Моя чокнутая еврейская мама - Сигел Кейт. Страница 10

Я принялась испуганно озираться по сторонам. Слава богу, никто из соседей в такое время не выгуливал собак и не вынимал почту.

Входная дверь распахнулась – дом засиял огнями, и голос Шанайа Твейн пропел: «Черт! Я чувствую себя женщиной!» Мама отплясывала перед входной дверью в красном бумажном колпаке с болтающимися на завязках тампонами. Папа, неловко улыбаясь, стоял между обеденным столом и связкой алых воздушных шариков. Я повертела головой, весь дом был украшен для «вечеринки в честь начала месячных». На стенках висели тампоны, повсюду коробки с прокладками, в симпатичной корзиночке на кофейном столике – мидол. Все поверхности усыпаны красными блестящими конфетти, под потолком – вишневый серпантин.

Мама протанцевала ко мне, напялила мне на голову бумажный колпак и перетянула мне грудь красной шелковой лентой.

– БОЖЕ МОЙ! Мама, ты сказала папе?! – Я попыталась перекричать музыку.

– Ой, да расслабься ты! Это ведь твой папа! – Мама, явно равнодушная к моим раненым чувствам, лишь пожала плечами.

– Но как тебе это удалось?

– Я приготовила специальные украшения еще тогда, когда ты была в третьем классе. Долго же мне пришлось ждать! – И она прямо мне в лицо протрубила в блестящий игрушечный рожок.

Совершенно очевидно, что мама загодя планировала празднование начала моих месячных с учетом различных сценариев развития событий. Мы подошли к папе, который, как оказывается, организовал все это унизительное мероприятие в мамино отсутствие.

– Итак, Майкл! Расскажи ей, что у нас на обед!

Папа покраснел и после толчка в плечо озвучил тематическое меню, включавшее в том числе мидии в красном соусе. А мама не удержалась и добавила:

– Ну а на десерт у нас красный бархатный торт! Но не налегай на торт. Он отложится у тебя на бедрах. Добро пожаловать! В нашем женском полку прибыло!

И как обычно, мамин энтузиазм оказался заразным, как грипп. К тому времени, как мы закончили танцевать под мамин диск, прославляющий женскую силу и сели обедать, я уже была полностью инфицирована. Все мои треволнения по поводу тампонов и деторождения как рукой сняло; даже папа к концу вечера уже пел вместе с нами под «Все превращается в розы» из мюзикла «Джипси». Вот за что я люблю свою маму, так это за умение заставить меня улыбнуться, причем именно тогда, когда я в этом больше всего нуждаюсь. Иначе говоря, когда в день свадьбы у меня начнется приступ паники, мама непременно меня успокоит, и все же я сильно надеюсь, что она втихаря не включит в свадебное меню мороженое с «лопнувшими вишенками», символизирующими потерю девственности. Но будем реалистами: все – поезд ушел.

«Пой, Луиза!»

[7]

По крайней мере раз в месяц, сколько я себя помню.

Эту мантру мама не устает повторять. В конце шестидесятых маму три раза арестовывали за выступления против войны во Вьетнаме. Одна из манифестаций, придуманных мамой, состояла в следующем. Горстка агрессивных активистов запасалась у мясников частями убитых животных, а затем с этим арсеналом отправлялась на Бродвей, чтобы закидывать окровавленным мясом зрителей, пришедших посмотреть «фривольные» мюзиклы. Причем все действо происходило под крики: «КРОВЬ В ХАНОЕ? КРОВЬ НА БРОДВЕЕ! КРОВЬ В ХАНОЕ? КРОВЬ НА БРОДВЕЕ!» И когда мамины товарищи по борьбе предложили использовать вместо реальной крови красную краску, мама в ответ спросила: «А РАЗВЕ ИЗ РАН НАШИХ СОЛДАТ ТЕЧЕТ КРАСКА?!»

Тот факт, что привод в полицию за этот «уличный театр» был только одним из трех ее арестов за активную антивоенную деятельность, во-первых, невольно заставляет задуматься, а за что же тогда ее еще два раза сажали в кутузку (я спросила, но мама ответила как-то уклончиво), и, во-вторых, наглядно демонстрирует, насколько далеко мама готова зайти, посвятив себя какому-то делу.

Кейт, если ты собираешься играть в водное поло, почему бы заодно не подпилить поострее ногти? Ведь тогда ты сможешь плавать и одновременно царапать под водой соперниц! [8]

Если ты собираешься принять участие в конкурсе на лучший костюм для Хеллоуина, зачем наряжаться как принцесса, если папа может соорудить специально для тебя ярко-зеленый переносной стереомагнитофон, который будет исполнять «Макарену»?

Если ты хочешь баллотироваться в студенческий совет, почему бы не произнести речь в костюме Супергерл, а заодно и что-нибудь спеть?

Мама свято придерживалась девиза «Любой ценой!» во всем, что касалось родительской опеки, но, пожалуй, самым наглядным примером будет происшествие, которое мои родители назвали «Случай на спектакле в честь окончания восьмого класса».

Когда руководство театральной кафедры моей средней школы Гарвард-Вестлейк сообщило, что собирается представить весной пьесу «Сон в летнюю ночь», мама испытала пароксизм безумного восторга. Я тоже чрезвычайно возбудилась, так как мечтала сыграть роль Гермии еще со времен начальной школы, когда мама впервые прочла мне эту пьесу. То была роль моей мечты.

К сожалению, шанс получить роль Гермии равнялся вероятности оказаться в лапах пришельцев, планирующих вставить в меня анальный зонд. И ежу было понятно, что ученикам седьмых и восьмых классов ловить тут совершенно нечего. Главные роли всегда исполняли девятиклассники, которые честно заслужили это право, успев за школьные годы съесть свою порцию дерьма. Мамина реакция на такую негласную установку была следующей: «Что ж, если она негласная, значит нет такой установки. Ведь так?»

После первого прослушивания я весь ланч нервно расхаживала туда-сюда вместе с теми, кто еще продолжал надеяться. Мы кучковались возле доски для объявлений у дверей театральной кафедры, чтобы выяснить, кому удастся попасть на повторное прослушивание. Ну, если вы хоть когда-нибудь встречали человека, одержимого театром, который ждет сообщения, получил ли он роль, то вы, вероятно, должны знать, что в данный конкретный момент этот одержимый находится явно не в лучшей форме. К тому же кое-кто из наших детишек уже снимался в голливудских фильмах, а что еще хуже, родители некоторых из них были ведущими актерами, режиссерами и сценаристами, так что легко представить, в каком напряжении находились все ожидавшие. Одну девочку реально стошнило, а ведь она даже не страдала булимией! Вся наша притворная дружба моментально испарилась, и мы превратились в злобных маленьких зверюшек.

За две минуты до окончания ланча наконец появилась режиссер, прикрепила к доске список актеров и поспешно юркнула обратно к себе в кабинет, предусмотрительно заперев дверь, отделяющую ее от толпы взвинченных подростков. Перед доской объявлений мгновенно образовалось некое подобие мошпита, причем из-за чужих голов мне абсолютно ничего не было видно. Я подпрыгивала вверх-вниз, пытаясь хоть что-то разглядеть, но тут ко мне повернулся Ларри Глассман и, сверкнув брекетами, сказал:

– Мои поздравления, Кейт! Нас обоих вызвали на повторное прослушивание.

Он пробовался на роль Лизандра, героя-любовника и предмета воздыханий Гермии. Двое актеров-любителей, я и симпатяга Ларри, в седьмом классе играли в основном составе обоих шоу, и я была влюблена в него, в его металлический рот, в ломающийся мальчишеский голос, да и вообще. Его тихую привлекательность никто из девчонок не замечал, но – блин! – как же он мне нравился. Я покраснела:

– Спасибо, Ларри! И я тебя поздравляю!

Он нежно сжал мое плечо, отчего у меня кольнуло сердце, и ушел, оставив меня изнемогать от любви. Я подошла к доске объявлений, чтобы лично проверить результат, и срочно побежала звонить маме.