Лотос - Хартманн Дженнифер. Страница 11

Я останавливаюсь перед окном своей спальни, бросаю взгляд на соседний дом и замечаю, что комната напротив меня темная и неподвижная. Сидни наверняка спит, как и большая часть мира. Я прокручиваю в голове несколько наших последних разговоров, заостряя внимание на выражении ее глаз в тот момент, когда сказал ей не приходить. Я чем-то обидел ее.

Конечно, я не хотел этого, и ее реакция заставила меня почувствовать себя неловко. Я не привык к этому чувству – к тому, что напоминает маленький клубок страха, распускающийся глубоко внутри. Мои эмоции всегда были довольно стабильными. Можно даже сказать, отсутствующими. Тревога или жалость могли подловить меня только в те моменты, когда я читал захватывающий роман или когда я впервые посмотрел «Принцессу-невесту» [12]. Человеческие эмоции смущающие и неожиданные.

Но я не могу не задаться вопросом, не вызвала ли моя откровенность у Сидни такое же ужасное чувство. И эта мысль только усиливает чувство вины.

Я снова поворачиваюсь лицом к дальней стене. Она частично покрыта карандашными рисунками, создающими знакомый мир, в который я хотел бы убежать. Невероятные герои, новые приключения и загадки, а также прекрасная дама, нуждающаяся в спасении.

Я спасу ее. Я всегда это делаю.

Мои глаза поднимаются выше, читая два слова, которые составляли мне компанию в течение двух долгих десятилетий: «Летопись Лотоса».

Следующим днем я снова наблюдаю за птицами с бетонного крыльца, наслаждаясь тем, как изящно трепещут их крылья и как быстро и точно хватают еду их клювы. Я очарован.

Как только мои глаза привыкли к солнечному свету, я решил, что солнце – самое чудесное, что есть в свободе. Но по мере того, как я продолжаю познавать флору и фауну, звуки и запахи, мое мнение постоянно меняется.

Я ненадолго выхожу на улицу, – и тут же на своей лужайке появляется Сидни. Сперва я думаю, что она подойдет ко мне, но вместо того девушка посылает в мою сторону мимолетную улыбку и принимается хлопотать во дворе. Я наблюдаю за ней. Она уходит к боковой части дома с резиновыми перчатками и инструментами, а затем начинает копать маленькие ямки. Перед моими глазами возникает расплывчатое видение о девушке, которая учит меня ухаживать за садом. Добрая, с мягким голосом девушка. Теплая и родная.

Возможно, однажды она приходила ко мне во сне.

Пока я сижу на крыльце в раздумьях, мое внимание мечется между птицами и Сидни. Пернатые существа невероятны, но мой взгляд продолжает тянуться вправо, замирая на девушке, которая кажется мне очень важной. Она вытирает блестящий пот, стекающий по лбу, а после садится на землю, чтобы начать высаживать семена и луковицы.

Почувствовав на себе взгляд, Сидни поворачивается ко мне, – от этой внезапности я отвожу глаза. Но проходит совсем немного времени, прежде чем я искоса замечаю, как она неторопливо идет ко мне, вся в пятнах грязи. Я упорно продолжаю смотреть куда-то перед собой.

– Доброе утро, – тихо здоровается она, останавливаясь всего в нескольких метрах от меня. – На улице сегодня очень хорошо. Я решила пораньше заняться своим огородом.

Я прочищаю горло, наклоняя голову. Смысл слов ускользает от меня, как это часто случается.

– Послушай, я знаю, ты не хотел меня видеть, но…

– Я хотел тебя увидеть, – я вздрагиваю от звука собственного голоса, а затем поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. – Я просто не хотел, чтобы видели меня.

Тяжесть моего признания мгновенно смягчает ее, и она воспринимает мои слова как приглашение подойти ближе. Я окидываю ее взглядом, отмечая, что она выглядит совсем не так, как прошлой ночью. Она одета в футболку с изображением неизвестного мужчины, ее льняные волосы собраны наверх, а лицо больше не накрашено. Прошлой же ночью на ней был обтягивающий откровенный наряд, от которого у меня в животе защекотало.

Все это сбивает с толку.

От нее пахло чем-то сладким и приятным, чем-то, что я не мог определить. Сейчас от нее веет таким же ароматом, – особенно четко я его ощущаю, когда Сидни преодолевает расстояние между нами и садится рядом со мной на крыльцо. Наши плечи слегка соприкасаются, прежде чем я отодвигаюсь на сантиметр.

Мы долго сидим в тишине, оба загипнотизированные птицами, клюющими семена. Я с любопытством поглядываю в сторону девушки каждые несколько секунд, но не задерживаю взгляд слишком надолго.

– Ты очень талантливый художник, – говорит Сидни, нарушая тишину. – Я видела твои рисунки на стене. Ты сам научился?

Я заставляю себя медленно кивнуть.

– Да.

– Впечатляюще. Я тоже работаю в сфере изобразительного искусства… В основном я рисую. Я ходила на занятия, когда была моложе, но считаю, что в первую очередь мастерство зависит от практики и рвения.

Ее глаза сверлят меня – я чувствую их. Горящие и умоляющие. Она хочет, чтобы я ответил, дал ей малейшее представление о моем беспокойном разуме.

– Очевидно, что у тебя есть и то, и другое, – продолжает она. – Могу я спросить, что ты рисовал?

Сначала я хочу воздвигнуть вокруг себя еще больше стен и не пускать ее точно так же, как и остальных. Но в Сидни есть что-то особенное. Странная, манящая аура, которая заставляет меня убирать кирпичик за кирпичиком, приближая стену к разрушению.

Я сжимаю колени ладонями, когда обдумываю ответ.

– Это комикс. Я создал его, когда был ребенком, – говорю я, делясь с этой девушкой частью себя. Той частью, с которой я ни с кем не делился за пределами своей клетки. – Это помогало мне справиться с одиночеством. История почти стала мне… другом.

Я набираюсь смелости взглянуть на нее и обнаруживаю на ее лице выражение, которое не могу точно описать. Взгляд, полный изумления и толики грусти.

Когда я думаю, что Сидни скажет что-то еще, она встает, чем удивляет меня.

– Подожди здесь. Я сейчас вернусь, – говорит она с улыбкой.

Я смотрю, как девушка пробегает трусцой через оба двора, исчезая в своем доме. Проходит несколько минут, прежде чем она возвращается ко мне, сжимая что-то в руках.

Все с той же улыбкой и слегка запыхавшаяся, она протягивает подарок.

– Вот. Я подумала, что тебе может пригодиться. Это блокнот для рисования и коробка заточенных карандашей.

Я беру вещи из ее протянутых рук. Мое сердцебиение учащается.

Волнение. Энтузиазм.

Благодарность.

– Думаю, лучше использовать их, чем стену, – добавляет она, подмигивая.

Я наслаждаюсь мыслью о новых возможностях, когда держу в руках этот увесистый блокнот. И еще я наслаждаюсь ее ослепительными глазами.

Я решаю, что мне гораздо больше нравится этот образ, чем вчерашний.

– Спасибо, – бормочу я, мой голос низкий и благодарный. – Это очень любезно с твоей стороны.

Сидни стоит надо мной, по-видимому, довольная моим ответом. Она поправляет очки, слегка наклоняя голову, и говорит:

– Ты умный. Сразу понятно.

Я кладу карандаши и блокнот на колени. Поразмыслив над ее оценкой, я киваю.

– Да, я образованный. И много знаю.

И все же большую часть времени я чувствую себя недалеким. Я совершенно не разбираюсь в современных технологиях, – особенно в устройствах, используемых для связи. Помнится, когда я сбегал, именно на них меня снимали люди, сидящие в машинах. Записи мне показали уже позже. Да и Гейб всегда развлекается со своим странным аппаратом, как будто это его любимая игрушка.

– Как ты учился? – удивляется Сидни, складывая руки вместе. – Ты ходил в школу?

Стопки книг проносятся у меня в голове. Брэдфорд приносил мне десятки художественной литературы, практических руководств, учебников и методических пособий. Все, что я делал, – это учился.

Я собираюсь ответить, когда нас обоих застает врасплох незнакомец, делающий снимки с края лужайки. Я поднимаюсь на ноги, отступая.

– О, черта с два! – заявляет Сидни, бросаясь к мужчине с камерой. – Это частная собственность! Тебе здесь не рады!