Сон в пламени - Кэрролл Джонатан. Страница 8

– Звучит как описание идеального любовника. И вот так же у вас с Николасом?

– Нет, ох, нет. Мы никогда не прикасались друг к другу. У меня были какие-то расплывчатые фантазии – мол, если бы мы сблизились, могло бы так и получиться, – но ни он, ни я не делали ни малейшего шага в этом направлении. Наверное, мы оба мечтаем друг о друге, но не хотим выходить за пределы мечтаний. Было бы ужасно, если бы мы решились на что-то и ничего хорошего бы не вышло.

Она грустно посмотрела на свои руки.

– Я всегда любила это выражение: «с ним можно красть коней». Вы думаете, можно найти кого-нибудь такого?

– Это напоминает комету Галлея.

– Комету Галлея? Каким образом?

– Она появляется раз в семьдесят пять лет или около того. Чтобы ее увидеть, нужен большой телескоп и смотреть точно в нужную точку.

– И вы думаете, что и с любовью то же самое?

– С настоящей, высокой пробы, любовью – да. Думаю, ингредиенты для любви найти нетрудно, но все зависит от того, как их смешать. Тут нужна серьезная работа. – Я стал загибать пальцы, перечисляя: – Сначала нужно понять и принять друг друга. Потом нужно стать лучшими друзьями, обязательно. Избавиться от того, что другому не нравится в вас. Быть великодушным, когда намного легче проявить мелочность… Иногда искра истинной любви сверкнет в самом начале. Но слишком многие принимают эту искру за пламя, которое будет гореть долго. Вот почему так много человеческих костров гаснет. Над истинной любовью нужно усердно работать.

Мой голос сник, когда я заметил улыбку на ее лице.

– Я говорю как телепроповедник. Она покачала головой и коснулась моей руки.

– Нет, как тот, кто сам верит в то, что говорит. Но я улыбаюсь, потому что как раз подумала о Боге. В детстве у меня был долгий период, когда я буквально дышала Богом и религией. Я могла бы позировать для тех религиозных открыток, что продают в католических книжных лавках. Я писала Ему длинные письма на желтой бумаге. А закончив, тут же выходила на балкон и сжигала письмо, не сомневаясь, что оно отправится прямиком на небеса. Знаете, я усердно работала над любовью к Нему. Именно так, как вы описывали. Я рада, что вы это сказали.

Мы говорили до тех пор, пока оба не узнали друг о друге столько, что молчаливо согласились прерваться, дабы все улеглось в голове.

С утра небо было затянуто облаками, но мелкий дождь решился пойти лишь к тому времени, когда мы вышли из кафе. Миновал полдень, и я проголодался, но поскольку мы три часа провели, сидя на месте, момент был неподходящий, чтобы предложить перекусить в уютном ресторане. Мы прогулялись к Рингштрассе.

Пахло мокрым асфальтом и автомобильным выхлопом. Марис шла быстро, широкими шагами. Поспевая за ней, я взглянул вниз и впервые заметил, какие у нее большие ступни. Все в этой женщине было впечатляющих размеров.

В отличие от нее моя жена Виктория была совсем миниатюрной и гордилась тем, что может покупать рубашки в детском отделе универмага «Брук-бразерз». У нее были тонкие, красивые кисти рук, и она любила раз в неделю делать прическу. А перед сном часто красила ногти темным лаком.

Марис же никоим образом не была в своей внешности и манерах грубовата или неженственна, но она как будто знала, что производит впечатление «и так». Чтобы у вас замерло сердце, она не нуждалась в безупречной коже или свежем карандаше для подведения глаз.

– У вас чудесные ноги.

– Спасибо. У меня обувь того же размера, что и у моего отца.

Сказав это, она вдруг увидела что-то, заставившее ее рвануться бегом.

Примерно в половине квартала от нас какая-то женщина била ребенка. Это само по себе было возмутительно, но она колотила его так сильно, что мальчик упал бы, не держи она его за руку.

Марис подскочила к ним, и люди остановились посмотреть, что будет. Не зная, что делать, я замешкался, а потом бросился вслед, но когда я догнал ее, Марис уже схватила женщину за плечо и трясла ее.

– Вы спятили? Не бейте ребенка!

– Не трогай меня! Я позову полицию!

Женщина была ростом с Марис, но гораздо толще. Лицо у нее напоминало перезрелую дыню, и она прямо-таки выпирала из своей одежды. Ребенок безвольно цеплялся за ее руку, но лицо его выражало страх. Что-то в нем говорило: мама и раньше так делала.

– Да! Зовите полицию! Давайте! Я скажу им, что вы вытворяете со своим ребенком!

Уже многие остановились поглазеть. Женщина огляделась, ища поддержки. Но увидела лишь безразличные, равнодушные лица.

– Посмотрите, как вы запугали своего сына! Как вы можете?

Мальчик заревел. Не глядя, мать встряхнула его и велела заткнуться. Марис шагнула к ней. Оставалась секунда до потасовки. Марис ткнула пальцем в толстую щеку женщины и сказала, что если та тронет ребенка еще, то получит.

Видно, никто еще не говорил с этой мамашей подобным образом. Глядя прямо в глаза Марис, она снова встряхнула ребенка. Марис закатила ей оплеуху. У той глаза вспыхнули, потом сузились. Не отрывая взгляда от Марис, она снова встряхнула ребенка. Сильнее.

Наблюдая за этими двумя женщинами, я не заметил мужчину, пока тот не вышел вперед и не схватил мамашу сзади за шею. Это был ничем не примечательный, среднего роста человек, типичный бюргер с виду. Он схватил женщину одной рукой так крепко, что она, как ни пыталась, не могла повернуться к нему. Не обращая на нее внимания, мужчина обратился к Марис:

– Уходите. Я сам разберусь с этим. Это мой ребенок, а не ее.

– Вы его любите? – Марис уставилась на мужчину, а потом на мальчика.

Мужчина незамедлительно кивнул.

– Да. Он говорил мне, что она вытворяет, но я не верил. Когда я рядом, она всегда с ним ласкова. Больше это не повторится. Пусть эта сука только попробует! Я дам ей пинка под ее толстый зад!

Отпустив шею, он влепил ей крепкий подзатыльник. Звук был такой, будто ударились два деревянных чурбана. Женщина покачнулась, отпустила мальчика и упала. Мальчик восторженно завопил и захлопал в ладоши.

– Теперь ты знаешь, что я дам тебе под зад, а?

Взглянув на меня через плечо, Марис поспешила прочь. Я бросил последний взгляд на семейство. Папаша взял ребенка на руки. Мамаша поднималась с земли. Ее колени испачкались, и она пыталась улыбаться всем смотревшим на нее. Поистине это были люди с карикатур Джорджа Гроса, и не вызывало сомнений, что это происшествие мало что изменит в их жизни. День, другой – и сегодняшний урок растворится в тумане низости и тупости, окутывающем их жизнь.

Я последовал за Марис. Она шагала еще быстрее, чем раньше, глубоко засунув руки в карманы пальто. Когда я догнал ее и взял за локоть, она быстро обернулась.

– Почему вы не остановили меня, Уокер?

– Зачем? Вы были правы.

– Вы уверены? Но я ударила ее! Это так некрасиво.

– Конечно, не стоило ее бить, но что ж теперь? Может быть, настало время, чтобы кто-то ее поколотил. Пусть ее лечат ее же средствами.

По выражению ее лица я понял, что не убедил ее. Марис пошла дальше.

– Я бы никогда не ударила ребенка. Никогда. Как бы он себя ни вел.

Я решил сменить тему.

– Вам хотелось бы иметь детей?

– О да, хотя я уже становлюсь старовата для этого. По меньшей мере двоих. – Она улыбнулась и немного сбавила шаг. – Двух девочек.

– Девочек? И как бы вы их назвали? Она улыбнулась еще шире.

– Как бы назвала? Не знаю. Джессика и Кеньон.

– Вы уже в порядке после того, что там произошло?

– Не совсем. До сих пор зубы стучат. Вы не отведете меня в какое-нибудь место повеселей? Знаете, что я имею в виду?

Меня озарила идея.

– Знаю в точности! В Вене есть три места, куда я хожу, когда мне плохо. Я отведу вас во все три.

Мы сели на трамвай и поехали по Рингштрассе. Даже под дождем много народу прогуливалось. Посередине улицы медленно катили открытые конные экипажи, полные экскурсантов.

У Шоттентора мы сошли и по Герренгассе направились в центр города.