Сон в пламени - Кэрролл Джонатан. Страница 49

Когда Бак не копался в чреве Национальной библиотеки, выискивая подноготную о своем анабаптисте, он разгуливал по городу. Он знал город лучше большинства венцев и часто брал меня осматривать необычные римские руины или малоизвестную барахолку близ Двадцать третьего округа, где продавались старые военные медали и армейская форма.

– Трудность с братьями Гримм в том, что о них слишком много написано. Сведения я для тебя добыл, но пришлось кучу времени просидеть в этой долбаной библиотеке, и теперь такое чувство, будто у меня вместо глаз старые фары. Прогуляемся по Рингу, и я расскажу, что откопал.

Любой путеводитель расскажет вам, что для пеших прогулок Вена – один из самых подходящих городов в мире. Улицы здесь или широкие, в три ряда, или кривые и узкие, заполненные интересными или забавными лавочками. Автомобили являются частью города, но еще не завладели им.

Зима здесь означает холод и туман. Глубокий снег выпадает редко, но дни короткие и сырые. Бак без перчаток, засунув руки под мышки и нахлобучив зеленую камуфляжную вязаную шапочку, стоял у Шоттентора.

– Ты, можно подумать, на маневры собрался.

– Да брось ты. Пошли, кровь разгоним.

Мы миновали университет, потом Бургтеатр и ратушу.

– Мы так и будем просто гулять или поговорим?

– Поговорим. – На ходу он вытащил из одного из многочисленных карманов диктофон. – Я пользуюсь им, когда нужна цитата из книги, которую не дают на руки. Послушай.

Он включил протяжку и до предела усилил звук. Я взял диктофон и поднес к уху.

– «Вопреки распространенному мнению, братья Гримм не собирали свои сказки, заходя к крестьянам в деревнях и записывая их рассказы на слух. Их основным методом было – приглашать рассказчиков домой, чтобы те излагали сказки, которые Гримм записывали сразу или после нескольких прослушиваний. Большинство рассказчиков того периода были образованные молодые женщины из среднего класса или аристократии».

Он забрал у меня диктофон.

– Вот так. Я потом перепишу и зашлю тебе целую охапку цитат, но эта самая важная… И вот еще какой момент: прежде чем издать свои сказки, братья уйму всего изрядно переделали. Они свято верили в объединение Германии и в истинный германский дух, что бы это ни значило. То есть братья Гримм брали записанные ими рассказы и редактировали их. Выкидывали сексуальные эпизоды, меняли мораль… ну, и все такое. Они не хотели, чтобы славные немецкие дети читали про непристойности и бесстыдство: это плохо для воспитания. Настоящие фашисты от литературы. Я раньше не знал этого.

Мы остановились у светофора перед входом во дворец Габсбургов и смотрели, как подъезжают туристские автобусы с приклеившимися к окнам лицами и фотоаппаратами.

– Ты заметил, что нынче каждый второй турист в Вене – японец? Что это значит?

– Что у них вкус лучше, чем у американцев, которые едут в Париж, чтобы там поесть в «Макдональдсе».

– А как насчет «Румпельштильцхена»? Что ты разыскал?

– Запомни эти имена: Дортхен и Лизетта Вильд. Нет, можешь не записывать, я тебе их отпечатал. Эта сказка была рассказана в тысяча восемьсот двенадцатом году.

– Где это произошло?

– В городке Кассель, в Германии. Братья Гримм прожили там много лет и, полагаю, там и услышали большинство своих сказок. Фантазии всех этих милых бюргерских девиц. Сегодня мы бы назвали это сексуальной истерией.

– Продолжай.

– Я просмотрел для тебя пятнадцать книг, Уокер. Некоторые были старше твоей сказки. И лучшее, что мне удалось в них найти, это вот что: рассказанная сестрицами Вильд братцам Гримм в тысяча восемьсот двенадцатом году сказка «Румпельштильцхен» является, как гласит единственный имеющийся на этот счет комментарий, одной из сказок, «смешанной версии». Это означает одно из двух: или девицы сами навели косметику, рассказывая сказку, или же Гриммы, выслушав ее, выбрали из оригинала, что им понравилось, а остальное выбросили.

– Или и то и другое.

– Или и то и другое, но я полагаю, первое.

– Почему?

– Братья брали сказки в основном из двух источников: от девиц среднего класса вроде Вильд или от рассказчиков из низов вроде жены соседского портного. Еще был старый солдат по фамилии Краузе, который рассказывал сказки в обмен на поношенную одежду! А еще в книгах говорится, что девицы узнали свои сказки от домашней прислуги. Даже если услышанное ими было сексуальным, не могу представить, чтобы в те пуританские времена у молодых девиц хватило куражу рассказать людям своего класса скабрезную историю. Особенно если слушатели противоположного пола! Этого просто не могло быть. Только посмотри, как одевались женщины тех времен, если хочешь понять их нравы. Это тебе не Эра Водолея… Нет, я полагаю, Дортхен и Лизетта услышали от горничной рассказ, который позже с некоторыми исправлениями стал «Румпельштильцхе-ном». Девушки вымарали части, не предназначенные для приличных ушей, и лишь после этого пришли к братьям Гримм.

Он остановился и схватил меня за локоть.

– Знаешь, почему еще я так думаю? Потому что Дортхен в конечном счете вышла за Вильгельма Гримма. Она не хотела произвести дурное впечатление, понимаешь?

– Это интересно. И что еще, Дейв?

– Лишь одно. Братья непрестанно переделывали свои сказки. Это напоминает «фолио» Шекспира. Первое «фолио», второе «фолио»… В 1920 году где-то в Эльзасе, в местечке Оленбергский Монастырь, кто-то нашел комплект сказок, написанных почерком братьев. Этот текст считается каноническим, но все ученые, кого я ни читал, утверждают, что братья годами переписывали свои труды. Даже читая их по-немецки, можешь представить различия между «Румпельштильцхеном», записанным в тысяча восемьсот двенадцатом году, и последней редакцией, изданной в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом.

– А от изначального рассказа сестер Вильд никакого следа не осталось?

– Никакого.

Если не считать переданных мне сведений, Бак был неразговорчив. Когда встречалась какая-нибудь достопримечательность или вообще что-то достойное внимания, он упоминал это, но в остальном мы молча боролись с холодом. Миновали Оперу, отели «Бристоль» и «Империал». У Шварценбергплац свернули направо и двинулись к советскому военному мемориалу.

– Куда мы идем?

– Я тут обнаружил югославский ресторанчик дальше у Зюдбанхофа [41], там дают сарму. Не возражаешь?

– Веди.

Он продолжал молчать, но когда проходили Дворец Бельведер, неожиданно спросил:

– Почему ты так заинтересовался «Румпельштильцхеном»?

– Новый проект фильма.

– И что за сюжет?

– Интересная идея. Ты когда-нибудь читал «Грендель» Джона Гарднера?

– Читал. История Беовульфа глазами чудовища?

– И здесь примерно то же. История «Румпельштильцхена» его глазами.

– Ты теперь пишешь для Диснея?

– Нет, но примерно на ту же аудиторию. В моей истории коротышка прял для девушки золото, чтобы она его полюбила. И та обещала полюбить его, если он превратит для нее солому в золото. Но он не поверил ей и для пущей верности взял с нее обещание отдать ему своего первенца.

– И она согласилась, поскольку хотела стать королевой?

– Точно. И вот, когда она стала королевой, он приходит и требует сдержать слово. А она ему говорит: «Вали отсюда».

– «Вали отсюда»? Очень современно. Делаешь постмодернистскую версию?

– Представь эту королеву полной эгоисткой, самовлюбленной сукой, способной на все, чтобы заполучить то, чего хочет. Она запудривает парню мозги, чтобы он делал для нее золото, но совсем не собирается его любить… И кроме того, есть одна заковыка: поскольку он колдун, то асексуален.

– Без стручка? – заржал Бак.

– Выражаясь приличным языком, асексуален. Но к тому же романтик. Верит, что если они действительно любят друг друга, секс им не нужен.

– Вот простофиля. Ты уверен, что это не «Белоснежка»?

– До определенной степени он… да, простофиля-романтик. Но эта вера делает его уязвимым, более правдоподобным. Гораздо правдоподобнее, чем штампованный гном, который шмыгает носом и заставляет появиться горшок с золотом… Увидев, что она никогда его не полюбит, он раздавлен. Но тут в нем пробуждается вся горечь отвергнутого влюбленного. «Раз уж она мне не достанется, ударю ее в самое больное место».