Горькие плоды смерти - Джордж Элизабет. Страница 65

Алистер и в молодости не был красавцем, однако во время жизни в Лондоне хотя бы пытался поддерживать форму, катаясь на велосипеде или на байдарке по Темзе. Все это ушло, когда у него появилась Каролина и двое ее мальчишек. Долгие годы их присутствие в его жизни было для Маккеррона куда важнее, чем ежедневная забота о собственном теле.

После знакомства с миссис Голдейкер он отказался от любого тщеславия, возложив на себя заботу о ней и о ее сыновьях, жертвах ее неудачного первого брака. Единственное, за чем Алистер следил, так это за своими редкими вьющимися волосами, подкрашивая их, чтобы не было видно седины. Он делал это раз в месяц, и это был его маленький секрет.

Увы, ворвавшись в ванную, жена застукала его за этим занятием. Баночка с краской для волос, как назло, стояла на полочке перед зеркалом. К его счастью, Каролина не заметила ее.

Не заметила она и того, что он был в чем мать родила, что даже к лучшему, поскольку пузо уже было невозможно скрыть, втягивая его. И даже когда Шэрон ласково говорила ему «не бери в голову, Алистер», это служило слабым утешением. Шэрон говорила, что он нравится ей таким, как есть, и доказывала это своей удивительной изобретательностью в постели. За ее внешностью серой мышки таилось богатое воображение. Это все потому, говорила его любимая, что она его любит. «Любовь заставляет нас дарить радость тому, кого любишь, – заявила она. – Или для тебя это в новинку?»

Резонный вопрос. Маккеррон знал ответ на него прежде, чем она закончила говорить. Когда-то Каролина была настроена радовать его, а он – ее. Потом все изменилось, и хотя они какое-то время продолжали заниматься этим раз в неделю, а затем – в течение нескольких лет – раз в месяц, главное их внимание теперь было сосредоточено на ее сыновьях. Причем из них двоих больше всего внимания получал Уильям.

«Для меня главное – Уилл. Я так переживаю за Уилла». Эти слова стали похоронным колоколом их страсти. Такое случается, говорил себе Алистер. Однако это еще не конец любви.

Но с Шэрон все было по-другому. Маккеррон заводился от одной лишь мысли о ней. И – чудо из чудес – Каролина переменила мнение о его любовнице. Если раньше она требовала, чтобы он «уволил эту жалкую серенькую сучку», то теперь вдруг решила, что миссис Холси играет слишком важную роль в процветании его бизнеса, и поэтому увольнять ее никак нельзя.

По признанию Каролины, она «махнула рукой на все, в том числе и на себя, так что стоит ли удивляться, Алистер, что ты меня больше не хочешь». В общем, она решила изменить характер их отношений, характер, который – как она заявила – толкнул его в объятия другой женщины. Она трижды приходила к нему в те часы, когда он отдыхал от работы, забиралась к нему в постель и предлагала себя, ластилась к нему, пыталась его возбудить, подносила поочередно свои огромные груди к его губам и терлась о них сосками.

Бесполезно. Он не только не реагировал на нее, но и не хотел реагировать. Ведь это было бы греховной изменой по отношению к Шэрон. Каролина плакала. Она заявила, что ее тело больше не возбуждает его. А все из-за веса, который она набрала. А все потому, что она много ела, пытаясь едой заглушить душевную боль после самоубийства сына.

Именно сила ее потребности в нем, в Алистере, и сделала ее непривлекательной в его глазах. Ведь он, как мужчина, предпочитал вести охоту за женщиной, преследовать ее – в их же случае необходимости ни в каком преследовании не было.

Преследование и пленение. «Ведь у тебя все так и было с этой Шэрон?» – спрашивала Каролина. Алистер попытался успокоить жену и сказал: «Каро, не переживай». На самом же деле ему хотелось сказать другое: «Она не такая, как ты, я для нее – весь мир». Только ведь это было совсем не так, верно? Просто Шэрон – это Шэрон.

Маккеррон схватил полотенце, обмотал его вокруг бедер и тем же движением смахнул пустой пузырек из-под краски для волос в мусорную корзину.

– Звонили из полиции, Алистер, – сказала Каролина. – Из полиции. И я не знаю, что думать, кроме как…

Она постучала кулаком по зубам, как обычно делала, чтобы успокоиться.

– А что случилось? – спросил ее муж.

– Им нужно поговорить со мной. Это лондонская полиция. Скотленд-Ярд. Женщина. Она позвонила мне и сказала, что придет поговорить со мной о смерти Клэр. Неужели они считают, что я с нею что-то сделала?

Алистер потянулся за очками, которые лежали на аптечном шкафчике, и повторил:

– А что случилось?

– Я ведь только что сказала тебе, – ответила Каролина.

– Верно. Я имею в виду другое – они тебя в чем-то подозревают?

– Конечно, подозревают. Иначе зачем бы они стали звонить? Зачем им приезжать сюда? Эта женщина сказала, что будет здесь во второй половине дня, чтобы поговорить со мною, и если я хочу, чтобы при этом присутствовал адвокат… Алистер, она разговаривала со мною так, как будто я… Как будто я преступница. Неужели они думают, что я убила Клэр? Зачем мне это нужно?

– Верно, незачем.

– Ты должен остаться со мной. Я не могу быть сегодня одна. Особенно в присутствии полиции. Я не вынесу их взглядов и их подозрений. Они решили, что я в чем-то виновата. Иначе зачем им приезжать сюда из Лондона, когда единственное…

– Конечно, я останусь, – перебил супругу Маккеррон. Что еще ему оставалось? – Но я думаю, они просто проверяют все, что имеет отношение к Клэр и Кембриджу. А поскольку ты была…

– Господи, я собирала ее вещи, я положила их в сумку! Сумку Клэр. У нее не было времени, и я собрала ее вещи для поездки в Кембридж. Рассказать им об этом? Им обязательно это знать? Нет, лучше не надо. Я не стану этого делать. Бог знает, что они подумают!

– Если они спросят, скажи им правду, Каро. Это самое правильное. А пока успокойся. Не надо изводить себя.

– Как же я могу не беспокоиться? Клэр умерла, Уилл умер, и вся моя жизнь полетела под откос…

– Успокойся, – сказал мужчина и обнял жену. – Дай мне одеться, и мы выпьем по чашке чая до их прихода.

Ее голос изменился. В нем прозвучала нежность.

– Ты всегда умел успокоить меня. Спасибо, дорогой. – Каролина подняла голову и поцеловала его. – Я слишком долго вела себя как последняя дура. Это все из-за Уилла. Из-за его проблем, из-за всего того, что мучило его и превращало его жизнь в сущий ад. Но ты всегда был рядом со мной. Ты же знаешь, что ты для меня значишь, верно?

– Знаю, – коротко ответил Маккеррон, чувствуя тяжесть на сердце. – Знаю.

Женщина снова поцеловала его, поцеловала так, как целовала раньше. Она хотела его, как и в прежние времена. Но теперь, в отличие от тех прежних времен, его тело осталось безучастным: его член даже не шевельнулся. Зная, чем это чревато, Алистер отступил назад и посмотрел на Каролину, пытаясь придать взгляду по возможности любящее выражение.

– Теперь лучше? – спросил он.

– С тобой мне всегда лучше.

– Тогда дай я оденусь и приготовлю нам чай.

Каролина кивнула и развернулась, чтобы уйти.

– Она спросила меня, Алистер… – добавила она, подойдя к двери. – Та женщина, которая звонила. Она спросила меня про Рори Стэтем. Она хотела знать, когда я видела Рори в последний раз. Зачем ей это нужно? – Женщина задумчиво нахмурила брови и добавила: – Это было в тот день в ее офисе, когда мы с Клэр пришли туда подписывать книги. В тот же день мы уехали в Кембридж. А потом ночью Клэр умерла. Могла ли Рори?.. Могла она что-то сделать? Как-то навредить Клэр?

Алистер пожал плечами и посмотрел на Каролину, как он надеялся, с любовью и теплотой.

– Оно само выяснится, лапонька. По-другому не бывает.

Их изрядно задержал дождь, который не прекращался с раннего утра. Когда Барбара и Уинстон Нката наконец прикатили на его «Тойоте» в Шафтсбери, было уже шесть часов вечера. Ветер дул с такой неукротимой силой, что струи дождя хлестали по городу почти горизонтально.

Каролина Голдейкер жила за городом, у подножия холма. Здесь пейзаж менялся. Узкие улочки с серыми или побеленными домами из песчаника сменялись долиной, где на фоне изумрудной зелени округлых холмов были разбросаны рощи с их осенней листвой, багряной и желтой.