Большая игра - Сапожников Борис Владимирович. Страница 73

Этот сон не был похож ни на один из других. Его нельзя отнести к крымским, ибо в этот раз из глубин моей памяти поднялось нечто такое, о чем я, честно говоря, и не подозревал. И события эти явно происходили раньше Крымской кампании.

Два человека стояли передо мной. Обоих я знал очень хорошо и давно. Первый – среднего роста, крепкий. Сколько помню его, он всегда боролся с полнотой, изнуряя себя упражнениями, конечно, в то время, когда не пил, не шастал по балам и не волочился за юбками. Потому и борьба с лишним весом шла с переменным успехом. Однако так или иначе, но он держал себя в форме, очаровывая дам и барышень не только редким для русского человека нордическим лицом и пшеничной шевелюрой, но и крепкой мускулатурой. Второй же был выше него ростом, но заметно тоньше в кости, лицо у него было столь благородное, а манеры так аристократичны, что сразу становилось понятно – перед вами жулик первого разряда. Но какой жулик! Человек, способный обмануть аристократов старым как мир трюком, прикинувшись не кем иным, как графом Калиостро, тайно вернувшимся в Россию. А уж: его вечная присказка «я лишь исправляю ошибки Фортуны» чего стоит! Но сегодня он даже не улыбался, хотя это было свойственно ему в самых сложных ситуациях. Вот только назвать таковой нашу было бы попросту смешно.

– Мы впутались в весьма некрасивую историю, – заявил аристократичный и мрачный Шуленин, – еще немного, и до нас доберутся.

– А кто именно доберется, – обыкновенная веселость изменила и Анненскому, который то и дело проводил нервным жестом по пшеничным усам, которыми гордился бы любой прусский юнкер, – те или эти?

– Кто бы ни добрался, нам несдобровать, – отмахнулся Шуленин. – Живыми мы доставим слишком много хлопот.

– Значит, пришла пора разбегаться, – вздохнул Анненский. – Предпочту не знать, куда отправитесь вы, господа, и вам ничего не скажу, – он помолчал секунду, а после задал мне вопрос: – Но какого дьявола вам понадобилось оставлять ту розу на теле? Я понимаю, визитная карточка и все в этом духе, ты бы никогда не получал столько за контракты без этого, но в этот-то раз можно было воздержаться. Твое тщеславие нам слишком дорого обошлось.

– Это было условием нашего общего нанимателя, – пожал плечами я, снова про себя подивившись тому, как почти незнакомо звучит мой голос, интонации совсем другие. – Да и не знал я, пока нас Шуленин не собрал вместе, во что именно ввязаться угораздило.

– Значит, пора и вправду позабыть имена друг друга и отправиться куда подальше, – кивнул Шуленин. – С вами приятно было работать, друзья, желаю вам удачи, чтобы не добрались ни те ни эти.

– Барин! – раздался крик пожилого человека. – Едут сюда!

Мы обернулись на голос, у окна дома стоял пожилой дядька, воспитатель Анненского, продолжающий присматривать за своим великовозрастным дитятей, он указывал на улицу. С высокого второго этажа гостиницы нам было отлично видно съезжающиеся к главному входу черные кареты, запряженные вороными. Лишь одно весьма солидное заведение имело привычку отправлять по городу такие вот экипажи.

– Приплыли, господа, – резюмировал Анненский. – Нестор, тащи сюда оружье, прорываться будем. С музыкой.

Да уж, с музыкой – это уж точно, подумал тогда я, а ладонь словно сама собой нащупала рукоять сабли.

Из сна меня выдернул поток света, ударивший в глаза. Я резко выпрямился на лавке, пальцы сами собой нашли чехол с секачом. Оказывается, я даже его не снял, что достаточно опрометчиво с моей стороны. Быстро освободив оружие, поспешил на арену и вполне закономерно оказался последним. Оба противника уже стояли на песке, дожидаясь меня и внимательно приглядываясь друг к другу. Я, стараясь двигаться как можно быстрее, но без суеты, прошел к своему месту, замыкая треугольник.

Наша дуэль капитанов будет весьма необычной – такие редки даже на Больших играх, и называют их отчего-то Карфагенскими. Вроде бы термин пришел из колумбийских колоний этого государства, но утверждать не стану – не силен в терминологии. Схватка двух противников, примерно равных в силе, это уже достаточно сложно, а когда их трое, то она превращается в настоящую рулетку, где на результат не может положиться никто, даже сам Господь Бог.

Пока шагал по скрипящему под сапогами песку, внимательно глядел на будущих противников. В том, кто будет первым, я почти не сомневался – вот только считал, что драться придется лишь с ним одним. Знакомый мне еще по пиру в наш первый день в Бухаре капитан Джеймс Эбернети щеголял новеньким, с иголочки, красным мундиром. Не удивлюсь, если он на каждый бой надевает свежий, раз финансы позволяют. Мундир дополнял стандартный набор кожаной брони со стальными накладками и капеллину с полузабралом. На плече капитана лежал тяжелый двуручный меч.

А вот второй враг был куда интересней. Я бы не взялся определить национальную принадлежность, потому что длинная и тощая на вид фигура его была замотана в черный балахон с головы до самых пят, и, пока он не двигался, даже ног было не увидать. Голову скрывал низко надвинутый на лицо капюшон, поэтому его и нельзя было разглядеть. Но куда больше лица и ног взгляд привлекало его оружие – пара египетских хопешей, такие я видел у Яхмоса ап Фта. Даже беглый взгляд позволял понять – оружие это отменного качества. Да и боец не хуже.

Стоило мне занять свое место, как трубы пропели начало схватки. Ни один из нас, конечно же, не ринулся в атаку. Мы с Эбернети перехватили свое оружие для боя, но продолжали стоять, будто вросли в песок арены. Черный же даже не поднял рук – лишь раздался короткий металлический звон. Раз, другой, третий. Только после пятого я понял, что это черный неуловимыми короткими движениями звякает клинками хопешей друг о друга. Эти звуки выводили из равновесия, не давали сосредоточиться на схватке и, что самое неприятное, были неритмичными. Я не знал, когда раздастся следующий звякающий удар – через мгновение, меньше секунды или же когда капля пота сползет по моему виску почти до самой челюсти. Я сжал зубы до скрипа, стараясь не поддаться на эту простую, но столь эффективную провокацию. Слишком хорошо знал главное правило Карфагенской дуэли – всегда гибнет атаковавший первым.

Я старался глядеть Эбернети прямо в глаза, которые хорошо было видно не в слишком узких прорезях полузабрала. Он не отводил взгляда с моего лица. Теперь все решает выдержка. Кто первый поддастся на провокацию черного, тому и лежать на кровавом песке.

Нервы не выдержали у британца – я поймал быстрый взгляд в сторону черного. Лишь на мгновение он выпустил меня из поля зрения, и я не дал ему второго шанса. Стремительный выпад секача с короткого подшага – ложный, легко читаемый в обычном поединке финт. Однако сейчас все иначе. Клинок свистит, пролетая мимо легко уклоняющегося противника, заставляя его сместиться к черному, подойти на те же самые полшага. И тот смог достать Эбернети – чем, конечно же, не преминул воспользоваться. Стремительно поднялись полы одеяния – темная фигура метнулась по песку, вскидывая оба хопеша. Как оказалось, не для атаки, а чтобы принять на их лезвия тяжелый клинок двуручного меча. Эбернети решил атаковать, он полагался больше на силу и вес своего оружия, считая, что тощий на вид, вооруженный лишь легкими хопешами враг не сумеет отбить его могучий удар. Однако смог.

Черный поймал тяжелый клинок в захват и, зажав лезвиями хопешей, пускай не без труда используя инерцию вражеского замаха и вес его оружия, свел его в сторону. Эбернети резво отпрыгнул назад, плавным движением освобождая меч. Тут бы мне его и атаковать, но он ждал именно этого, а потому я лихо, с плеча, рубанул черного. Подставить оба хопеша тот уже не успевал, предпочтя разорвать дистанцию. Он ушел из-под удара плавным движением, больше всего напомнившим танцевальное па. И почти тут же мне пришлось парировать быстрый выпад Эбернети, но я был готов к этому, даже ждал его атаки. Наши клинки скрестились, породив целый сноп искр. Эбернети атаковал снова с прежней яростью, ничуть не сказавшейся на его мастерстве. Я отбил и второй выпад, но это стоило мне известных усилий. А вот на третьем я резко шагнул вперед, не дав противнику как следует замахнуться, и сам нанес быстрый удар по основанию клинка своим секачом. Эбернети был готов к такому повороту событий, но вот толчка стальной рукояткой под ребра явно не ожидал. Кожаная броня, конечно, частично сдержала мой удар, но я был достаточно близко, чтобы услышать треск костей.