Волна вероятности - Фрай Макс. Страница 68

– Я все понял! – радуется Труп. – Даже «дурниной»! Я выучил русский язык!

– Это вполне неизбежно в твоем положении, – вздыхает Наира. – Я у тебя над ухом с утра до ночи трещу. А ты в основном только слушаешь. Поэтому я по-немецки по-прежнему ни бум-бум.

– Ну уже немножечко бум, – говорит ей Труп. – Полбума. Это я виноват. Слишком много по-немецки молчу.

Мирка (он сейчас совсем не Анн Хари, и даже не очень-то Миша, а художник и Казимир) сидит на балконе синего дома (никогда и нигде, но сидит).

«Собственно, почему бы и не попробовать, – думает он. – Я здесь, мастерская на месте, с неба льется все тот же перламутровый свет. Такое легкое счастье – быть неизвестным художником в мире, которого нет. А сомневаться, вдруг ничего не получится, это в моем положении так абсурдно, что даже уже не смешно. Что, интересно, у меня должно „получиться“? По каким критериям надо оценивать это невозможное ремесло? „Не получилось“ – это если я не сделаю вообще ничего».

Мирка-художник выходит из дома, потому что кистей у него завались, нашлась даже пара чистых холстов на подрамниках, а вот краски осталось только четыре тюбика: виноградная черная, виридоновая зеленая, лимонный желтый, ультрамарин. Интересная получилась палитра, но к ней бы еще белил. Одна надежда, что в магазине «Художник» дверь по-прежнему нараспашку; по идее, в городе не осталось никого, кто бы ее закрыл. По привычке (привычке! полвека тут не был, а привычка жива) он заглядывает в кофейню рядом с подъездом. Вдруг там Митя? Но Мити, конечно, нет.

«А вот бы он был! – думает Мирка (Миша, Анн Хари). – Стоял бы за стойкой как ни в чем не бывало! Уж удивил бы так удивил!»

Миша (Анн Хари) помнит, что времени мало. До сих пор ему удавалось пробыть здесь максимум около часа. «Но мало ли что до сих пор», – сердито думает он, ускоряя шаг, а потом переходит на бег, потому что магазин в шести кварталах от дома, раньше это считалось близко, объективно он действительно близко, но когда счет идет на минуты, все-таки чересчур далеко.

Мирка (вот прямо сейчас он снова только художник по прозвищу Казимир) врывается в магазин, хватает большую банку белил и несколько тюбиков краски, какой, потом разберемся, любой, думает Мирка-художник, пока бежит обратно домой. По дороге в голову лезут разные глупости, вроде «если успею принести домой краски, тогда у нас все получится». «А если я не успею, – говорит он вслух, чтобы разогнать этот морок, – оно, зараза такая, получится все равно!»

– В итоге вышло смешно, – говорит Миша (Казимир и Анн Хари) вечером того же самого дня. – Я успел! Добежал до дома. Даже в квартиру зашел. Уже стоял в коридоре, когда оказалось, что коридор – не квартиры, а большого торгового центра, и охранник в хирургической маске подозрительно косится на меня. Но краски так в рюкзаке и остались, выложить не успел. Теперь таскаю с собой здоровенную банку белил, фиолетовый кадмий, сиену, небесный синий и зеленый ФЦ.

– Так отлично же вышло, – отвечает Юрате. – По-моему, это подсказка. Надо все перемешать!

– Как – перемешать?

– Купи здесь нужные краски, отнеси в свою мастерскую и рисуй на здоровье. А этими – здесь.

– Так здесь-то я не художник.

– Помню, как же. Это твоя выходная ария: «Я не художник, а простой Ловец книг». Но здесь в подворотне мелом у тебя получается не хуже, чем там с холстами и красками. Я ни на чем не настаиваю! Но правду о себе лучше знать, прости.

– Ну видишь, – сказал Анн Хари, – я опять вернулся по расписанию, как городской трамвай. С подарками! Стащил кучу книг из несбывшихся книжных лавок. На этот раз не для издателей, только тебе.

– А чем издатели провинились? – удивился Ший Корай Аранах.

– Ничем. Просто это non-fiction.

– Что?

– Не вымысел. Не беллетристика. А, к примеру, про историю и географию, искусство и философию, науку и магию – все, о чем пишут в книгах у нас. Я помню, что ты такое не особенно любишь, даже календари никогда не дочитываешь. Но, может, тебе интересно узнать побольше про несбывшийся мир?

– Пожалуй. Это ты хорошо придумал. Я бы сам попросил, наверное, но как-то не сообразил.

– Да я тоже, – признался Анн Хари. – Это была идея Аньова. То есть Юрате; неважно. Ей пришло в голову, что, если ты почитаешь о несбывшихся людях, узнаешь, как они жили, чем занимались, как объясняли себе и друг другу окружающий мир, возможно, в этих неовеществившихся фактах снова появится высокий и одновременно вполне практический смысл.

– То есть ты ей рассказал про меня.

– Ну так естественно! О чем еще говорить за остывшим кофе на вершине холма, пока солнце медленно соскальзывает за горизонт.

– Да уж, – усмехнулся Ший Корай Аранах. – Если не обо мне, то даже не знаю, зачем вообще было лезть на тот холм.

– Вот же зараза самодовольная! – по-русски сказал Анн Хари.

– Да, ничего не поделаешь. Я такой.

– Вот смех смехом, но еще никогда я не имел такого ораторского успеха, как рассказывая о тебе. И заодно о Лейне. И о Грас-Кане. Обо всех городах и странах, которые видел, о том, как мы тут живем… Если что, я только Аньову рассказывал, другим – никогда, ни слова. Правила техники безопасности для меня не пустой звук. Но для триумфа этого было совершенно достаточно, Аньов меня слушал натурально с открытым ртом. Вот вроде бы ангел ангелом, а про Лейн ни черта не знает, только в несбывшихся книжках встречал упоминания, да и то без особых подробностей – зеркальное небо, золотые дороги, прозрачные птицы, язык, не допускающий лжи. У меня это в голове не укладывается. Где логика?! Сообщество Девяноста Иллюзий в первом классе каждой ангельской школы должны проходить! Жизненно важная для них информация – что мы существуем на самом деле, хотя начались когда-то со сновидений, фантазий, книг и картин.

– Благая весть, – кивнул Ший Корай Аранах. – В культуре ТХ-19 это так называется. Давным-давно где-то вычитал это странное выражение. И надо же, помню его до сих пор.

Ходили ужинать в «Ба Бери-Гали», Бусину взяли с собой. Не потому, что боялись оставить, давным-давно уже стало ясно, что кошка без присмотра не растает, как наваждение. Из такого отличного дома ищи дураков исчезать! Просто ей очень нравится ходить на прогулки, вернее, кататься на руках у Анн Хари и Ший Корай Аранаха. И слушать их споры, чья сейчас очередь кошку нести. А еще больше Бусине нравится бывать в кафе, ресторанах, продовольственных лавках и других приятных местах, где ей за исключительную красоту выдают угощение и разрешают скакать по столам, прилавкам и головам.

На обратной дороге Ший Корай Аранах наконец спросил:

– Ты к нам надолго?

Анн Хари в кои-то веки не ответил: «Максимум до послезавтра, у меня там куча дел», – а пожал плечами.

– Не знаю. Может быть, и надолго. Соскучился. А еще меня Тэко Машши на собрание Большого Совета позвал.

– Насчет экспедиции по тропам Странствий?

– Ага. Заранее ясно, что я сейчас не впишусь, но хоть послушаю. Ужас как интересно! Где они были всего пару лет назад?! Вопрос риторический. И так все понятно, у меня свои тропы Странствий. Такая судьба. Ей надо, чтобы я в ТХ-19, в жопе мира, в смысле на окраине Восточной Европы в подворотнях несбывшейся краской какого-то стрёмного мужика рисовал!

– Звучит, как будто ты недоволен.

– Так я недоволен! И при этом так счастлив, что если не буду ворчать и ругаться, меня разорвет к чертям. Оказалось, быть вдохновенным художником – то самое счастье, которого мне не просто всю жизнь, много жизней подряд не хватало. Но пока не попробовал, сам об этом не знал. Удивительный опыт. Это как слепому прозреть.

– Слепых не бывает.

– У нас не бывает. Но в книгах-то часто встречаются истории о слепых. Я в детстве так впечатлился «Историей Нинни» [41], что решил провести целый день, зажмурившись, как слепой. Правда, весь день не выдержал. Но до обеда кое-как дотянул. И, когда открыл глаза, все вокруг показалось мне таким удивительным! Я это запомнил. И потом еще много раз повторял.