Левиафан. Черное Солнце (СИ) - Фролов Алексей. Страница 8

Нет, не так. Пульсирующие очаги, оплетшие сетью все системы ее организма, никуда не делись, но их интенсивность стремительно падала. При этом холодная тьма, скопившаяся в основном в районе желудка и кишечника, тоже осталась на месте. Карн не понимал, как это возможно, потому что не мог видеть физическим зрением. Он беспомощно обернулся к Мидасу и уловил его мыслеобраз.

Зак сидел рядом с Антарой у тихо потрескивающего огня и нежно гладил ее по носу. Взад-вперед, взад-вперед. Фригийский царь только сейчас заметил, что у самого кончика шерсть на носу кошки отличается по цвету. Она будто зачесана в другую сторону, как заплатка! Выглядело забавно.

В этот момент веки животного, которое за минувшие часы ни на миг не сомкнуло глаз, смежились, и в тонкой щелочке меж ними просматривалась медовая зеленца, которой взгляд Антары сиял, пока она была здорова и полна сил. Казалось, что боль и беспросветное ощущение обреченности отступают и ей становится легче. Карн мог бы подтвердить, что это действительно так! Одно единственное прикосновение, которое они оба – человек и кошка – пронесли через долгие годы, полные светлых и не очень минут, вмиг меняло все.

Но чудес не бывает, и это прикосновение не могло изменить главного. Зак знал это и его щеки вновь увлажнились, а губы продолжали беззвучно шептать «прости меня, прости». Антара тоже знала это, но не позволяла себе проявить слабость. Уже вовсе не из гордости, а ради него.

Мидас уснул там же, где и стоял, привалившись к стене возле пролома. Карн ухнул в блаженную дремоту, быстро перешедшую в глубокий сон без сновидений, оставшись в позе лотоса посреди комнаты, лишь уткнулся опустившемся подбородком в грудь. Зак тоже стал засыпать. Он не хотел оставлять Антару, но физиология измотанного организма брала свое.

А потом что-то произошло. Парень перестал гладить кошку по носу и, скользнув по ее мягкому лоснящемуся боку (шерсть животного на удивление выглядела здоровой и сильной), коснулся ее лапы. Антара сжала ладонь человека когтями. Не сильно, не до боли. Но так, чтобы он почувствовал, и понял. Она еще здесь, с ним.

Зак не знал, как это трактовать. «Я еще борюсь» или «Хватит, отпусти меня»? Или «Останься, не уходи»! Она продолжала сжимать и разжимать когти на его ладони, и парень внезапно со всей четкостью осознал – она прощается. Свои последние силы она решила потратить на этот короткий миг. Он заплакал, беззвучно роняя капли в черную шерсть.

А потом мысленно закричал, обращаясь ко всем богам, каких только знал. Он предлагал им что угодно, даже собственную жизнь, все отмеренное ему за – хотя бы! – несколько дней для нее. Он давал клятвы, ничтожно умолял и яростно требовал. Но ему никто не ответил.

Тогда он обратился к демонам, к сущей тьме, к Лимбу. Он был готов отнимать жизни невинных, был готов сеять чуму и мор, и если бы Карн видел его в этот миг истинным зрением – он ужаснулся бы его намерений, прямых, жестоких, бесчеловечных. Зак действительно был готов на все. Но мир не ответил ему. Лишь треск огня отражался от бревенчатых стен старого дома, да ливень на улице не прекращал монотонное стаккато.

Тогда Зак обратился к себе. Он знал, что его сил слишком мало, он не маг, не уродился. Но многое слышал, многое читал. Он попытался направить свою жизненную энергию в Антару, сплетая золотистый поток в тугие узлы и тайные ставы, некогда увиденные в древних фолиантах библиотеки, в которой ему запрещено было появляться. Недостаток знаний он компенсировал упорством и силой воли, которой могли позавидовать многие.

Но этого не хватало, даже близко. Он выдохся и сполз на бок рядом с нактак-арин, у которой больше не было сил сжимать его ладонь когтями или мягко урчать в ответ на поглаживания носа.

Зак уснул, а когда проснулся – все изменилось.

Глава 3. Мертвые боги

Мидас и Карн всплыли из океана забвения одновременно. Их разбудил Зак. Парень плакал.

Проморгавшись со сна, фригийский царь присмотрелся к телу Антары и увидел, что ее грудная клетка больше не вздымается в такт дыханию. Глаза животного были по-прежнему широко раскрыты. Зак попытался прикрыть их, проведя рукой по мордочке нактак-арин, но веки не двинулись с места. Они будто закаменели, а глаза под ними обратились мутным стеклом. Безжизненным и пустым.

Карн видел иное. Он видел внешнюю, еще теплую ауру, которая стремительно покрывалась серым туманом, готовая раствориться в окружающем мире. Вторая аура тоже едва теплилась, но будучи гораздо более тонкой по структуре, она уже начала растворяться. Но третий, внутренний слой энергетического тела Антары, все еще хранил в себе частичку ее присутствия. Животное ушло буквально только что, пару минут назад.

– Я проснулся слишком поздно, – Зак поднял на них влажные красные глаза, изъеденные ржавью непередаваемого страдания. – Она захлебнулась… рвотой. Не смогла… повернуться…

Он вновь опустил голову и его плечи сотрясла серия беззвучных рыданий. Древний бог посмотрел на друга. Сколько бы он ни странствовал, сколько бы ни пережил, но так и не научился правильно вести себя в таких ситуациях. Наверное, потому что этому нельзя научиться. Наверное, потому что сами такие ситуации не правильные.

– Ты ничего не мог сделать, – Карн с хрустом распрямил спину и вытащил из-под себя затекшие ноги, которых почти не чувствовал. – Никто не мог.

– Мог, – покачал головой Зак. – Мог! – он резко обернулся и упер яростный взгляд в незнакомого слепца. Мгновение спустя расслабился, съежился, поник. Шмыгнул носом. – Я мог попробовать прочистить ей горло, но я… я растерялся…

– И как бы ты это сделал? – вступил в разговор Мидас. – Искусственное дыхание?

– Не знаю, как! – огрызнулся Зак. – Но должен был! Должен был проснуться на пару минут раньше, и этого не произошло бы!

– У нее не было сил, чтобы не захлебнуться рвотой, – мягко парировал Карн, который понимал, как важно не давать парню винить себя. – Она уже ничего не могла, пойми. Эта болезнь, она… выжгла ее, без остатка.

– Болезнь, – всплеснул руками Зак. – Ты сказал, что раны от клинков змея спровоцировали ее. Я предчувствовал это, только теперь понимаю. Нужно было не идти этой дорогой! Обычно я ходил в Аркаим…

– Не важно, парень, – перебил его фригийский царь. – Ты не знал, не мог знать.

– Скажешь, судьба? – ехидно вскинулся Зак.

– Я не верю в судьбу, – покачал головой древний бог, на миг ускользнув мыслями вдаль. – Но я верю в случайности. Неприятные и болезненные.

– И все равно, – не унимался парень. Он продолжал гладить остывающее тело Антары, периодически толкая его, будто надеялся, что кошка поднимет голову и с неудовольствием уставится на того, кто посмел потревожить ее сон. – Я должен был почувствовать, что что-то не так. Должен был отвести ее к Братья Вюрда. Они бы увидели, помогли.

– Боюсь, не помогли бы, – Карн говорил это не только для того, чтобы успокоить Зака. Он и себя этим успокаивал, чувствуя, что в своих словах больше правды, чем хотелось бы. – Это зло, с которым нельзя справиться.

Зак хотел что-то ответить, но слезы наполнили его глаза, а горло забил вязкий ком, который никак не хотел проглатываться. Он расчесал Антару, в последний раз. Потом завернул в рубаху и вынес из дома через пролом в стене. Мидас хотел помочь, но парень оскалился и отмахнулся. Древний бог вновь отметил, что сил у него гораздо больше, чем могло бы показаться, – он без видимого напряжения нес мертвое животное, которое весило больше него самого.

Рассвет выдался ярким и теплым, ливень обратился обычным дождем и постепенно сходил на нет. Зак отнес Антару на противоположную сторону брошенного поселения. Походным топором (с коротким широким лезвием, а не с длинным и узким, как у боевого) он за полчаса выкопал яму меж двух берез. Парень осторожно уложил в нее тело, завернутое в рубаху, и в последний раз провел рукой по носу с заплаткой. Нактак-арин уже деревенела.

Она начал забрасывать яму землей, на середине спохватился и побежал к дому, гулко шлепая по лужам и расплескивая вокруг искрящиеся всеми цветами радуги капли. Он закопошился в переметной сумке и Мидас подумал, что сейчас парень достанет какую-нибудь игрушку, принадлежавшую Антаре. Ведь у всех кошек есть любимые игрушки, правда?