Черное солнце (СИ) - "shizandra". Страница 53

- Чш-ш, тихо, - на напряженные руки легли теплые пальцы, а рядом зазвучал голос Влада. – Я знаю, о чем ты думаешь. Все в порядке. Это все из-за коньяка – мы оба выпили слишком много. Спи. Тебе надо поспать.

Марк осторожно открыл глаза, только сейчас понимая, что лежит на чем-то, очень напоминающем диван почти без одежды. Где, кто, как?

- Вл… - губы слиплись, а во рту было настолько сухо, что Марк замолчал, даже не пытаясь сделать вторую попытку заговорить. Но Влад, к счастью, понял:

- Ты сейчас в клубе. Потерял сознание. Я раздел тебя, - он говорил отрывистыми предложениями, словно ему самому разговор приносил боль. Марк попытался хотя бы повернуться к нему, чтобы увидеть, а не только слышать и чувствовать, но сил не было вообще. И туман в голове становился все гуще, а из чувств остался только жгучий стыд.

- Прекрати, - щеки коснулись теплые губы. – Я сам тебя спровоцировал, - по вискам пробежались прохладные пальцы, и Марк внезапно успокоился. И сон навалился мгновенно. Не в силах бороться с ним, Марк закрыл глаза. Мысль о том, что он будет делать, когда проснется, была последней, прежде чем тьма снова вернулась.

4.

Лешка нажал на кнопку сигнализации, машина закрылась, и он тут же забыл о ней. Поднялся на две ступеньки крыльца дома Никиты и позвонил. Было поздно, очень поздно, Никита мог уже спать, но Лешка почему-то не верил в это. Сердце с самого утра было не на месте, а час назад беспокойство достигло такого накала, что Лешка, бросив все свои попытки дозвониться до Никиты, поехал к нему, стараясь не думать ни о чем. Получалось плохо, но самых ужасных мыслей удалось избежать. Никита говорил, что едет на вечеринку по случаю удачно заключенного контракта и самое страшное, что могло ему грозить – головная боль с похмелья на следующее утро. В этом, по крайней мере, Лешка пытался себя убедить. Но чем ближе он подъезжал к дому Никиты, тем быстрее стучало сердце. Тем сильнее оно сжималось.

Лешка еще раз позвонил, но ответом была все также тишина. Стиснув зубы, он дернул ручку, и дверь неожиданно приоткрылась. Сердце замерло, в памяти мгновенно всплыла картина из прошлого: тщательно закрывающий замок Никита, говорящий о том, что когда жил в квартире, меньше боялся. Лешка тряхнул головой, прогоняя так некстати всплывшую картинку, и, открыв дверь пошире, перешагнул порог. Нашарил выключатель на стене, щелкнул им, и холл залил яркий свет.

- Твою… - выдохнул он, успев в последнюю секунду прикусить язык. Везде валялись осколки, обломки, обрывки. Разбитые светильники на стенах, стекла в дверцах шкафов… Леша тихо застонал и, хрустя валяющимися на полу осколками, кинулся вглубь дома. Ник!

Никита сидел на полу в ярко освещенной спальне, сжавшись в комочек, и смотрел прямо перед собой пустыми глазами. Ворвавшийся в комнату Лешка проследил за его взглядом и невольно содрогнулся: фотографии, десятки фотографий Никиты были порваны на клочки и валялись у его ног бесполезной кучей бумажного мусора. В ярком искусственном свете кое-где блестели осколки стекла, а сам Никита казался поломанной куклой. Растрепанные волосы смотрелись откровенно жалко, потеряв весь свой блеск. Опущенные плечи, пустой взгляд и белое, абсолютно спокойное лицо. Леша заглянул в него и, вздрогнув, шагнул к Никите. Опустился рядом с ним, вставая коленями в кучу того, что когда-то было фотографиями. Что-то противно захрустело, но Лешка этого уже не услышал. Запрещая себе думать о чем-либо, он просто обнял Никиту за плечи и притянул его к себе.

- Ник… - выдохнул в макушку и это словно послужило для того сигналом: Никита задрожал, а потом вдруг обнял в ответ. Сильно, до боли сжал Лешку и, спрятав лицо у него на груди, разрыдался. Он не плакал, не истерил, а именно рыдал. Навзрыд. А Лешка гладил его по волосам и уговаривал собственное сердце подождать еще немного и не разрываться прямо сейчас.

- Никита, Никита, Никитка… - он шептал, как в бреду, просто шептал что-то, не пытаясь успокоить, а всего лишь желая дать знать, что рядом и никуда не уйдет. – Хороший мой. Любимый… Никита…

Сколько Никита плакал, Лешка не знал. Время то ли растянулось, то ли замерло. И казалось, что в целом мире больше никого не осталось. Только он и Никита. Никита, который теперь плакал тихо, очень тихо. Ни стона, ни вздоха. Только слезы. Горькие, горячие… Они катились беззвучно и, падая на грудь Леши, обжигали мокрую кожу. Дрожь сошла на нет, но вместе с ней словно ушла и жизнь из тела Никиты. Потому что голос, который услышал Лешка, мог принадлежать призраку, но никак не живому человеку.

- Прости… - Никита отстранился от Леши, избегая смотреть ему в глаза. – Я сорвался. Просто устал. Я, как оказалось, не готов к такой жизни. Но, знаешь, я благодарен ей, - Никита поднял голову, глядя на Лешу теплыми, все еще полными слез глазами в обрамлении мокрых, слипшихся ресниц. – Она подарила мне тебя. Ты самый лучший, самый добрый. Спасибо тебе… Спасибо, что ты есть. Если бы не ты… Сегодня… - его голос дрогнул, взгляд дернулся, словно Никита снова возвращался в те минуты срыва.

- Все в порядке, - Лешка снова привлек его к себе, отвлекая, делясь с ним своим теплом. – Все. Будет. Хорошо. Помнишь, ты сам меня этому учил? – Лешка отстранил Никиту, заглядывая в его глаза. Усталые, погасшие глаза. – Тебе надо отдохнуть, любимый. Просто выспаться. Завтра все будет по-другому. Придет новый день.

Никита слабо улыбнулся, и Леша поднялся на ноги, потянув его за собой. Оглянулся, оценивая обстановку, и повел его в гостевую спальню, следя за тем, чтобы Никита ни обо что не споткнулся: с каждым шагом тот становился все слабее. И на кровать он почти рухнул, Леша еле успел подставить руки, чтобы он не ударился головой.

- Спасибо, - тихо, на грани слышимости прошептал Никита, а в следующую секунду уже спал. Леша пару мгновений смотрел на его потемневшее и не желавшее расслабляться даже во сне лицо, а потом, раздев и укрыв Никиту одеялом, вышел. Надо было хоть немного разобрать тот бардак, что устроил Никита, да смести осколки, чтобы тот не поранился утром.

Стараясь ни о чем не думать, Лешка снял мокрую рубашку и принялся за уборку. В холле он закончил быстро, а вот в спальне… Сердце Леши дрогнуло, когда под кучей обрывков фотографий он увидел разломанный мобильный телефон. Маленький и изящный когда-то, теперь он представлял собой только груду деталей, ни на что не годных. Разбитый дисплей, треснувший корпус, одного взгляда на который хватило, чтобы понять, что этот телефон восстановлению не подлежит. Но, может быть, хоть сим-карта сохранилась? Леша осторожно взял телефон в руки, перевернул, но гнездо для карты было пустым. Недоумевая, он оглянулся, пытаясь понять, что это может означать. Раньше он никогда не видел этого телефона у Никиты: тот пользовался другим, навороченным. А откуда этот? Просто телефон? Похоже, что нет: рядом с ножкой кресла лежала сим-карта. Леша дотянулся до нее и недоуменно нахмурился: поперек карты шла глубокая, ровная полоса. Словно ее резали ножом. Кто это сделал, Никита? Да, похоже: больше некому. Но что это за телефон?

Не зная, что делать со своей находкой, Леша собрал все остатки телефона, которые смог, и вместе с картой сложил на тумбочку: пусть Никита сам потом решает, что с этим делать. Выпрямился, оглядывая комнату. Не идеальный порядок, конечно, но сойдет. Главное, что осколков на полу больше нет. Приняв душ и заперев входную дверь, Леша вернулся в спальню к Никите. Тот спал, свернувшись в клубок под одеялом, и, похоже, мерз. Лешка печально улыбнулся и скользнул к нему в постель. Обнял, осторожно, чтобы не разбудить, притянул к себе. Какой же он хрупкий. Сердце затопила нежность. Нежность, а стоило только подумать о сегодняшнем его срыве – тревога. Он знал Никиту. Знал, насколько тот гибок, упрям и силен. Устал? Возможно. Но это не усталость. У срыва Никиты была другая причина. Но расспрашивать об этом он не будет: если бы Ник хотел рассказать, то сделал бы это, а не придумывал отговорки про усталость. Лешка вздохнул и, поцеловав тонкую кожу на виске, закрыл глаза. Надо поспать: сегодня был тяжелый день.