Репетитор - Любимова Елена. Страница 5

Она хотела жалости, внимания, а лучше всего любви, той самой простой человеческой, какой она ни в людях не нашла, ни от мужчин не испытала. Будучи немного замужем, родив ребёнка, она почти сразу от мужа ушла. Пил и бил. Молодая, смелая, дерзкая была. Терпеть не могла. Ушла в общагу. Думала, что там лучше. А там всё то же самое, но от других терпела. Вот и сравнивала и переживала всю жизнь.

Дочку Света вырастила, хорошую дочку. Та и МГУ с отличием окончила, юристом стала. И замуж удачно вышла, муж тоже юрист. И от мамы она отделилась сразу после школы. Сначала в университетское общежитие, потом на съёмную квартиру, а потом и ипотеку с мужем взяли. Зарабатывали они хорошо, многое могли себе позволить. И маму к себе в новое жилье звали: и по хозяйству помочь, и с маленькой внучкой посидеть, когда они не дома.

А Светлане дочь растить одной было тяжело: без образования, без средств, без помощи. Она когда-то в молодости спортом занималась профессионально, но дальше дело не пошло. Учитель физкультуры в школе, – это был её потолок. Из школы она ушла, от мужа пьяницы тоже. И всю свою жизнь, несколько десятков лет, она работала, где придётся, бралась за всё. В основном, работала по уборке помещений и в этом нашла себя. Борьба за чистоту стала главным делом её жизни. И от других она фанатично требовала если уж не того же отношения, то понимания точно. Но ни того, ни другого найти не могла.

А Павел её доводил, причём намеренно и постоянно. Казалось, он даже на работу не хочет устроиться именно по той причине. Ему нужно много сил и времени, чтобы Светлану доводить. И, хоть по возрасту, годился он ей уже в сыновья, а уважения никакого не имел ни к ней, и ни к кому другому.

– Ну не может же быть, чтоб в одном человеке столько наглости и тупости одновременно, – сокрушалась она, понимая, что больше не может всё это от Пашки терпеть. – Уезжать, видно, придётся, – говорила она. Благо уехать ей теперь было куда. Дети звали к себе. Она решила, что надо поступить именно так.

Не только Светлане, для всех он готовил сюрпризы. Однажды Вика собиралась на работу, рано утром на электричку в Москву, к ученикам. Она тогда только по субботам и воскресеньям выезжала. И вот встала она, как обычно, пошла принять душ перед завтраком. Ну, сразу что-то такое представили… Душ ведь слово красивое, французское и воспоминания приятные обычно навевает. Помните: контрастный душ, холодный душ и даже душ Шарко… Стихи, а то и песня. Но это если в другом каком-то месте, не здесь, не в этой общаге точно. Этот душ и душем только с натяжкой можно назвать, скорее банальная помывочная. И всё.

Вика помнила, как в первый раз увидела это. Они с риэлтером пришли тогда. Та сразу большой общий зал показала, саму комнату, кухню, что оказалась потом аж на девять семей рассчитана, о чём риелтор предпочла промолчать. И, напоследок, на вопрос Вики о душе ответила:

– Ах, душ. Ну как же я забыла. Проходите, – показала она на дверь, желтевшую где-то в темноте. И, щёлкнув пару раз выключателем, что на манипуляции такие никак не хотел поддаваться, пробормотала что-то о лампочке Ильича, что там, видимо перегорела или отсутствовала. Вика заглянула в темноту, но не увидев там ничего, вернулась к риелтору.

– Договор подписываем? Как вы? – торопила та, доставая из кейса бумаги, чувствуя всем нутром, что клиент созрел. Пора брать. – А то я спешу. Риелтора, знаете ли, ноги кормят. Ждут меня.

– Да, – вздохнула Вика, расписавшись в положенных местах, отсчитав деньги и поблагодарив за помощь.  – А там посмотрим, что с душем.

А с душем оказалось не очень и даже плохо совсем. Его как будто и не существовало вовсе в том понимании, каким он должен быть. Помывочная та представляла собой весьма небольшое пространство: около метра в длину и меньше метра в ширину, закрывающееся на висящую по диагонали, закреплённую на одном винте, старую щеколду, что так и норовила отвалиться. Заходить туда боялись все, но гигиенические процедуры, как известно, никто не отменял. Ходили туда по надобности. Вика так каждый день: утром до работы и вечером после неё. Мыться она любила очень, как и мама её, Тамара Петровна.

– Редкостные чистюли, – шутили соседи. Многие из них и курили и выпивали много, вредя здоровью, как могли, но заходить туда всё равно боялись. – Мало ли чего? Плесень. Там же кругом плесень, – предупреждали они.

Да, плесень действительно присутствовала. Представьте, везде. Она покрывала чёрным налётом много лет протекающий потолок крайнего пятого этажа. Крыша как будто знала, что здесь находится душевая. И, если в комнатах протечки имелись, но не везде, а так, по чуть-чуть, то над душевой крыша отрывалась по полной, заливая при каждом дожде это и без того влажное помещение. А потому плесень жила, росла и весьма дурно пахла не только на потолке, но и на стенах и на полу. Находиться там можно было максимум несколько минут и почти не включать горячую воду, поскольку по законам физики, конденсат от неё мгновенно поднимался вверх, а смешиваясь со спорами плесени, тут же устремлялся обратно вниз,   падая на всех, желающих здесь освежиться, тяжёлыми чёрными дурно пахнущими каплями. Но мыться тем не менее надо и каждый день.

И вот суббота утро. Примерно шесть часов. Вика стояла в душе, мылась. Всё как обычно. Ничто, как говорится, не предвещало. И вдруг она посмотрела вниз, что-то почувствовав… И увидела, как из под двери медленно, но уверенно ползёт чей-то с включённой камерой телефон… Опа!

Вика вздрогнула не то от холодного душа, не то от неожиданности такой, молча и быстро накинула на голову полотенце, на тело махровый халат, открыла дверь. Сюрприз! Прямо перед ней на корточках пыхтел сосед Паша, пытаясь спрятать предательский телефон, дрожащими руками засовывая его под рваный резиновый коврик, что лежал у двери.

И тут Вика, забыв на время о том, что она преподаватель, репетитор, да и вообще девушка образованная и культурная очень… Тут она начала кричать и гоняла Пашку по всей квартире, чтобы все-все-все слышали и  знали, чем он занимается, и чтобы больше такого не повторялось. Да и остальным соседям на заметку. Так, для профилактики. Чтоб знали, с кем дело имеют. Вика может за себя постоять.

– Жена уехала, – поскуливал Пашка, надеясь уладить скандал. Жены он, видимо, всё таки боялся. Уже хорошо.

– Жена уехала? И что? Теперь можно к соседям приставать, камеры под дверь подсовывать? Ты чего там хотел увидеть то? А? Онанист! – кричала Вика, лупя по нему без разбору полотенцем и гоняя бедолагу по всей квартире.

– Да… Я… Ничего… Прости, – мямлил чуть слышно он, даже не думая уворачиваться от ударов. Казалось, ему нравилось и это тоже.

– Не только онанист, но и мазохист конченый, – подумала Вика. – Ну, смотри. Ещё раз замечу что-то такое, всё твоей жене расскажу. Ты меня знаешь, – грозила она, понимая, что совсем его запугала, и он больше так не поступит. Во всяком случае, с ней. Жене его не стала ничего говорить, когда та от родственников приехала.

– Она и так вся в переживаниях из-за него, да из-за болезней ребёнка, – подумала Вика. – А так совсем разладится может. У них и так почти никак.

Так что жить продолжали дружно, если можно так сказать. Терпели друг друга, не более того. И всё бы ничего, да тут новая напасть: хозяйка комнаты аренду решила поднять. Они с мамой недолго думали, решили в соседнюю комнату перейти. Там оказалось дешевле, чем раньше платили, но и комфорта прежнего лишились с тех пор.

– Какая грязная комната…

– Даже без телевизора, а мебель, – сокрушались они, да и соседи вторили им, предупреждали.

– Комната – просто жуть, – говорила им Света.  – Вы ещё узнаете, как там. Поверьте.

– Ну ничего, отмоем, отчистим, – старались улыбаться они. – Со Светиной комнатой нечего сравнивать, таких больше нет.

У Светы, на самом деле, устроено всё было не так, как у всех. С максимальным, если можно так говорить о бедной комнате в коммуналке, комфортом. Внутри капитальный ремонт: выровненные стены, натяжной потолок, новые дверь и окно. А мебель? Шкаф, полки, спальное место, письменный стол, – всё продумано досконально и сделано на заказ.