Большая игра - Сапожников Борис Владимирович. Страница 57

Вот такие нам попались беглецы. Сначала женщину из саней выкинули, а после один другого бросил. Хорошо еще не прикончил товарища, чтобы тот нам в руки не попался.

Когда подъехали к перевернутым саням, погребенный под ними человек, одетый удивительно легко для зимы, закричал о том, что он сдается, на нескольких языках попеременно, нещадно коверкая все слова, кроме английских.

Именно при таких обстоятельствах я познакомился с мистером Гарри Пэджетом Флэшменом – полковником британской армии и проходимцем, каких свет не видывал.

Глава 2

Новые знакомства

Разбудили меня еще затемно. Я проснулся от того, что Корень положил мне руку на плечо и едва слышно прошептал одно слово: «Командир». Еще с Крымской кампании этого было достаточно, чтобы я открыл глаза и правой рукой машинально нащупал рукоять секача.

– Опасности нет, командир, – быстро добавил Корень, видя, как мои пальцы уверенно сжались на стальной рукояти.

– Тогда в чем дело?

– Поймали тут одного, точнее, Дорчжи поймал. Местный, он у Дорчжи амулет тот золотой стащить хотел, вроде уже лапы свои загребущие тянул к нему, когда наш парень его за руку схватил. Теперь этот плетет что-то, а стоит только Дорчжи на него глянуть – тут же бухается лбом об землю и вдвое быстрее лопотать начинает.

– Приведи Лерха, – велел я, – скажи, что дело у нас неотложное, но, если встретишь кого из слуг, ни гугу.

– Обижаешь, командир, – улыбнулся Корень, состроив такое лицо, будто я и вправду его сейчас обидел.

Быстро натянув штаны прямо на ночную сорочку – не до приличий сейчас, я вышел из нашего домика на двор, где застал преинтереснейшую картину. На полу распростерся местный в не слишком чистом халате и полуразмотанном тюрбане, над ним стоял Дорчжи, сжимая в левом кулаке свою золоту пластинку и глядя на местного с недоумением. Тут же были и Армас с Ломидзе – оба при оружии, для уверенности нацеленном в спину местного.

– Ты понимаешь, что он лопочет? – спросил я у Дорчжи.

Местный продолжал еще что-то неразборчиво бормотать – говори он и по-русски, его вряд ли бы кто понял.

– С пятого на десятое, – пожал плечами парень, – да и то не уверен, что правильно понимаю.

– Ну а все же? – решил настоять я, видел же, он что-то недоговаривает.

– Насчет его друзей, – протянул Дорчжи, – и преданности… Вроде клянется в вечном рабстве за себя и за друзей этих… Вроде бы, – он задержал дыхание на секунду, но все же добавил, – мне…

Что ж, меня откровенно порадовал его ответ – Дорчжи был честен со мной. Теперь осталось дождаться Лерха. Востоковед не заставил себя долго ждать, хотя, уверен, в этом известная заслуга принадлежит Корню. Бывший казак может быть весьма убедителен. На лице Лерха было написано глухое неудовольствие, а уж когда он увидел нас, к этому чувству добавилось еще и недоумение.

– Этот человек сказал, что меня вызывает к себе граф, – произнес Лерх.

– И вы подумали, что речь идет об Игнатьеве, – усмехнулся я, глянув на хитро ухмыляющегося за спиной востоковеда Корня, – но забыли, что и я также потомок древнего графского рода, верно?

– Признаться, да, – сконфузился Лерх, поняв, что сейчас едва не оскорбил меня.

– Ничего страшного, – отмахнулся я. – Сейчас мне весьма важны ваши знания в местных языках. Дело в том, что вот этот человек, – я указал на распростертого на полу местного, – пробрался в дом и хотел обокрасть нас. Точнее, так мы думали сначала, однако теперь он несет какую-то ахинею, а мы ее и не понимаем. Можете перевести ему мои вопросы ну и его ответы, конечно.

– Если он поднимется на ноги и перестанет бурчать нечто неразборчивое в пол, тогда я смогу помочь вам.

– Так велите ему сделать это, – пожал плечами я. – Вас он поймет быстрее нашего. Мы ведь с ним изъясняться можем разве что пинками да зуботычинами.

В итоге без пинков не обошлось – ими пришлось стимулировать местного почти ко всем действиям. Пока Ломидзе не двинул ему как следует сапогом по крестцу, он даже подниматься на ноги отказывался. Лерх скривился от этого проявления насилия, претившего ему, как и всякому интеллигентному человеку, однако предпочел оставить наши действия без комментариев.

Разговор с местным не клеился с самого начала. Он постоянно глядел на Дорчжи, как будто угроза не оружием и не зуботычинами, которыми награждал его Вахтанг, когда он медлил с ответом, побуждали его говорить, а одно только присутствие Дорчжи.

– Он говорит, что состоит в некоем Ордене, – переводил нам Лерх, – да, именно это слово подходит лучше всего. В Ордене кроме него состоят еще достаточно людей, и все они ждут возвращения Чингисхана. Точнее, не его самого, а его сына. Тут стоит уточнить, господа, что под сыном он, скорее всего, понимает всякого потомка мужского пола. Все, кто состоит в этом Ордене, считают себя рабами Чингисхана. Руководят там носители четырех подков. Они верят, что это подковы того самого жеребца, верхом на котором Чингисхан въехал в соборную мечеть Бухары. Когда многие из знати предали веру, перейдя в мусульманство, а позже и став вассалами местных владык, верные ушли в подполье, создав этот Орден. Я так понимаю, что в этом юноше, – он кивнул в сторону Дорчжи, – они каким-то образом опознали потомка Чингисхана.

– Спросите его, как именно опознали? – тут же поинтересовался я.

– Он говорит, – после диалога, занявшего никак не меньше десяти минут, поведал мне Лерх, – что люди из Ордена есть не только в Бухаре, но и в Хиве, и в Ургенче. Когда Якуб-бек призвал людей на джихад против нашей миссии, в его банде оказалось достаточно посвященных Ордена, они-то и сообщили о сыне Чингисхана в Бухару.

А уж откуда узнали они, я понимал отлично – вряд ли Якуб-бек станет помалкивать об этом. Ему никакого резона нет, наоборот даже, так он смог больше людей призвать на джихад. Насколько я помню из уроков истории, что давал мне домашний учитель, Чингисхан был проклят мусульманами как раз за то, что имел обыкновение въезжать в мечети, не слезая с седла.

– Я бы попросил вас оставить все услышанное здесь при себе, Петр Иванович, – произнес я на прощание, крепко пожимая руку востоковеду, возможно, несколько крепче, чем предписывали правила приличия. – Это касается только моей команды и не имеет отношения к цели нашей миссии в Бухаре. Вы ведь понимаете меня, Петр Иванович? – с нажимом добавил я, глядя ему прямо в глаза.

– Да, понимаю, – несколько стушевался тот. Видно было, что Лерх – человек не робкого десятка, однако, как и всякий ученый, не привык к подобному обращению и слабо представлял себе, что делать в сложившейся ситуации.

– Отлично, – сказал я, отпуская его руку. – Спасибо вам большое за помощь и за понимание.

– Да-да, – быстро кивнул Лерх, спиной вперед отступая к выходу из нашего домика. – Обращайтесь еще, если понадобится моя помощь.

– Всенепременно, – кивнул ему на прощание.

Я обернулся к Дорчжи. Местный продолжал глядеть на него будто на воплощение божества, хотя, наверное, таковым и считал моего рукопашника.

– Объясни ему, – велел я Дорчжи, – что он должен привести для переговоров кого-нибудь, наделенного властью и говорящего по-русски. Хотя бы так, чтобы мы могли понимать его. Знаком будет подкова.

Парень долго объяснялся с местным. Видно, тот не мог понять, почему кто-то отдает приказы потомку Чингисхана. Прошло никак не меньше трех минут, прежде чем он мелко закивал и выбежал из нашего домика.

– До чего договорились в итоге? – спросил я у Дорчжи, проводившего взглядом спину в грязном халате.

– На закате придет один из носителей подковы, – сообщил он, – тот, кто сносно изъясняется на русском. Но какое у тебя к нему дело, командир?

– Пока никакого, – не слишком весело усмехнулся я, – будем для начала контакты налаживать, почву прощупывать. Но что-то мне подсказывает, что к закату у нас уже будет что сказать этому человеку.

Я глянул в окно и увидел, как местный, быстро-быстро семенящий прочь из нашего караван-сарая, разминулся с презрительно глянувшим на него ливрейным слугой. Последний уверенно направлялся к нашему домику, и я мог с точностью сказать, что знаю, кто его отправил.