Почему я ненавижу фанфики (СИ) - "Эш Локи". Страница 21

— О, я просто скромно надеюсь на это, — Данька встал и подошел поближе. — Это вы самая классная и молодая мама в мире?

Всё. Это был второй зачет за вечер — мама поплыла по дверному косяку, готовая на всё, даже приготовить ужин и помыть за нами посуду. Пока я тихо офигевал от способности моего друга очаровывать всех за считанные мгновения, они перекинулись стандартной информацией — чем занимаешься, где планируешь работать и тэ-дэ.

— Приходи почаще, Данечка, — уходя, сказала она, от чего я просто выпал в пространственный коагулят.

Ни одна девушка не получала таких предложений, даже Дашка, хотя та в первую встречу расстаралась на полную катушку.

— Серьезно, «самый классный чел в мире»? — на грани истерики прошептал Данька, прикрывая за мамой дверь.

— Я был молод и глуп, — беззлобно огрызнулся я. — И я ещё не знал, каков ты на самом деле.

Короче говоря, знакомство с родителями прошло как по маслу. Правда, меня страшно беспокоил вопрос, как они отнесутся к тому, что мы с Данькой как бы… вместе?

Но говорить им об этом было рановато, так что вопрос на время отпал сам собой.

Неделя тянулась ужасно медленно. Я страдал от скуки, так как делать ничего не хотелось. За компом долго не сиделось, не паялось, не читалось, а в мозгах творилась вакханалия.

И ещё я скучал по Даньке.

Это действительно оказался полезный опыт — я сам удивился, насколько привык к его присутствию рядом. И то, как сильно мне его не хватает, дало почему-то по самолюбию.

— Добрый вечер, — завел свою волынку Ньютон, когда утром, оставшись один, я приперся на кухню, чтобы набадяжить себе что-нибудь горячее. Зеркальная поверхность шкафа-пенала изобразила сонное опухшее нечто с эпическим черным кустом на голове. С одного плеча футболка свалилась и я, шмыгнув носом, подтянул её на место.

— Ньютон, вот ты мне объясни, как быть? Я не хочу отвлекать его, но… ну напишу я, это ведь всё не то. Ты согласен?

— Добрый вечер.

— Я никогда не считал себя прилипчивым человеком, зависимым от чьего-то общества, понимаешь? Веду себя, словно влюбленная девчонка…

Достав банку с орешками, я скормил один Ньютону.

— Добрый вечер!

— Это ненормально. Моя зависимость от него — ненормально это, — подтащив стул поближе к клетке с попугаем, я подпер голову рукой и стал наблюдать за тем, как он счищает скорлупу с арахиса.

Вздыбив серебристо-серые перья, Ньютон тихо пискнул от удовольствия.

— Хорошо тебе, — продолжал я изливать душу своему кухонному немногословному психотерапевту. — Или попугаи тоже по кому-нибудь скучают?

Я сунул палец между прутьев. Ньютон потрогал его сухим шершавым языком, слегка придавил клювом и отпустил.

— Добрый вечер.

До середины дня я бродил неприкаянной душой, но к двум часам сел-таки за паяльник. Недоделанная плата укоряюще смотрела на меня из коробки своими вытравленными контактами, и я решил, что не имею права и дальше оставлять её в неполноценном виде.

Но как только мобильник завыл мелодию, которую я выставил на Даньку, печаль как ветром сдуло, а внутри заёкало от радости.

Что-то подсказывает мне, что сеанс у Ньютона не помог.

И что я идиот.

— Нэ? — сняв с жала припой, я сунул паяльник в держатель от греха подальше.

— Привет, Блэкджек, — судя по фоновому шуму, Новиков стоял на улице. — Как самочувствие?

— Да нормально, что со мной будет?

— Эй, ты мне зубы не заговаривай, человек-беда. Что делаешь с кучей свободного времени?

— Я паяю.

— Что, весь день? Решил создать микропроцессорное оружие?

— Нет, последние два часа. Ты же знаешь, я сумрачный гений и целый день мне не потребуется. Ты как там? Уроды не донимают?

— Мелькали на горизонте, но так и не решились подойти. Не волнуйся, я перед выходом из универа сохранился.

— Будь поосторожнее, ага?

— Осторожность — моё второе имя.

Мы оба замолчали, задумавшись о чем-то своём. И как только я собрал в сгусток бедовой суперсилы всю свою решимость, чтобы высказать, что думаю о последних днях, Данька сказал:

— Я соскучился.

Мысль, мгновением назад бывшая четкой и ясной, превратилась в нечленораздельный набор звуков, но решимость осталась, так что я уже не смог остановиться:

— Мнелыанп… э-э-э… ан…

— Ты точно в порядке?

— Кхм, в полном, — шлепнув себя ладонью по лбу, я обреченно вздохнул. — Тоже.

— Если честно, всё это напоминает мне влюбленность.

— Ну… может, это она и… есть? — я сказал это настолько осторожно, что даже рефлекторно оглянулся, проверяя, не стоит ли кто за спиной.

— О, мы почти откровенны друг с другом, — веселый голос лишь накинул баллов моему неловко-радостному состоянию.

— Странно было бы делать то, что мы делаем, без… неё.

Почему? Почему мне было так нелегко произнести то, что вертелось в голове почти постоянно?

— Не заставляй себя, — успокоил Данька. — Я не к тому, что хочу вытянуть из тебя признание.

— А я к тому, что хочу это сказать.

— Ты хоть раз признавался в любви парню?

— Конечно, нет!

— Вот и я не знаю, как это делается.

— Может словами, бляха медная? — саркастично высказался я.

— Не думаю. Мужчины слишком тонко устроены, — уже откровенно забавлялся Новиков. — Ну, знаешь, все эти душевные метания, ранимые души.

Я набрал в лёгкие воздуха до самого упора.

— Я влюблен в тебя, комедиант хуев.

И сбросил.

Сердце норовило сломать ребра и ускакать на прогулку по паяльной доске, так что пришлось придержать грудину рукой, дабы угомонить мои непослушные органы. Даже дыхание отказало. Всё против меня. Как теперь жить-то?

Божечки-картошечки, что я сказал…

Через пару минут Данька начал перезванивать, и я с ужасом уставился в экран, удерживая сотовый дрожащей влажной ладонью.

Взять трубку оказалось сложнее, чем признаться. Намного сложнее.

— Ну? — наконец, хмуро буркнул я, вертясь на стуле так, словно он припекал мне тайник.

— Я тоже тебя люблю, мой маленький хитрый грубиян.

И сбросил, говнюк.

========== 12 - Веретено уныния и страсть ==========

Страсть.

Как много и как мало в этом слове!

Всё проще простого, думал я. Когда шомпол ноет от одиночества, его надо куда-то присунуть, чтобы на время почувствовать свободу от недостойных мыслишек. И превратиться из похотливого гандона в обычного, привычного миру Костяна-Понго-Тесакова. Страсть или желание — просто двигатель, название древнего, как сама жизнь на Земле, стремления впрыснуть кому-нибудь свой генный материал.

О, боже. Как же я ошибался.

Первые открытия начались, когда я вернулся из больничной ссылки, отдохнувший-отоспавшийся и готовый к новым приключениям на своё седалище. Пару дней всё шло относительно ровно, и мы с Новиковым общались почти как до истории с гейством — подшучивая и расслабляясь в обществе друг друга, помогая на парах, просто наслаждаясь возможностью находиться рядом.

А потом началось…

Даня сидел на скамейке, согнувшись в три погибели, среди числа остальных, загнанных на физкультуре до полной невменяемости. Он был в первой партии, а я к своему забегу только готовился и ошивался неподалёку, разминаясь.

Мой взгляд упал на его спину и что-то внутри заклинило. Как есть. Клац и всё. Оси-шестеренки остановились.

Ниже линии волос Новикова торчали позвонки, с висков стекало, руки подрагивали от напряжения, а сбитое напрочь дыхание разрывало раскалённый воздух.

Я так засмотрелся, что пропустил свой старт.

— Тесаков, шевелись! — прикрикнул препод.

Косплея сломанного робота, я сдвинулся с места. Мыслей в голове не было. Никаких. Только тишина и одна-единственная картинка — загнанный Данька.

Следующий ебизод случился по дороге к метро.

Я глазел на его ключицы, беспалевно изучал линию шеи, и тонул в каком-то бесконечном мягком облаке пространственного тупняка. Даньке пришлось потрепать меня за плечо, чтобы привести в более-менее вменяемое состояние.