Горец. Оружейный барон - Старицкий Дмитрий. Страница 55

— На что?

— На аматол. Я новую взрывчатку изобрел, — пояснил он. — Тол пополам с аммиачной селитрой. Аматол. Очень сильная бризантность в отличие от аммонала и лучшая лежкость, почти как у самого тротила. И не нужна алюминиевая пудра. Все это намного дешевле тола получается. Да и тротил можно заменить нитрированным нафталином. Мне оставались только заключительные опыты, а селитра кончилась… А ее сейчас даже за деньги не купить. Даже на черном рынке.

— А что у тебя с обещанным королю тротилом?

— Расчеты показывают, что пока толуол из живицы будет немного дешевле, чем из светильного газа. Хвойных лесов в округе много, и ее сбор не представляет проблемы. Улавливать же отходы от производства светильного газа нужны особые герметичные емкости, выдерживающие давление в пять атмосфер, а это вложения, и немалые. Причем сразу. Не потянуть. Но больше всего я надеялся на аматол, полагая, что, когда получу на него авторское свидетельство, военное ведомство даст достаточно денег на открытие отдельного производства. У меня есть хороший участок в десяти километрах от Будвица по северной железной дороге. Три километра всего от нее в сторону. В наследство остался от деда. Тот хотел там имение построить. Не успел. Помер. Там сейчас только два больших сарая стоят, куда должны были складировать стройматериалы. Вот в них на первых порах я и хотел устроить заводик. Ну а тут эти… Руки за спину… Наручники… Одиночка…

— Били?

— Нет… Но морально изматывали. Взяли меня на улице, практически без вещей и денег. Сунули в карету и сюда. Даже бритвы нет себя в порядок привести.

— Вот сволочи… — не удержался я от комментария.

— Не то слово, господин флигель-адъютант, — рот химика скривился в подобии улыбки. — Но я надеялся, что на суде все встанет на свои места. Ну получил бы пару лет условно… за селитру. А вот некоторые сломались и согласны на переезд. Ко мне троих подследственных сегодня ночью подселили, так они мне многое порассказали.

— А что там в Тортусе? И где это?

— В Лезвиге. Почти центр империи. Там старый завод механический еще со средневековой мануфактуры баронской стоит. Они хотят там еще и химическое производство наладить. А кадров нужных нет.

— Что ж, под саботаж и пособничество врагу эти факты ложатся твердо, — заключил я. — А какой у них еще мотив для таких действий? По-твоему.

Помахас почесал затылок пятерней и выдал:

— Для себя они стараются, не для империи. Насколько я понял, у их «шестерки» — этого рядового бургграфа местного, в том заводе немалая доля. Не меньше блокирующего пакета. Не смотрите, что он рядовой кирасир, — этими офицерами он вертит, как хочет. У меня глаз наметан. Сам всю жизнь между начальством, хозяевами и рабочими кручусь. Так что оба офицера контрразведки либо в доле, либо еще за что-то стараются.

Помолчал он немного и спросил:

— Меня выпустят или все же посадят за воровство селитры?

— Выпустят, — обнадежил я его. — И как выпустят, так ты первым делом внеси в кассу завода ее стоимость.

— Спасибо за совет. Я так и сделаю. Только вот с собственным заводом придется проститься. Заблокирует мне контрразведка дотации от военного ведомства.

— Не журись. Земля у тебя в собственности?

— В полной.

— Сколько там ее?

— Пять гектаров. И еще прирезать можно, но это денег стоит.

— Ого… — улыбнулся я. — Хороший куш. Да еще изобретение… Уже твоя доля не меньше трети паев.

Доктор химии мазнул по мне непонимающим взглядом.

— Возьми в партнеры кронпринца, — посоветовал я.

— Я бы вас взял с большим удовольствием, — заявил он в ответ. — Вы в производстве хоть что-то понимаете. К тому же доктор… И изобретатель.

— Хорошо. Я войду капиталом. Живыми деньгами. А взрывчатку твою запатентуем как промышленную. Гражданскую. Для горных работ. А то, что она окажется годной в снаряды, так оно само собой получилось, несознательно, — подмигнул я ему. — Завод ставим гражданский, а вот чтобы такой завод подстегнуть к военным заказам, нужен принц, который их разруливает в королевстве. Понимаешь? Да и от имперской бюрократии принц же защитит. И дефицитную селитру выделит. Хотя нам одного тротила за глаза хватит. Как тебе такой расклад?

— А… — протянул он.

— А за кражу селитры, после того как ты покроешь ее стоимость на заводе, никто к тебе цепляться не будет. Скажешь, не успел этого сделать, как арестовали.

— Хорошо бы… — кивнул он.

Тут Тавор принес заваренный чай, сахар, баранки с маком.

— Вот и отлично, — обрадовался я. — Подкрепись, чаю попей. Потом все на бумаге изложишь. Все, что с тебя эти «контрики» требовали и как склоняли к измене королю. Ты же его подданный, не так ли? Не имперский гражданин? — Помахас подтверждающе кивнул. — И действовал ты в своих опытах по прямому указанию короля, высказанному тебе в устной форме на полигоне. Я тому свидетель. И еще свидетели есть чином повыше меня. Вот и все. А пока иди спать.

«Акакия Акакиевича» привезли невыспавшегося и наспех одетого. Егеря усадили его на табурет в середине кабинета, а тяжелую связку ключей положили мне на стол. И удалились.

— Давайте знакомиться, — предложил я доставленному, когда мы остались одни.

— Я вас знаю, — ответил он мне спокойно. — Вы фельдфебель артиллерии Савва Кобчик. В прошлом году у нас в подвале квартировали. Еще голодовку устроили.

— Вот и прекрасно. Теперь представьтесь сами.

— Канцелярист высшего разряда Ижи Громмель, письмоводитель имперской контрразведки в Будвице. Чем я обязан такой брутальной доставкой на место службы?

— Вопросы здесь задаю я, — поставил я все точки над ё. — Чем занимались до службы в контрразведке?

— Служил архивариусом военно-полевого суда Ольмюцкой армии. Я местный уроженец, хотя и имперский гражданин.

— Сколько вы служили в армии до имперской реформы?

— Двадцать лет. Со школы кантонистов. Служил всегда писарем, так как был грамотным и имел хороший почерк. Все кантонисты выпускались грамотными. Гражданство получил вместе с отставкой и был принят на гражданскую службу в Департамент юстиции Ольмюцкого королевства. Оттуда был переведен в секретари военного суда. Затем в архив. По выделении с началом этой войны военно-полевого суда в отдельную структуру переведен в него архивариусом. Затем уже сюда в прошлом году. Письмоводитель, делопроизводитель и архивариус одновременно. Всего лишь за полуторный оклад.

А ничего он так держится, спокойно. Хотя лет ему, пожалуй, за полтинник будет. Щетина на челюсти почти седая. Деньги любит, но не так сильно, чтобы за них продать.

— Что-то вы очень спокойны, господин Громмель, хотя уже догадались, что власть переменилась, — покачал я головой, удивляясь его выдержке.

— А чего мне беспокоиться? Власть тут уже не раз менялась, но какая бы власть ни была, без писаря и опытного делопроизводителя она не обойдется. Мое дело техническое, господин фельдфебель.

— Называйте меня «господин комиссар».

— Как вам будет угодно, господин комиссар.

— Я вас правильно понял, господин Громмель, что вы лояльны к любой власти? Это принцип?

— При условии, что эта власть законна, господин комиссар.

— А если вашими подопечными окажутся бывшие ваши начальники?

— Это не моя прерогатива, господин комиссар, кто и кого сажает в камеру. Мое дело вести протокол и правильно его подшить в дело. Главное, чтобы все было по закону. И соблюдалась утвержденная процедура. Я свое дело выполняю всегда добросовестно.

Я дал ему ознакомиться с указом короля о создании ЧК и рескриптом о своем назначении ее комиссаром. И с приказом об аресте офицеров контрразведки за пособничество врагу.

— Признаете мою власть законной, господин Громмель?

— Не буду отрицать очевидного, — ответил он.

Я встал, положил его связку ключей в карман и предложил:

— Пойдемте.

— Куда, господин комиссар? — В глазах канцеляриста впервые блеснуло что-то тревожное, особенно после того, как я, сняв с вешалки кобуру, уложил в нее пистолет.