз покидал ранчо. Немного погодя я услышал, как донья Анна послала за ним двух людей. Они должны были принести какие-то бумаги, которые вез синьор Баттерворт.

— Завещание! — кровь отхлынула от лица. Подозревать что-то и иметь уверенность, подтверждающую факты — это, как оказалось, совершенно разные вещи. Вспышка новой, более сильной боли пронзила ее, и Пенелопа с трудом заставила себя выслушать то, что говорил ее гость, до конца.

— Хотя люди la Patrona вернулись с бумагами в тот же вечер, смерть синьора Юстаса обнаружилась несколькими днями позже. Но я уже тогда знал, что он мертв. Энрике и Карлос. Они убили его.