Большая игра - Сапожников Борис Владимирович. Страница 75

– Нет. Скажу по секрету, британцы весьма раздосадованы итогами переговоров, и только опасение оскорбить Музаффара отказом вынуждает их явиться на это мероприятие. Мне же предстоит как следует подготовиться к обратному пути. Теперь у Ордена имеются серьезные доказательства против ученых, проводящих незаконные эксперименты. А еще мне предстоит серьезный разговор с магистром относительно истинных выродков. Тех, кто напал на меня ночью.

Я кивнул. Если маркизу удастся убедить магистра в опасности истинных выродков и таким образом сместить внимание с товарищей Корня, то мы все будем у него в неоплатном долгу. Не говоря об Уайтчепельской бойне. Будь политика Ордена иной, гибели многих женщин, детей и стариков удалось бы избежать.

– А каким образом Флэшмен вообще сумел натравить волков на нас?

– Несмотря на свою трусость, он довольно опасный человек, имеющий связи на Востоке с самыми неожиданными людьми. И не только людьми. Чем и заинтересовал, видимо, профессора Мориарти, кем бы он ни был.

– У меня к вам одна небольшая просьба, маркиз.

– Для вас, граф, что угодно, – вполне искренне заявил Лафайет.

– Не начинайте работу по ученым, информацию о которых вы получили от Флэши, с профессора Преображенского. У меня к нему есть одно дело.

– Надеюсь, он переживет встречу с вами… – приподнял левую бровь маркиз.

– Я ничего не имею против него лично, – покачал головой я, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно. – Мне нужно переговорить с ним, не более того.

– Это я могу обещать вам с чистой совестью, – кивнул Лафайет. Он поднялся на ноги, протянул мне на прощание руку. – Рад знакомству с вами, граф, – сказал он. – Быть может, наши дороги еще пересекутся.

На этих словах маркиз изобразил неглубокий поклон и развернулся, направившись в сторону дворца. Я же еще несколько секунд провожал его взглядом, потирая саднящую с самого утра шею. Искренне надеюсь, что высказанное маркизом Лафайетом пожелание никогда не исполнится.

Уже скоро я вернусь в Москов и первым делом отправлюсь вовсе не на Николо-Песковскую улицу и даже не в Борцовскую слободу, чтобы сообщить Зангиеву о необычной судьбе его ученика. Нет, меня манила Пречистенка – хороший доходный дом за номером двадцать четыре, где в большой квартире живет и ставит свои опыты один из коллег доктора Моро – профессор Филипп Филиппович Преображенский. У меня в голове роилось слишком много вопросов, и я должен был найти ответы на них, чего бы мне это ни стоило.

Бородатый профессор был ниже меня ростом, однако в этот раз он глядел на меня сверху вниз, как и его долговязый ассистент с легкомысленными усиками. Оба уже успели облачиться в белые халаты и укрыть волосы под шапочками. Я припомнил, что профессор, представленный мне как Филипп Филиппович, сообщил при первой встрече, что поддерживает все новые тенденции в медицине, а потому готов принять белые халаты, лишь недавно вошедшие во врачебный обиход. Кажется, тогда я еще как-то глуповато и вяло пошутил, но насчет чего именно – уже не упомню. Тогда меня куда больше интересовало, возьмется ли профессор помочь мне или же откажет. Ведь как ни крути, а мое предложение было форменной авантюрой, да еще и не совсем чистой с точки зрения закона и медицинской этики. Однако азарт исследователя победил – и профессор согласился, хотя видно было, что это не слишком нравится ему. А уж ассистент его так и вовсе кривил лицо, пока я посвящал их в суть дела. Однако решение, конечно же, принимал профессор, а вовсе не ассистент.

– Что ж, граф, – произнес профессор, беря с серебристого подноса большой шприц, наполненный кровью, – сейчас доктор Борменталь зафиксирует вас в кресле, чтобы во время реакции вы не нанесли себе травм ненароком, и мы начнем. У вас еще есть возможность отказаться. Я прошу вас прямо сейчас, прежде чем доктор приступит, еще раз подумать и дать мне взвешенный ответ. Не стану вас ни уговаривать, ни отговаривать, лишь напомню, что после реакции вы станете другим человеком и сколь-нибудь серьезно прогнозировать результаты не в моих силах.

– Профессор, – ответил я, и голос прозвучал действительно каким-то совсем чужим, не было в нем обычно этой нарочитой, наигранной насмешливости, – это и называется отговаривать. Я принял решение задолго до того, как отправился на первую встречу с вами. Да, я не врач и чаще калечу людей и отправляю их на тот свет, но образование-то получил и осознаю риск, которому подвергаю себя. Пускай ваш ассистент начинает.

Филипп Филиппович зачем-то положил взятый в руки шприц обратно на серебристый поднос и кивнул доктору с немецкой фамилией Борменталь. Тот принялся застегивать кожаные ремни, надежно закрепившие меня в кресле. Последний зафиксировал голову, от чего тут же нещадно разболелась шея, но я старался не подавать вида.

– Ну-с, начинаем, – произнес профессор, снова беря в руки шприц.

Он открыл было рот, чтобы сказать еще что-то, но решил, что слова будут лишними – все уже сказано и не по одному разу.

Доктор Борменталь прошелся по моей шее комком мокрой ваты, сильно пахнущей спиртом, – знакомый по госпиталям Крыма аромат. И следом Филипп Филиппович вонзил в меня длинную иглу шприца. Я почти не почувствовал боли, хотя ощутил, насколько глубоко ушла в шею игла. Профессор надавил на поршень, вливая в меня кровь.