Толмач - Гиголашвили Михаил. Страница 40

Тут Альбаганчи выхватил у него из кармана удостоверение и швырнул его на пол, а Бальбаганчи с моих колен дернулся вперед и опрокинул стакан с водой на младенца, которого Мирзада, устав держать на руках, положила на стол. Младенец заплакал.

– Давайте в темпе! – сказал скороговоркой Шнайдер. – Были у вас когда-нибудь какие-нибудь проблемы с полицией или другими органами безопасности? Не у мужа, а у вас лично?

– Нэ знай, муж знаэт. Он охрана жэлэзны дорога работала.

– В охране железной дороги, вот оно что!.. Значит, он государственный служащий?

– Да, служба ходил. Иногда нэдэли дома не была.

– А может, он просто деньги растратил – и потому в тюрьме сидит, – прищурился Шнайдер. – А?.. Ладно. Неважно. Чего вы лично опасаетесь в случае возврата на родину?

– Нэ знай, муж знаэт. Как муж говорит – нада дэлат.

– Хотите что-нибудь еще сказать?

– Муж скажэт, когда здес будит. Я что знай?.. Ранэны кормил, бинт-пэрэвязка делал, дэти смотрел, дом убирал, кушат готовил, работа ходил. Э, все дэлал… Устал…

Тут Альбаганчи схватил со стола очки Шнайдера и швырнул их в монитор. Одно стекло вылетело из оправы, но не разбилось. Шнайдер с кротким ворчанием ссадил мальчика с колен. Тот кинулся ко мне и начал стаскивать брата с моего колена. Под возню и плач Шнайдер выкрикнул:

– На этом закончим! – выключил диктофон и начал прилаживать стекло в оправу.

Мирзада еще раз поинтересовалась, будут ли они жить вместе, когда приедет муж? И сколько ей полагается социала за троих детей? И возьмут ли их тут в детский сад, а то она совсем измучилась без мужа с тремя детьми в чужой стране без языка и денег.

На это Шнайдер рассеянно ответил:

– С мужем жить лучше у себя дома, а не в лагере… Спросите ее, не хочет ли она что-нибудь добавить, сообщить?

Мирзада подумала.

– Я нэ знай, муж знаэт. Вай, Бальбаганчи! – крикнула она, увидев, что дети сообща выволакивают с нижней полки папки с делами.

– Все! Все! – засуетился Шнайдер. – Берите игрушки! Идите! Все!

И мы пошли вниз, в приемную. По дороге дети теряли то остатки зайца, то ручки, то шоколадные обертки. Приходилось останавливаться, ждать и подбирать. А Мирзада шла позади всех. И глаза у нее были такие же спокойные, как в приемной, когда я впервые увидел эту беременную женщину и прошел с ней вместе кусок жизни по дороге времени. Мудрые глаза бывсовчела, измученного жизнью и судьбой.

Невезучий куровод

Дорогой мой друг, никаких отрадных новостей, только всякая пакость: телевизору капут пришел, а на меня миозит проклятый напал – сыра уж очень ныра. А что делать?.. Одеялом укроюсь и сижу. Или сплю, как хомячок, целыми днями. У других одна сонная артерия, а у меня – все сонные. Сон вообще на человека хорошо действует. Лучше иногда вообще не просыпаться и жить в лунном дне, который бывает куда интереснее солнечного. Впрочем, все эти напасти – звенья одной цепи. Расскажу по порядку.

Недавно затеял я уборку – от костей не продохнуть было, уже дух пошел, как от старца Зосимы. Эти кости три месяца у меня в подвале в углу кучей лежат. Ты не думай, что я тут людоедом сделался, – нет, я кости вывариваю в спецрастворе, сушу, покрываю лаком, полирую, а потом в дело пускаю. Вот недавно от местного тубдиспансера заказ пришел – в фойе на стену горельеф из костей сделать.

Сделать нетрудно – сбей плоский ящик, битум растопи, в ящик влей, а потом в расплавленную смолу кости в виде пляшущего скелета всади, следом в морозилку сунь – и все: смола застынет навечно. Да все лень было возиться. Куриные кости три месяца исправно собирал («для собачки» – и в салфетку). Даже на бойню не поленился съездить, свиных и говяжьих ножек набрал, вареное мясо знакомому обдахлозу [40] Фрицу отдал, а кости обработал и в углу сложил. Что делать, если муза в мою ныру редко заглядывает, по другим подпольям шастает?..

И начали в костях, несмотря на лак и полировку, жучки сновать. Думаю, надо выбросить – за червивый объект шум большой будет, в суд подадут и деньги отнимут. Выбросить нетрудно, а с заказом что делать?.. Тогда, думаю, надо кости перебрать. Или собакам дать, хотя тут бездомных собак нету, а домашние собачки лучше многих наших знакомых питаются и вряд ли на кости с лаком позарятся. Собаки тоже свой интерес понимают и от хозяев помаленьку эгоизму учатся – умнеют. Были собаками – станут скотами, эволюция называется.

Решился наконец на уборку. Выпил для энергии, сел по-турецки. Роюсь помаленьку. Чистые кости в одну сторону, червивые – в другую. Удивляюсь, как это жучки по подвалу не расползлись, палочкой их ворошу и вспоминаю, как недавно Монстрадамус предсказывал, что скоро новая медицина будет в моде – «жукотерапия»: больным будут разных специальных живых жуков, пиявок и личинок давать глотать перед едой, чтобы те, в желудке кончаясь, какие-то полезные ферменты выпускали; на Мадагаскаре уже давно этим все болезни лечат, кто-то говорит, очень помогает, а кто-то не советует и жалуется, что были случаи, когда жучки в агонии в желудках плеши и язвы проедали, чем смерть вызывали. Всё может быть.

И вдруг показалось мне, что одна индюшачья крылья кость туда-сюда двигается: то ли на что-то указывает, то ли взлететь хочет. Я в страхе отпрянул, о стол ударился. Стол наперекосяк пошел, телевизором по плечу угодило, а лампочка прямо на черепе взорвалась и волосы выжгла. Хорошо еще, что электродами вообще всю систему не замкнуло. Но – думать позитивно! Телевизор на шею упал – радуйся, что трамваем ноги не отрезало. Лампочка на черепе взорвалась – будь доволен, что вирус Эбола пока только черную Африку косит. Все могло быть гораздо хуже.

В общем, телевизора нет. Надо бы бродяге Фрицу заказать: они на заказ воруют, а потом по полцены продают. Эти обдахлозы около ратуши целой ватагой, с собаками, детьми и блядьми сидят, с утра все как один героином заряженные. Тут, брат, цивилизация – кто хочет, по утрянке бесплатно уколоться может, только на учет встать надо. Потом пива накупят, собак к велосипедам прикуют и гомонят целый день. Здесь свадьба ходит, бургомистр гостей встречает, а им хоть бы хны. На моей первой и последней выставке я спросил у бургомистра, почему он их не гонит взашей, а он говорит: «Это же наши больные дети, пусть они лучше у нас на глазах сидят, чем по притонам». Вот такой подход к делу. А у меня – чисто советский: гнать с глаз долой – и точка. Болезни прошлого.

Кстати, о болезнях. Здесь наши бывсовлюди все время болеют. Почему?.. А потому, что лекарств всяких до ебени фени. Ими скорее убить, чем вылечить можно. А у нас было пять лекарств, зато от всех болезней: анальгин – от болей, корвалол – от сердца, валерианка – от нервов, бисептол – от воспалений, а но-шпа – от всего остального. А тут!.. И такого, и сякого, и разэтакого!.. Не привык советский организм к такому ненужному разнообразию, тонкостей этих заморских не понимает, неадекватно реагирует. Даже сами врачи в этом лекарственном аду ничего не волокут. У них-то самих ничего не болит, им плевать, черствые твари, больше о своей мошне, чем о твоей мошонке пекутся. К слову, известно ли тебе, что «мошна» и «мошонка» – одного корня?.. Гордая мошна у атлантов между ножищами солидно висит, покачивается, а у всех прочих мужичат жалкие мошонки меж кривых ножек болтаются – аспирантка объяснила.

Вообще по Европе в последнее время много всякого психа-совка шатается. Встретился как-то сумасшедший профессор литературы из Воронежа. Вид – как у Эйнштейна в плохом настроении: волосы стоймя, усищи лежмя, уши торчком, очки наперекосяк. И шиз у него редкой формы: он собирает (а вернее – ест и пьет) реалии литературных произведений. Давно без визы, ночлега и приюта, день и ночь рыщет по лавкам и магазинам, трется возле товаров. А чем занят литературовед?.. Что ищет, исследует?.. Оказалось – специалист по гастрономии в литературных произведениях. Вот, нашел: «О, божоле!.. Ведь именно его воровал д’Артаньян у Бонасье!.. А, шабли!.. Розовый шабли!.. Любимый напиток отца Горио!.. А это что – ах, сыр бри, из “Милого друга”?! Дайте, взвесьте!»