Тысячи ночей у открытого окна - Монро Мэри Элис. Страница 3
– Том… – Фэй укоризненно посмотрела на сына, тот поспешил к ней и прижался к ее боку. – Они просто очень устали, – повторила Фэй, едва удерживая улыбку.
– Ну, разумеется, – ответствовала мисс Ллойд, переводя взгляд на Мэдди, которая перебирала коллекцию фарфоровых зверюшек на полке. – Осторожно, моя дорогая! Они очень хрупкие!
– Мэдди, – окликнула Фэй дочь.
Мэдди поставила причудливую фигурку единорога на место и перешла к полке, забитой книгами.
– Как я уже рассказывала, – продолжила мисс Ллойд тем же тоном, – этот дом слишком велик для одинокой немолодой женщины. И конечно, расходы на содержание такого помещения мне уже не по силам. Поэтому я… то есть мы решили превратить дом в несколько небольших квартир, более удобных для содержания. Миссис Форрестер вдова, видите ли.
– Вы называете свою маму миссис Форрестер? – удивленно спросила Мэдди, обернувшись к старой женщине.
– Таким образом я выражаю свое уважение, милая, – надменно произнесла миссис Ллойд, бросив вскользь оценивающий взгляд на Фэй.
– Правда? – простодушно удивилась Мэдди, ничуть не задетая скрытым неодобрением, прозвучавшим в голосе хозяйки. – А почему вы не живете здесь, с ней, если она такая старенькая?
– Я? – несколько растерянно переспросила миссис Ллойд; вопрос девочки, казалось, ошеломил ее. – Ну, видишь ли, – не слишком внятно пробормотала она, – я должна сейчас жить с мистером Ллойдом. В нашем собственном доме. Это не так уж и далеко отсюда. И я в любой момент могу заглянуть сюда, чтобы проверить, как мама. За ней приглядывает приходящая сиделка, но, конечно, я веду все ее дела.
Фэй с изумлением слушала, как миссис Ллойд подробно и серьезно разъясняет ситуацию восьмилетнему ребенку. Видимо, в ней говорило чувство вины.
Миссис Ллойд обвела глазами комнату, словно упоминание о ее матери и вид ее владений запустили в ее душе бурю эмоций.
– Я когда-то тоже здесь жила, конечно, – сказала она, обращаясь скорее к себе, чем к своей маленькой собеседнице. – Я спала наверху, там была детская. А теперь там живет моя мать. Разумеется, детскую с тех пор переделали в большую просторную комнату.
– Разумеется, – поддакнула Мэдди, но в глазах ее плясали лукавые смешинки. Фэй предостерегающе посмотрела на нее.
Миссис Ллойд ничего этого не заметила. Она продолжила свой рассказ.
– Две мои дочери также часто навещают свою бабушку Венди. – Тон ее смягчился, а взгляд потеплел. – Я бы очень хотела, чтобы они тоже выросли в этой старой детской, где росла я. Ах, эта моя детская, – с грустью вздохнула она, – это было волшебное место для ребенка. Там я мечтала… и какие это были восхитительные мечты! – Она снова вздохнула. – Знаете ли, моя мать умеет рассказывать удивительные, волшебные истории.
Том подергал мать за юбку, умоляюще глядя на нее. Фэй погладила его по голове и понимающе кивнула.
– Возможно, ваша мама захочет рассказать свои волшебные сказки детям? Мэдди и Том обожают их слушать. Это может быть очень полезно для всех.
– Ах нет, нет, – поспешила ответить миссис Ллойд, словно очнувшись и выныривая из своих приятных воспоминаний. Ее тон снова стал жестким и неприятным. – Этого ни в коем случае не следует делать.
– Ну, конечно, если вы не хотите…
– Миссис Форрестер теперь очень стара. Я сомневаюсь, что она способна сейчас кому-нибудь рассказывать свои сказки. Нет… ни в коем случае, больше никаких сказок! – Ее лоб пересекли тревожные морщины. – Скорее всего, вы не часто будете видеть миссис Форрестер, знаете ли. Она не совсем здорова, и дети могут доставить ей беспокойство.
Мэдди нахмурилась и недовольно задрала подбородок.
Миссис Ллойд явно разволновалась. Фэй посчитала это проявлением беспокойства и заботой дочери о своей престарелой матери. Она также услышала в тоне миссис Ллойд ясное предупреждение о том, чтобы дети ни в коем случае не беспокоили старую миссис Форрестер.
– Уверяю вас, никто из нас не побеспокоит вашу маму, – заверила она хозяйку.
Миссис Ллойд развернулась и чуть дрожащими руками поправила свой строгий пиджак.
– Да, хорошо. Очень хорошо. Ну что ж, давайте осмотрим другие комнаты?
Она провела их в небольшую, но со вкусом обставленную столовую в красно-золотых тонах со сводчатым потолком и изящной лепниной. Возглас восторга застрял в ее горле, когда после столовой она увидела крошечную кухню – всего лишь пару круглых электрических конфорок на узеньком металлическом ящике, втиснутом в помещение размером с небольшую кладовку. Фэй любила готовить, но в этом жалком подобии кухни даже воду вскипятить и то было трудно. Узкая винтовая лестница, которая когда-то, видимо, предназначалась для слуг, вела на второй этаж этой квартиры. В двух просторных спальнях высокие окна были открыты, и кружевные шторы колыхались на легком ветерке. Бледно-голубые и белые цветы гортензии на обоях гармонировали с льняными накрахмаленными покрывалами на узких кроватях и пухлыми пуховыми подушками. В единственной очень скромной по размерам и по-спартански обставленной ванной комнате сантехника была настолько древней, что вода едва пробивалась из покрытых известью кранов. Фэй подумала, что послышавшийся ей вначале шепот дома о своем достоинстве и высоком стиле был всего лишь голосом ее беспочвенных надежд.
– Кухня чересчур маленькая, – выпалила Мэдди.
Фэй, истосковавшаяся по удаче и радости, которых так недоставало ей в жизни, сжала рукой плечо дочери.
– Зато она просто наполнена солнечным светом, – заметила она. И, выглянув в окно, увидела очаровательный, хоть и несколько запущенный садик, окруженный кирпичной стеной. – Посмотрите, Мэдди, Том! Какой замечательный сад! Сходите туда!
Дети не заставили себя упрашивать и дружно скатились вниз по лестнице с таким топотом, что миссис Ллойд с осуждающим видом скривилась.
– Эти два этажа когда-то представляли собой главные комнаты дома, – пояснила хозяйка, когда они вдвоем с Фэй чинно, как и подобает взрослым людям, спускались вслед за детьми. – Детская была наверху, а общая кухня и сейчас расположена в нижней квартире, на уровне сада. Она, разумеется, большая и просторная. А та, что вы видели, просто дополнительная.
– Так кухня расположена в нижней квартире?
– Эта квартира занята, к сожалению, – ответила миссис Ллойд, услышав надежду, прозвучавшую в невысказанном вопросе Фэй, и поспешив ее развеять – Сейчас ее занимает профессор из Америки, доктор Грэхем, который читает здесь лекции в университете.
– О, так он американец?
– Да. У нас очень хорошие связи с американской компанией, занимающейся съемом временного жилья. Эта нижняя квартира освободится осенью, после того как ее жилец вернется в Америку, но, боюсь, она не подойдет вам, миссис О’Нил. Кухня там, конечно, большая, но остальные комнаты когда-то занимала прислуга, и они далеко не так просторны, светлы и удобны, как ваши.
К ним подбежала Мэдди.
– Мам! Здесь так здорово! Этот задний садик – это что-то! Просто отпад! Он похож на тот самый, из книжки, которую ты нам читала, помнишь?
– Ты имеешь в виду «Таинственный сад»? [2]
– Да-а-а! – Девочка подтянула юбку и откинула волосы с глаз. – Я думаю, здесь будет здорово!
Фэй с радостью отметила, что угрюмое, безрадостное выражение, омрачающее лицо Мэдди, бесследно исчезло. Казалось, что девочка улыбалась, и в ее ярко-голубых глазах впервые за много дней даже засверкали живые искорки радости. Тяжелый камень, так давно лежащий на сердце Фэй, внезапно растворился, и она вознесла коротенькую молитву, чтобы ее маленькая дочка нашла здесь свое счастье.
– А как тебе, Том? – Ее худенький мальчик почесал голову и, окинув скептическим взглядом нелепые, огромные, величиной с кочаны капусты, розы, украшавшие обои в прихожей, молча пожал плечами.
Фэй бросила последний взгляд на тесную квартирку, обставленную миссис Форрестер сообразно своему вкусу и украшенную ее же коллекцией антикварных безделушек. И при этом любой мягкий стул, любая стаффордширская фарфоровая фигурка, любая пара тяжелых бело-кремовых цветастых штор странным образом пришлись ей по вкусу. Она сняла это жилье, даже ни разу на него не взглянув. Для нее, человека, который никогда ничего не предпринимает, не просчитав и не перепроверив все несколько раз, это было невероятным безрассудством. И то, что все получилось так удачно, могло стать хорошим предзнаменованием, этаким знаком возможных перемен. И очень может быть, подумала она, чуть дрожа от предвкушения, перемен к лучшему.