Репетитор - Любимова Елена. Страница 3

Добиралась Вика до нового ученика долго: сначала пешком по Ленинскому проспекту до станции метро, плюс час времени в самом метро, потом на электричке из Москвы до ближайшего городка. И всё это только для того, чтобы попасть к новому ученику, второкласснику Ване.

Вика вышла на местном вокзальчике. Постояла на платформе номер два, куда прибыл поезд, посмотрела, куда идут остальные пассажиры. А их  было много, и не сосчитать. Все спешили куда-то, по привычке двигаясь вверх и вниз по перекидному мосту, огромной рыжеватого цвета ржавой конструкции из металла с деревянным полом и ступеньками, что отзывались сильной дрожью, едва только касались их. Ступать по ним было страшно, того и гляди обломятся прямо посередине. А внизу электрички ходят, бегут скоростные поезда. Опять же провода высокого напряжения. И над всем этим великолепием… скрипучие деревянные мостки, явно уставшие и в любую минуту готовые развалиться. Вика прошла вверх по ним, стараясь не смотреть вниз. Между ступеньками виднелись дыры, куда могла запросто попасть нога. К тому же сверху снег и наледь. Скользко и страшно, но надо пройти. Потом спустилась вниз, вышла на улицу. А дальше…

Она не знала, куда идти. Совсем. В первый раз оказалась там, не знала города, да и та улица с новостройками была где-то далеко. Вика шла долго, очень долго по заснеженным морозным улицам, ледяной ветер почти сбивал её с ног. В тот день она была в сапогах, да на высоких каблуках и в лёгком пальто. Зачем-то оделась так в институт, хотела выглядеть эффектно. Хотя какие уж там эффекты в такую погоду.

– Форс мороза не боится, – сказала бы её бабушка, увидев внучку в таком виде. А бабушка её очень любила и хотела, чтобы внучка была счастлива. А счастье она понимала по своему, как простые люди понимают: замужество, дети, спокойная семейная жизнь, налаженный быт, неизменный уют.

Всего этого у Вики не было, но очень хотелось. И думала она об этом, и мечтала, как и все. И в то же время счастье своё она видела прежде всего в развитии и самосовершенствовании, как ни высокопарно бы это звучало, а семья. Она надеялась, что всё впереди. Хотя в надежде есть оттенок сомнения. Она верила, что всё будет. Всё впереди. Самое лучшее. Никак не иначе.

Вика хотела устроить личную жизнь, и даже очень хотела. И прилагала для этого немало усилий. Или ей только казалось, что это именно так. В юности она легко и часто влюблялась, но объекты её пламенной страсти или не знали о её чувствах совсем, или оказывались далеки от неё настолько, что и добраться до них просто физически и материально было или сложно, а то и невозможно совсем. Многие из них жили далеко за границей и единственное, что их сближало, так это наличие скоростного интернета и вполне приличное знание иностранного языка.

Вика бегала словно по кругу, как пони в мультфильме, что с детства любила. Она и себя часто в шутку если и не пони, то лошадкой называла. Такой хорошей, работящей лошадкой, что вынести много могла. Но бегала эта пони по своему привычному кругу, а ей хотелось большего. Хотелось сойти с привычного и надоевшего маршрута и перейти на другой, незнакомый, но такой манящий новый круг, сменить окружение, выйти на новый, неизвестный для этой молодой лошадки уровень.

Вика понимала всё и о своём простом происхождении, о своей небогатой семье, из которой остались только они с мамой. Бабушки, дедушки, папа давно ушли, оставив только воспоминания о том, что такое настоящая семья. Было и хорошее, случалось и плохое, но желание иметь крепкую дружную семью было с Викой всегда, с раннего детства. Так воспитали её. А с мамой они хоть и во всем поддерживали друг друга, но не считали себя полноценной семьёй.

Вике хотелось большего. А именно любви, заботы того самого, единственного мужчины, которого она мечтала встретить раз и навсегда. Да, несмотря ни на какие разочарования, она оставалась той же идеалисткой, какой была в ранней юности. А женихов, поклонников и воздыхателей имелось у неё достаточно, а иногда и в избытке. А что? Умна, образованна, хороша собой… Тут можно долго продолжать. Понятно, что хотелось большего, хотелось вырваться оттуда, где она была. А были они с мамой на дне. На самом дне. И знали об этом.

«Униженные и оскорбленные. XXI век», – шутили они о себе. И это была их горькая правда. Отсутствие своего хоть какого-то жилья и местной прописки не позволяло им многого, а очень хотелось просто жить как все. Как все счастливые люди, конечно. Они меняли коммуналку за коммуналкой, вынужденные переезжать как минимум раз в год по разным, зачастую не зависящим от них, причинам. В то время, когда Вика занялась репетиторством, они с мамой жили сначала в коммуналке, потом переехали в  общежитие. И там происходило то, о чем действительно стоит рассказать.

Глава 3.

Прошло уже почти три года с тех пор, как они приехали сюда и сняли  комнату на пятом крайнем этаже.  Общежитие, как общежитие, общага попросту: комнатки маленькие, старый немецкий проект, что для студентов делали, не иначе. А как известно, что для наших людей хорошо, то для немцев не очень. Впрочем, оказалось, что это утверждение и в обратном порядке работает так же. Здание само кирпичное, но, скажем прямо, неказистое такое, весьма облезлое и обветшалое,  а местами в глубоких трещинах, причём как снаружи, так и внутри. Но это была не самая большая проблема.

При входе несколько бетонных ступенек, развалившихся практически полностью, раскрошенных буквально на составляющие их песок и мелкие камешки, гальку. Спицы стальной арматуры торчали из них то тут, то там, выглядывая из бетона в самых ходовых местах. Как будто струны музыкального инструмента не выдержали долгой и излишне экспрессивной игры. О них часто  спотыкались. Усталость металла. Есть такое понятие. Так вот это была именно она. Причём, усталость здесь чувствовалась во всём, не только в металле, бетоне или старых кирпичах. Во всём: от начала и до конца. А с той страшной усталостью ещё и полнейшая безнадёга.

Общага стояла на самом краю городка, последний дом в конце улицы, ближе к частному сектору, почти в лесу. С одной стороны, это расположение обещало жителям вполне приличный и относительно чистый воздух, а с другой… А с другой, – ничего, ничего хорошего. Вся цивилизация, инфраструктура, вся жизнь городка протекала где-то там, где горели весёлые огоньки. А здесь? Здесь не имелось ничего от того безмятежного городского веселья. Не каждый мог рискнуть прогуляться сюда  ни по одному, ни в компании, ни с собакой, например. Опасно. Всегда. И днём, не говоря уж о вечернем времени или тем более ночи. Даже местные бродячие псы старались обходить этот район стороной. Просто опасно. Об этом знали все.

Дверь в единственный и неповторимый подъезд не закрывалась, да в этом не было и никакой необходимости. Местным нравилось, что она открыта. Так безопаснее. О кодовом замке или тем более домофоне не думали. Зачем? Знали, что никто, реально никто чужой сюда не придёт. Побоится.  Ходили только свои, да и то с опаской, оглядываясь, как бы не вышло чего.

Дверь представляла собой целый блок, несколько секций из дерева.Видимо много раз её покрывали  непонятного цвета масляной краской. Причём делали это каждый раз поверх облупившегося старого покрытия, вспучившегося страшными буграми, размохрившегося за много лет. Так красят заборы на улице. До сих пор кое-где ещё так, по старинке, красят.

И эта дверь, всегда гостеприимно открытая, засасывала в свою темноту  каждого, кто осмеливался туда войти. Засасывала и не отпускала. Долго. Иногда всю беспросветную жизнь. А если кто-то и пытался вырваться оттуда, понимали, как это не просто. И всё же пытались. Правда, не все. Некоторые ни о чём другом и не думали, смирились. Другие и не знали, что бывает по другому, довольны, казалось, были и тем.

Люди там жили самые простые. Ну, проще некуда. Неизбалованные, часто болеющие, с детьми и без, кто-то из тюрьмы, те что недавно вышли и хотели начать новую жизнь. А где ещё? Конечно, здесь. Народу много, часто в каждой десяти метровой комнатёнке по несколько человек. Бесконечный шум, гам, все на нервах. Понятно, и скандалы по пустякам. Бытовуха. Часто вызывали полицию. Жуть, а не жизнь: мрачная, бедная, несчастливая. И всё же движуха какая-то была. В поисках лучшей доли, соседи менялись постоянно: одни уезжали, другие приезжали.