Горькие плоды смерти - Джордж Элизабет. Страница 66
Среди рощ прятались редкие фермы, исчезая вдали, там, где склоны холмов покрывал лес или же на поверхность выходили серые скалы.
Дом Каролины Голдейкер когда-то был частью одной из таких ферм. Он стоял среди построек, образующих подкову – большой каменный дом рядом с дорогой, с невысокой, по пояс, живой изгородью из самшита. К дому вела короткая подъездная дорожка, а рядом красовалась вывеска с надписью «Свежая выпечка Маккеррона». Пекарня была явно построена здесь специально. Она располагалась напротив дома на конце «подковы», и между этими строениями был разбит причудливый сад. Чего здесь только не было! Терраса из песчаника, яма для костра, скамейки, журчащий фонтанчик, пестрые растения в кадках и горшках, бордюры из экзотических трав разной высоты, а рядом гортензии, остролист и вереск.
Стоянка для машин была рядом с пекарней. Нката оставил «Тойоту» напротив окна, в котором виднелось помещение с огромными чугунными печами и сверкающими поверхностями из нержавеющей стали, и они с Барбарой вылезли под дождь. Им тотчас же пришлось нагнуться под напором ветра – тот сбивал с ног, как будто нарочно отгоняя их прочь от дома. По пути к входу напарники прошли мимо еще одного окна, по которому стекали струи дождя. Быстро заглянув внутрь, они разглядели кладовую, заставленную мешками, контейнерами и ящиками. Дальше виднелись мешалки для теста размером со старый «Фольксваген» и противни величиной с походную койку. Похоже, здесь все делалось вручную.
Миновав пекарню, Барбара направилась через сад к дому. Вблизи каменные стены покрывала паутина трещинок. Само здание под серой шиферной крышей, поросшей на стыках мхом, было недавно побелено. С остроконечного козырька над массивной дубовой дверью на крыльцо падала стена дождя.
Нката позвонил в звонок. Тот эхом отозвался где-то в глубине дома.
Дверь им открыла Каролина Голдейкер. Она была не одна – позади нее стоял тот малосимпатичный тип с фотографий в смартфоне Рори Стэтем. Когда Хейверс показала хозяевам дома служебное удостоверение, мужчина обнял Каролину за плечи.
Одновременно с этим Голдейкер произнесла:
– Это вы… – Похоже, она узнала сержанта. – Вы были на автограф-сессии. Да. Футболка.
На что Барбара кивнула:
– Был такой грех.
Она представила Уинстона Нкату, а Каролина, в свою очередь, представила мужчину, стоявшего позади нее. Это был ее муж, Алистер Маккеррон. Он в упор разглядывал Уинстона и, судя по выражению его лица, решил, что не хотел бы сойтись в драке на ножах с этим темнокожим верзилой, пусть даже и полицейским. Барбара же не стала проливать свет на происхождение шрама, украшавшего лицо ее напарника еще со времен его беспутной юности.
Из прихожей с каменным полом Каролина провела их в гостиную справа от входной двери. Оглядев комнату, Хейверс решила, что даже если половину всего, что тут есть, вывезти в тачках на свалку, гостиная все равно останется заваленной всяким хламом. Им с Нкатой придется остерегаться резких движений, чтобы, не дай бог, не перевернуть какой-нибудь столик или не разбить один из как минимум пары миллиардов кувшинов Тоби [10].
Алистер громко откашлялся и предложил гостям чай. Барбара вежливо отказалась, а Уинстон, напротив, поблагодарил за предложение и заявил, что выпьет «чашечку». Хозяин дома торопливо отправился в кухню, а сержант продолжила осматривать комнату. Помимо прочего, здесь имелось немалое количество фотографий, предположительно покойного сына Каролины Голдейкер, а также фото другого молодого человека, видимо, его брата. Оба были запечатлены на самых разных стадиях детства и юности. Когда девушка взяла одну из фотографий в руки, хозяйка пояснила:
– Это мои мальчики. Чарли и Уилл. – И, помолчав, она добавила, видимо с той целью, чтобы гости не заблуждались относительно ее семейного положения: – Алистер не их отец, хотя всегда был для них большим отцом, чем настоящий.
– Настоящий умер? – поинтересовался Нката.
– Нет. Фрэнсис вполне себе жив. Фрэнсис Голдейкер. Он хирург. Живет в Лондоне.
– Какой хирург? – лениво уточнила Барбара, разглядывая фотографию. У одного из молодых людей был странноватый вид. Длинные волосы, как у поколения «Битлз», пухлые, словно, у купидона, губы… Такие соблазнительно смотрелись бы на женщине, но вот парня они явно портили, придавая его лицу недовольное, капризное выражение.
– Пластический, – ответила Каролина. – Делает женщинам подтяжку лица. Или увеличивает грудь. Индустрия молодости и красоты – это золотое дно, как когда-то он говорил. – После короткой паузы она добавила: – Жаль, но он никогда не испробовал свои таланты на нашем Уилле.
Сержант Хейверс поставила фото на место и посмотрела на Уинстона. Обратил ли тот внимание на эту странную последнюю фразу? Каролина Голдейкер, похоже, перехватила ее взгляд и поспешила объяснить, что ее сын Уилл имел родовую травму, деформированное ухо. Можно даже сказать, что ухо как таковое отсутствовало. Но Фрэнсис Голдейкер отказался сделать ему операцию.
– Сыновья занимали в его жизни последнее место, – резюмировала женщина.
Вернулся Алистер, неся поднос с чайником, ложкой и двумя пакетиками сахара.
– Молоко прокисло, – пояснил он, обращаясь к напарнику Барбары. – Извините. Мы сегодня еще не были в магазине.
Каролина все еще не предложила им сесть, но Барбара решила особенно не церемониться. Отыскав глазами кресло, на котором было меньше трех декоративных подушек, она устроилась в нем, и хозяевам не оставалось ничего другого, как сделать то же самое. Нката остался стоять – правда, переместился ближе к камину и поставил свой чай на каминную полку.
– Вы не могли бы рассказать мне про Кембридж, миссис Голдейкер? – спросила Хейверс, а затем, включив лампу, добавила: – Вы не возражаете? Здесь как-то темновато…
– Что вы хотите услышать про Кембридж? – задала встречный вопрос Каролина. Она расположилась на диванчике рядом с камином, и Маккеррон сел рядом с нею. Женщина взяла его за руку и сцепила с ним пальцы.
– Что вы там делали и почему были с Клэр Эббот. Давайте начнем с этого, – сказала сержант.
– Я надеялась услышать от вас, зачем вы приехали сюда, – возразила хозяйка дома.
– Такова процедура, – ответила Барбара, махнув рукой. – Нужно расставить все точки над «i».
Каролина даже не улыбнулась.
– Как умерла Клэр? – переспросила она. – Я сама узнала об этом из газет. Там писали, что ее сердце…
– Приступ, вызванный сердечной аритмией, – сказала ее гостья. – Но затем было повторное вскрытие, и выяснилось кое-что новенькое. Да-да, аритмия и приступ. Все так. Но они… как бы это точнее сказать… имели свою причину?
– Что это значит? – неожиданно вступил в разговор Алистер.
Барбара оставила его вопрос без внимания, зато повторила свой собственный, спросив про Кембридж и про то, что миссис Голдейкер там делала.
Каролина коротко поведала ей о дебатах и автограф-сессии, а также о радиопередаче и лекции, назначенных на следующий день. В своем рассказе она упомянула некий редакторский комментарий о склонности Клэр Эббот унижать людей на публичных форумах, добавив от себя, что именно так Клэр поступила с женщиной-священником, с которой у нее состоялись дебаты.
Стоило ей войти в раж, как ее уже было невозможно остановить, добавила Каролина. Ей давали советы – мол, малые дозы сарказма только облегчат прием лекарства, а вот крупные принесут только вред, – но Эббот никого не слушала и всегда поступала по-своему.
– А какое место в ее жизни занимали вы? – спросила Хейверс. – Были ее ломовой лошадкой? Тянули за нее весь воз?
Алистер счел нужным вмешаться в разговор.
– Скорее, ее глазами, – заявил он. – Клэр не смогла бы отличить день от ночи, не будь рядом Каролины, которая включала для нее лампу.
– Успокойся, дорогой, – сказала Каролина и поведала Барбаре, что с Клэр они познакомились на заседании Женской лиги, здесь, в Шафтсбери, вскоре после того, как та перебралась сюда. Они разговорились, и выяснилось, что писательнице нужна уборщица. Каролина уцепилась за эту работу. Клэр ей понравилась, и она подумала, что уборка в ее доме наверняка поможет ей найти более достойное применение ее талантам. Так и было. К уборке вскоре добавилась готовка и еженедельный поход в магазин за покупками. В этот момент Голдейкер предложила Клэр стать ее домоправительницей. Увы, ведение домашнего хозяйства было далеко не самой сильной стороной писательницы, объяснила Каролина.