Сновидения - Робертс Нора. Страница 63

– Откуда вам было знать? – заговорила Пибоди.

– Это моя работа. Я обязана знать. Шелби с Микки обе уже не были на моем попечении, когда с ними это случилось. Но часть ответственности все равно лежит на мне, разве нет? Шелби нас провела, а ведь мы сами проморгали. Надо было держать с ней ухо востро, но мы были до того заняты другими делами, так взволнованы свалившейся на нас удачей, что невольно дали ей ускользнуть. И теперь нам с этим жить. Жить и знать, чем все закончилось. Микки… Не знаю, многое ли мы могли для нее сделать, но думаю, что-то все же было в наших силах. И мы обязаны были что-то предпринять. А теперь они обе погибли. Обе.

Она снова вгляделась в фотографии, потом резко подняла взор.

– Но не Делонна! Ее среди них нет. Они были так дружны, все трое. Она с ними не ушла. Осталась у нас и пробыла с нами, пока не исполнилось шестнадцать.

– Но где она теперь, вы не знаете.

– Нет, хотя должна признаться, я ожидала, надеялась, что она будет подавать голос. Кто-то из них продолжает поддерживать с нами связь, другие – нет.

– Она никогда не спрашивала вас о своих подружках? Не просила отпустить ее с ними повидаться?

Филадельфия потерла лоб.

– Все разве упомнишь? Я тут покопалась в своих записях того времени, пыталась понять, как…

Она покачала головой.

– У меня записано, что на какое-то время Делонна замкнулась, сказалась больной. Да это и естественно, ведь она осталась без двух лучших подруг.

– А она действительно болела? – поинтересовалась Ева.

– Насколько я помню – и из записей это следует, – она впала в какую-то апатию. Много плакала, хотя старалась этого не показывать. На сеансах, когда мне удавалось чуть-чуть до нее достучаться, она называла себя плохой девочкой. Мол, все ее покинули, потому что она плохая; ни дома у нее нет, ни семьи, и все потому, что она такая плохая. Мы работали над ее самооценкой. У нее был такой чудесный голос, и я использовала пение, чтобы немного помочь ей преодолеть свои комплексы. Но она больше ни с кем из девочек так близко не сдружилась. И как я уже сказала, замкнулась, погрузилась в какую-то скорбь, что, в общем-то, было естественно и ожидаемо. Бывало, сделает, что поручишь, и тут же опять замкнется в себе. Почти год прошел, прежде чем она пришла в себя.

– А вам не казалось странным, что никто из ее подруг не пытался с ней увидеться, потусоваться?

– Лейтенант, дети порой бывают эгоцентричны, а их мир зачастую… сиюминутен. Здесь и сейчас – вот что важно, поэтому отношения, которые завязывались внутри Обители – а теперь БВСМРЦ, – могут быть прочными, на всю жизнь, а могут быть поверхностными, продиктованными данной конкретной ситуацией. Ситуация изменилась – и дружбы как и не было.

– А вы не следите за судьбой своих воспитанников?

Она подняла руки – короткие, аккуратные ногти без лака, никаких колец или браслетов.

– Мы для них лишь временный дом, и часто это очень непродолжительный период. Подчас бывает, что и дети, и их опекуны предпочитают оставить эту страницу позади и начать новую. Мы не вмешиваемся.

– То есть ушли дети – и ладно? С глаз долой – из сердца вон?

По тому, как напряглись у Филадельфии плечи, было видно, что эта небольшая колкость попала в больной нерв.

– Детям, которые находятся на нашем попечении, мы даем все, что можем, – в физическом, духовном, эмоциональном плане. Мы делаем все от нас зависящее, чтобы уходили они от нас в лучшем виде, чем пришли, чтобы были подготовлены к плодотворной, полноценной жизни. Мы за них очень переживаем, лейтенант, но, будучи профессионалами, мы отдаем себе отчет, что они у нас лишь на непродолжительное время и в конце концов с ними придется расставаться. Для их же блага. И для нашего тоже.

– Но вы общаетесь с ними изо дня в день, практически живете с ними вместе.

– Верно.

– А кто у вас главный?

– Не очень понимаю, что вы имеете в виду. Мы с братом делим между собой обязанности. Ответственность. Мы вместе основали Обитель и БВСМРЦ.

– То есть в каком-то смысле вы партнеры.

– Да. Во всех смыслах.

– Но диплом по бизнес-администрированию есть только у вас. Вы ведь и стажировку такую проходили?

– Да, верно.

– Стало быть, финансами ведаете вы.

– В БВСМРЦ – да, в основном я.

– Как же получилось, что в старом здании у вас дела шли так плохо, что вы вынуждены были оставить его банку?

Щеки Филадельфии залил едва заметный румянец.

– Не понимаю, какое это имеет отношение…

– Все имеет отношение.

– Мы переоценили свои возможности, – лаконично ответила Филадельфия. – И эмоционально, и в финансовом плане. Мы просто верили в то, что мы делаем, и хотели сделать настолько много, что забывали о практической стороне дела. Вообще-то, я отучилась на менеджера только в последний год существования Обители, поскольку к тому моменту стало ясно, что дела наши плохи.

– Значит, до этого вы действовали как бог на душу положит. Что, на чудо надеялись?

И взгляд, и голос стали холодными, как лед.

– Я понимаю, не все верят в силу молитвы. Мы верим, даже когда ответ на эту молитву не такой явный или кажется нам чересчур суровым. В конечном итоге чудо же свершилось! Мы сумели помочь куда большему количеству детей, подарить им больше внимания и заботы, но для этого сначала нам надо было потерпеть неудачу в практическом, деловом смысле.

– Кто занимался финансами в Обители – до того, как вы получили диплом?

Филадельфия нетерпеливо фыркнула.

– Повторяю: я не понимаю, к чему эти вопросы. Ну, Нэш занимался. По большей части. Мы выросли в очень консервативной семье. Отсюда и наш первоначальный подход к Обители. Мы действовали в меру своих знаний и умений. Но потом нам обоим стало ясно, что у Нэша просто нет деловой жилки. А у меня есть. Наша вера, в частности, дает нам убежденность в том, что свои способности надо применять, вот почему я пошла учиться дальше. Спасать Обитель было уже поздно, но мы считаем, что замысел именно в этом и состоял.

– Чей замысел?

– Высшей силы. Божий промысел – знакомы с таким понятием? Мы учились на своих ошибках, мы потеряли одно здание, но получили новый шанс и на этот раз преуспели.

– Удобно. Значит, теперь финансами заведуете вы.

– В БВСМРЦ – да, вместе с нашим бухгалтером.

– А личными финансами вы занимаетесь по отдельности? Каждый своими?

– Разумеется. Лейтенант…

– Я просто пытаюсь составить себе картину, – перебила Ева. – А ваш второй брат?

– Монти? Монти умер.

– В Африке. В прошлом месяце было пятнадцать лет, как это произошло. А в чем состояли его функции? Какие у него были обязанности? Какую часть работы он выполнял?

– Он… помогал везде, где мог. Ему нравилось помогать на кухне, делать какой-то мелкий ремонт. Время от времени он помогал Броди.

– То есть был подсобным рабочим.

Брови у Филадельфии опять сошлись, образовав все ту же глубокую складку над переносицей.

– Я не знаю, что это такое.

– Ну как же? Ни тебе ответственности, ни реальной работы. Одни мелкие поручения.

– Монти не имел образования, чтобы…

– А почему, собственно говоря? Почему он не учился, чтобы сделаться вашим партнером? Вы же со старшим братом получили дипломы?

– Не понимаю, почему вас это так волнует. Это наша частная жизнь…

– Теперь ваша частная жизнь – предмет моего профессионального интереса, – выпалила Ева, так что Филадельфия дернулась. – Погибли двенадцать девочек. Неважно, понятен ли вам вопрос. Отвечайте!

– Да будет тебе, Даллас, – умиротворяюще пропела Пибоди, вступив в свою роль доброго полицейского. – Нам нужно знать, – обратилась она к Филадельфии, – все, что только возможно, и тогда мы сможем попытаться сложить все факты в единую картину. Ради вот этих девочек, – добавила она и подвинула фотографии поближе к Филадельфии.

– Я хочу помочь, просто… просто мне больно говорить о Монти. Он был для нас малышом. – Она вздохнула и слегка обмякла. – Самый младший из нас. Наверное, мы его немного избаловали. Особенно когда мама умерла.