Моя чокнутая еврейская мама - Сигел Кейт. Страница 12

У Ларри округлились глаза, когда я бросилась к нему, однако он с неожиданной легкостью воспринял тяжесть моего обвившегося вокруг его талии тела и твердый нажим моих губ. Зрители с воплем повскакали на ноги: 50 процентов были в шоке, а 50 процентов валялись со смеху. А рот Ларри оказался именно таким, каким я представляла его в своих мечтах.

Ну и как, по-вашему, цель оправдала средства? Немножко странно говорить «да», если это означало распечатать невинные губы восьмиклассника, чтобы получить роль в школьной постановке «Сна в летнюю ночь». И тем не менее я получила роль, так что чисто технически мамино «любой ценой» в очередной раз сработало.

Но зато Карли получила моего парня. Они с Ларри стали первой за всю историю нашего драматического клуба скандальной парой «молодой мужчина – женщина постарше», так что за все хорошее приходится платить.

Телепередачи из приюта для животных

С чисто биологической точки зрения я у мамы единственный ребенок. Однако, на мамин взгляд, у меня есть куча братьев и сестер. Если, конечно, считать человеческими существами веселую компанию из пяти собак и двух кошек, что, впрочем, мама с успехом и делает. Ее неистовая любовь и внимание распространяются на всех членов нашей семьи, невзирая на то количество слюней, которые некоторые из нас пускают.

Взять хотя бы мамину безграничную преданность нашей чихуа-хуашке (с явными психическими отклонениями) по имени Тор. Когда он начал злобно рычать на стены, видя то, чего там нет, были потрачены тысячи долларов на оплату счетов за собачью психотерапию, собачий прозак и собачью акупунктуру. (Что, как оказывается, вполне реальная вещь!) Если кто-то становится частью семейства Фридман-Сигел, можно быть уверенным, что его уже никогда не бросят. Будь то собака, кошка или прочее.

На практике это означает, что всякий раз, как открывается наша входная дверь, свора отчаянно визжащих чихуа-хуа радостно писает на ковер, виляет хвостами и трахает чужие ноги с таким неописуемым восторгом, какой, должно быть, испытала Белоснежка, разбуженная Прекрасным Принцем (хотя я, если честно, сильно сомневаюсь, что у Диснея кто-то кого-то трахал). Мама обычно здоровается на повышенных тонах, чтобы перекричать собачий гомон, и пожимает плечами, словно хочет сказать: «А что я могу сделать?»

Хотя, положа руку на сердце, она много чего может сделать. Например, когда мой бойфренд впервые пришел в наш дом, она спокойно могла оставить собак в папином кабинете, что позволило бы избежать группового изнасилования щиколоток моего друга.

Правда, нет худа без добра. Зато нам не приходится опасаться свидетелей Иеговы.

Ну а кошки? Как люди, так и собаки отлично понимают, что домочадцы, принадлежащие к семейству кошачьих, обладают правом первого выбора всех имеющихся горизонтальных поверхностей. Но никто еще не управлял нашим домом так, как белоснежная кошечка, которую мы, проявив завидную выдумку, окрестили Снежинкой. У каждого родителя, как ни трудно в этом признаться, всегда есть любимый ребенок, и во времена моего детства мамино сердце безоговорочно принадлежало этому крошечному комочку шерсти.

Снежинке было всего три недели от роду, когда мы увидели ее, лежавшую посреди извилистой улицы в районе Голливудских холмов. Мама тотчас же свернула на обочину, выпрыгнула из машины и схватила Снежинку в охапку.

Киска посмотрела на маму сначала зеленым глазом, затем – покрытым коростой голубым, ее ободранная шкурка кишела блохами, и мама влюбилась без памяти. Весь следующий месяц мама выхаживала котенка, кормила его из бутылочки и даже сочиняла ему песенки. Черт, можно сказать, мама практически вскормила его грудью. А когда Снежинка подросла, мама стала возиться с ней даже больше, чем со мной: она не забывала покупать кошке игрушки, возила Снежинку вместо меня к себе на работу, заставляла папу готовить ей домашнюю еду (в основном дикого лосося) и даже купила ей кошачью ортопедическую кроватку.

Поэтому, когда Снежинка внезапно умерла, мама почувствовала себя опустошенной. На грани психического расстройства. К сожалению, мамина скорбь не нашла выхода в слезах или в лишнем весе из-за переедания; нет, ее душевная боль проявилась во время кошачьих похорон на нашем заднем дворе, когда мама прыгнула в крошечную могилку, которую уже начал засыпать папа, и вытащила из грязи коробку с прахом Снежинки.

– Нет! – Мама прижала контейнер к груди. – Она не может лежать вот так в сырой земле!

С тех пор, когда умирал наш очередной питомец, на каминной доске оперативно освобождалось место для новой дизайнерской урны. Сейчас наш камин уже на 90 процентов заполнен останками животных. И я не устаю благодарить Господа, что мама не подсела на таксидермию.

Как и все нормальные люди, потерявшие домашнего любимца, папа решил, что стоит обзавестись новой кошкой (естественно, после того, как закончится траур). И когда однажды вечером он выдвинул эту мысль за обедом, предусмотрительно сопроводив ее приличествующими случаю словами: «Конечно, никто не сможет заменить нам Снежинку…» – мама буквально выплюнула в него: «Итак, если ты вдруг умрешь, мне что, прямо на следующий день нужно найти себе нового мужа и сделать вид, будто тебя никогда не существовало?» Скорбь может принимать самые неожиданные формы.

И в тот же уик-энд мы с папой затащили маму в приют для животных, где женщина по имени Пэт с военной стрижкой приветствовала нас у дверей кошачьего отсека отрывистым:

– Клетки не открывать! Если захотите посмотреть кошку, скажите мне.

Это было ярко освещенное флуоресцентными лампами небольшое помещение, где слегка попахивало кошачьей мочой. Все стены были заставлены клетками, и мама вошла последней. Она скрестила на груди руки, ее кислый настрой казался едва ли не осязаемым.

И тут я обратила внимание на клетку в дальнем углу комнаты. Клетка была практически не видна, ее явно задвинули подальше. А внутри сидел белый котенок с голубыми глазами, совсем крошечный, даже меньше, чем наша Снежинка, когда мы подобрали ее на улице.

– Боже мой! Мам, посмотри на этого котеночка!

– Нам не нужно другое животное… – Мама внезапно осеклась, оказавшись лицом к лицу с точной копией нашей Снежинки. – Боже мой! – Мама потянулась к задвижке клетки.

– Я ведь велела не открывать клетки! – послышался откуда-то сзади голос Пэт.

– Ну ладно. А можно нам посмотреть вот этого? – Мама показала на котеночка.

– Нет.

– Почему нет? Его что, уже кто-то взял?

Мама повернулась к клетке с таким видом, будто ни секунды не сомневалась, что котенок – это реинкарнация ее незабвенной Снежинки.

– Нет, нам придется его усыпить. Он слишком больной и определенно не выживет.

– Неужели вы собираетесь его убить? А что с ним не так?

Я увидела, как кровь бросилась маме в голову, когда Пэт встала между ней и реинкарнированной Снежинкой.

А теперь пару слов в оправдание Пэт. Печальная правда заключается в том, что каждый год во всех приютах страны множество животных, даже совершенно здоровых, подвергается эвтаназии из-за нехватки мест.

– Он просто слишком слабенький, и мы думаем, что у него кишечные паразиты… Послушайте, найдите себе другого котенка. Этот слишком больной. – И Пэт задвинула клетку еще дальше.

– И вы еще смеете называть это приютом для животных?! – задала риторический вопрос мама, с каждым словом все больше повышая голос. – Ха! Больше похоже на камеру смерти! Я не уйду отсюда, пока вы не отдадите мне этого котенка! – Ее лицо стало на три тона краснее по сравнению с тем, что мне когда-либо доводилось видеть.

– Ничем не могу помочь.

Ну, я толком не знаю, то ли это была официальная политика правительства, то ли Пэт просто оказалась упертой дурой, поленившейся возиться с бумагами, но в итоге она решительно передернула плечами, явно давая понять, что будет стоять насмерть.