Карбон (СИ) - "VELVET ORCHID". Страница 49

Но слова, словно стрелы, все равно попадали ему в сердце.

- Ты обещал, - проникновенно, с тоской пел Давид, - Дать мне ответ 16 марта. Но ты ушел, исчез… И я не могу найти даже твоих следов. Твои следы на песке смыла вода… И кому, кому мне сказать, как я люблю тебя? Я пробовал кричать волнам, просил передать эти слова тебе… Но они молчали. А ты все не появлялся… Знаешь, мне больше не нужен твой ответ. Да, нет… Просто приди ко мне и скажи, что в порядке…

Борис почти заплакал. Не надо, пожалуйста…

Он не выдержит…

Борис бежал, пока не перестал разбирать слова песни.

Пожалуй, это было слишком для его бедного сердца.

Борис остановился отдышаться, но внезапно заметил, что к нему направляется охранник.

Час от часу не легче!

Другие охранники толпились у входа, и Борис тяжело вздохнул.

Он больше не был членом Карбона, и если устроить здесь массовую драку, то отвечать придётся за него Саманте. Или отцу. Борис не хотел подставлять своих людей.

Поэтому он огляделся, заметил на барном стуле чью-то забытую розовую кофточку, замотался в неё, накинул капюшон (надеюсь, владелец его простит, он оставит потом у входа) и принялся искать пути отступления. Так его не должны обнаружить сразу.

Борис прижался к стенке и по ней отправился неизвестно куда. Где-то же у них был запасной выход?

Борис обнаружил неприметную дверь и, подёргав ручку (замок такой хлипкий!), то ли просто открыл, то ли сорвал преграду с петель…

Он проскользнул в узкий коридор и привалился к стене, чтобы отдышаться. Погоня его волновала мало, а вот Давид…

Борис почувствовал боль в грудной клетке. А вот мысли о Давиде вызывали боль от невыносимой любви и страшные муки совести.

Неизвестно сколько Борис простоял в коридоре, пока внезапно не услышал голоса.

- Я думаю, что он в коридоре… Проверь, - сказали мужским голосом.

Борис чертыхнулся про себя, сорвался с места, пропетлял по коридору, кажется, даже кого-то сбил с ног, а потом шмыгнул за очередную незаметную дверь.

Розовая кофта сползла с него, шляпу он снял сам - слишком жарко.

Борис утёр рукавом пот и проскользнул в комнату. Вроде все было в порядке. Борис с такого ракурса увидел лишь стол с косметикой, ряд бутылок с водой и зеркало.

Но Борис жестоко ошибся.

В комнате был человек. Он переодевался. И этот человек был Давидом Феретти!

Это была гримерка, черт побери!

Давид Феретти накидывал на плечи джинсовую рубашку и одновременно застёгивал ширинку на своих светло-коричневых брюках.

Он наклонился, завесив лицо волосами, и пока не видел Бориса.

Но когда Давид начал выпрямляться, Борис понял - ему конец. Он стоял ни жив, ни мертв и не мог пошевелиться. В него словно ударила молния, и произошло короткое замыкание. Борис просто перестал соображать.

И когда Давид почти заметил его, он совершил воистину дурацкий поступок.

Борис должен был выскочить в коридор, но он… Он, идиот такой, выключил свет!

Ладно, если бы просто вырубил и сбежал, так нет - Борис не двигался с места. Ноги и руки словно отказали.

Пару секунд стояла тишина, а потом в темноте раздалось хриплое:

- Дом, это не смешно! Дом, немедленно включи! Ты же знаешь, что я с недавних пор боюсь темноты…

Борис замер, будто олень в свете фар. Рука замерла на выключателе, будто приклеилась к нему.

- Дом, серьезно! Не смешно! - повторил с ноткой страха в голосе Давид.

Борис, отомри уже, пожалуйста! Давид боялся! Не мучай его!

Борис вдруг услышал громкое дыхание. Кажется, Давид приближался к нему на ощупь.

Беги, Борис, просто беги!

Но он не двигался.

- Дом? - снова попробовал наугад Давид, и вдруг Борис почувствовал, что к его предплечью прикасаются.

Его касался Давид.

О. Господи. Боже. Мой.

Вот теперь Борис поверил в Бога!

Борис задрожал. Ему было и хорошо, и плохо одновременно.

- Дом, это ты? - ещё раз позвал Давид, но в его голосе не было уверенности.

Давид замолчал, его рука вдруг опустилась к запястью Бориса и замерла там, где начинались перчатки.

Давид вдруг застыл, а у Бориса отчаянно забилось сердце.

- Ты пахнешь, как Феррари, - вдруг сипло сказал Давид.

Что?

Что?!

Давид ему уже говорил это однажды.

Борис дернулся, чтобы выбежать к чертям отсюда, но Давид внезапно ожил, хлопнув со всей силы по двери и придавливая к ней же Бориса.

Борис мог бы вырваться и очень легко, но…

Давид вдруг схватил его за шею, потом за подбородок, а затем их губы встретились. Давид чуть промахнулся, и прикосновение получилось очень жестким, почти грубым, но, наверное, так и надо было.

Во всех движениях Давида сквозили потребность и жадность. Он словно не мог надышаться.

Борис не сопротивлялся. Когда Давид своим языком раздвинул ему губы, а потом яростно скользнул внутрь, Борис почувствовал нереальную слабость. Его тело обмякло. Голову кружило так, что он плохо соображал, что происходило.

Он понимал лишь, что его губы горят, что во рту горячо, что штаны натянулись так, что возникали сомнения «оверсайз» ли они…

Борис не отвечал на поцелуй. Не потому, что не хотел, он просто не знал, как. Опыт нулевой, если не считать те два поцелуя… Один - с пулями в груди. Другой - на больничной койке.

Да, оригинальные они себе места выбирали. Ничего не скажешь.

Не зная, что делать, Борис просто позволял Давиду делать все. Покрывать свои губы поцелуями, яростно врываться в свой рот, даже кусаться и слепо шарить руками по своему телу… Бориса никто так крепко и жадно никогда не сжимал.

О высшие силы, это было настолько приятно!

- Майкл… Майкл… Мой Майкл! - вдруг хрипло выдавил из себя Давид.

Какой к черту Майкл?!

Марево наслаждения спало с Бориса, и он понял, наконец, чем сейчас занимался!

Идиот! Какой же идиот!

Обещал себе держаться подальше, а на деле что?

Борис внезапно осознал, что закинул ногу на бедро Давида и выгнулся так, что опирался лопатками о дверь. Давид почти держал Бориса на весу, умудряясь при этом трогать его и…

О нет, он почти расстегнул ему штаны!

Ещё бы немного, и они бы просто переспали прямо здесь! На полу! В темной гримерке! Не видя лиц друг друга!

А потом Давид включил бы свет, и сказочке пришёл бы конец. Во-первых, увидел бы шрамы… А во-вторых, Давид бы точно догадался, кто он. В некоторых кругах уже поговаривали о сыне Савранского, который выглядит, как неизвестно кто…

А раз так, то Давид найдёт его, и Карбон снова может…

Что там сделает Карбон, Борис не додумал.

Вжикнула его ширинка, и Давид попытался запустить руки ему в штаны!

Собирая всю свою силу воли в кулак, Борис яростно откинул Давида и крикнул во всю силу легких:

- Я не Майкл, черт тебя дери! Никогда не был Майклом, ясно?! Меня всегда выворачивало от этого имени!

Особенно, когда его называл так Давид. В глубине души Борис всегда мечтал, чтобы он произнес его настоящее имя…

Борис внезапно вспомнил, что сжимал в руках розовую толстовку, наугад подцепил ее с пола и, натягивая свою маскировку находу, выскочил из комнаты.