Словно распустившийся цветок - Митчелл Сири. Страница 57

 — Почему люди говорят друг другу приятные вещи, если не имеют их в виду?

 — Чтобы проявить вежливость.

 — Но мы с мистером Тримблом проявляем взаимную невежливость с момента первой нашей встречи. – В том, что он наговорил мне давеча, было нечто такое, чего я никак не могла уразуметь.

 — Мистер Тримбл? Он сделал вам комплимент?

 — Да. По крайней мере, я думаю, что это был комплимент. А еще я уверена, что он действительно сказал то, что думал, вот только я подозреваю, что он не хотел, чтобы я догадалась об этом.

 — Думаю, будет лучше, если вы в точности передадите мне его слова. – И она расправила плечи, словно рассчитывая услышать что-либо гадкое.

 — Он сказал… В общем… мы говорили о предложении руки и сердца, о том, рассчитываю ли я получить таковое, и я ответила…

 — Разумеется, вы сказали ему, что непременно его получите.

 — Я сказала ему, что непременно его получу, и тогда он заявил, что кому-то из мужчин несказанно повезет.

 — И…

 — И все.

 — Однако… – Она поколебалась, словно предчувствуя подвох, а потом нахмурилась. – Это было очень мило с его стороны. Надеюсь, вы поблагодарили его.

 — Я… Одним словом… нет. Я спросила его почему.

 — Почему что?

 — Почему кому-то должно повезти?..

 — А он ответил…

 — А он ответил, что не вправе этого сказать.

 — Не вправе… – Она поджала губы, обдумывая слова мистера Тримбла. – Быть может… – Она вдруг ахнула. – Ой! Быть может, он женат!

 — Но почему тогда он отправился в Новую Зеландию в одиночестве?

 Она задумалась еще ненадолго:

 — Что ж… быть может, он обручился.

 — В Новой Зеландии? Тогда почему он вернулся сюда один?

 Она вздохнула:

 — Да, бессмыслица какая-то получается. А что вы вообще о нем знаете?

 Почти все. По крайней мере, почти все о его жизни в Новой Зеландии.

 — Он фермер-овцевод, который…

 — Это мне известно. Что еще?

 — Больше, собственно, ничего. У него ужасная семья. Вот и все, что я знаю.

 — Значит, в этом все и дело. Он не вправе ничего объяснить вам из-за своей ужасной семьи.

 — При чем здесь они?

 — При том, что в противном случае… для чего он вообще уезжал в Новую Зеландию?

 — Из-за того, что любит овец!

 — Мисс Уитерсби! – Она укоризненно покачала головой. – Уехать за границу он мог только из-за того, чтобы сбежать от чего-либо.

 — Ну и?.. – Я по-прежнему ничего не понимала.

 — Поэтому напрашивается единственный разумный вывод, что он бежал от своей семьи, чтобы начать новую жизнь. В такие вещи лучше не углубляться.

 — Именно так он и сказал.

 — Вам довольно знать, что он о вас очень высокого мнения, хотя сам занимает настолько скромное положение, что вы не можете снизойти до того, чтобы рассматривать его кандидатуру.

 — Его кандидатуру? На что?

 — На вашу руку! Нет, право слово, мисс Уитерсби, неужели вы ничего не заметили? Бедняга. Думаю, он смог бы добиться кое-каких успехов, если бы его злосчастная семья не висела у него на шее мертвым грузом. Чем скорее мы избавимся от него, тем лучше. Для всех заинтересованных лиц.

 Будучи не в силах разобраться в чувствах мистера Тримбла, как и в объяснениях мисс Темплтон, я решила, что мне нужно прогуляться без помехи по зеленым просторам земли, сотворенной господом Богом… хотя сейчас, поздней осенью, они выглядели скорее бурыми. Прихватив с собой шляпку, охотничью куртку и футляр для сбора растений, я выскользнула через заднюю дверь и прямиком направилась в долину Кэтс-Клаф. По пути я размышляла о том, почему отец до сих не вмешался и не остановил меня в поисках супруга. Пожалуй, это оттого, что я недостаточно часто упоминаю пастора и мистера Стенсбери. Быть может, он не видел в том никакой срочности, поскольку и я никуда не спешила.

 Хлопая в ладоши, обтянутые варежками, чтобы согреться, я наклонилась, разглядывая стручки чертополоха, торчащие подле изгороди.

 А вот они явно спешили. Семена торопились разлететься по свету в предчувствии наступающей зимы. Выпрямившись, я принялась осматриваться по сторонам в поисках образцов. Но, как я строго напомнила себе, искать цветы я не собиралась. Как и думать о своих исследованиях или новых статьях. Сейчас я более всего нуждалась в безраздельном внимании какого-либо поклонника.

 Издалека до меня донесся рев охотничьих рогов.

 В это время года цветы искать было очень трудно, поскольку их стручки сливались по цвету с пожухлой травой и терялись в ней. А сейчас я вдруг обнаружила, что, помимо воли, прислушиваюсь краем уха к реву рогов и лаю собак, вследствие чего мне было трудно сосредоточиться.

 Из-под изгороди выскочила лиса и прошмыгнула совсем рядом, едва не задев меня. Я часто встречала их в полях, вот только тогда они не удирали, сломя голову. А эта была настолько напугана, что я сомневаюсь, заметила ли она меня. Мгновением позже к забору подлетела свора гончих, скорбным лаем осыпая преграду и отчаянно пытаясь расширить лапами лаз под изгородью. Мало того, что поля и луга регулярно вытаптывали любители и охотники, теперь к ним присоединились еще и роющие ямы собаки!

 На тропинке зазвучал топот копыт. Охотник. Он свернул с нее на поле, на котором стояла я. Направив коня на изгородь, он заорал:

 — Прочь с дороги, глупая женщина!

 — И вовсе я не глупая! – огрызнулась я, подозревая, что гораздо умнее его.

 За ним вновь накатил грохот копыт, и через изгородь нескончаемой чередой принялись прыгать лошади.

 Я присела на корточки и закрыла голову руками, а они все мчались и мчались мимо.

 — Я протестую! Сколько можно!

 Но мои жалобы остались без ответа, поскольку всадники уже поскакали дальше, оставив после себя взрытую копытами землю.

 Все-таки я сумела отыскать несколько кустиков скрученника, вот только они были безжалостно смяты и раздавлены лошадиными копытами. Или не копытами, а лапами одной из охотничьих собак. Склонившись над ними и оплакивая их печальную участь, я вдруг услышала, что ко мне приближается еще одна лошадь, и повернула голову на звук.

 — Прочь с дороги! – Всадник отчаянно махал мне рукой, показывая, что я должна отойти в сторону.

 Это он мне кричит? Я выпрямилась, положила руку на талию и огляделась. Да, он явно орал на меня. Вокруг простиралось голое поле со смятой травой, и прочие наездники уже скрылись из виду. Я не могла понять, почему я должна уходить в сторону, когда с таким же успехом он и сам мог отвернуть коня. Я повернулась к нему, чтобы сообщить ему об этом, и с удивлением обнаружила, что он уже совсем рядом.

 — Кому говорю, прочь!

 Последней моей мыслью была та, что вблизи лошади выглядят невероятно крупными…

 * * *

 В чувство меня привел шум в голове – и еще переливы голоса мистера Тримбла. Я поднесла руку к виску и тихонько ойкнула, поскольку от прикосновения молоточки в черепе застучали еще сильнее.

 — Говорите потише. У меня голова буквально раскалывается. – Я осторожно приоткрыла один глаз.

 В поле моего зрения показалась мисс Темплтон. Она прижимала к лицу носовой платочек, а по щекам ее ручьем текли слезы. Глядя на меня, она всхлипнула:

 — Ой! Мы думали, что вы уже никогда не придете в себя.

 Рядом с ней возник мистер Тримбл:

 — Разумеется, мы были уверены, что вы очнетесь. – В его тоне сквозило легкое неодобрение. – Единственный вопрос заключался в том, когда это случится.

 — Но доктор же сказал, что она может и…

 Мистер Тримбл присел рядом со мной на корточки и провел пальцами по щеке, пытливо глядя мне в глаза:

 — Он сказал, что вы получили сильный удар по голове, что у вас ушиб ребер, и что вам необходимы тишина и покой. – Рука его переместилась к моим волосам, прядку которых он убрал у меня со лба.

 Покой. Мне необходим покой. Хорошая мысль. Если я засну, то, быть может, не буду чувствовать боли в висках, а если он и дальше будет гладить меня по голове, то и дышать мне станет легче.