Горец. Оружейный барон - Старицкий Дмитрий. Страница 57

По дороге в заводоуправление не отпускала меня мысль о том, что люди тут настоящим делом занимаются, один я как дурак в политические авантюры влез. Да не коготком, а всей лапой. Ох, отвертят мне голову Тортфорты когда-нибудь и скажут, что так и было…

Вернувшись, застал на месте поверенных, которые еще составляли бумаги к моим чертежам застежки-молнии.

— Господа, у меня к вам еще одно дело, — обратился я к ним. — Даже два. Первое, присмотрите в пригородах на покупку кирпичный заводик с хорошим запасом глины рядом. Не меньше нашей месячной потребности чтобы выпускал. Второе, узнайте, кто производит оцинкованный кровельный лист железный. Хотелось бы войти в долю. Целиком выкупить такое производство у меня, наверное, денег не хватит.

Отправив из городского дома денщика и кучера забрать мою семью с полигона, я зажег лампу и сел в кресло с бутылочкой рецкого зеленого вина читать собранное на меня контрразведкой дело. И был откровенно ошарашен. Даже не характеристиками, которыми меня наградили сослуживцы. Это вполне нормальное явление. Люди редко симпатизируют успешным. Чаще завидуют.

Как это нередко бывает, контрики искали не там, где потеряли, а там, где светло. Хотя собранного материала было вполне достаточно, чтобы заподозрить в человеке, взявшемся просто из ниоткуда и ловко пробравшемся к подножию трона имперского электора, гондурасского шпиона.

Ответы на их запросы в Рецию приходили обстоятельные. Да, жил такой имярек в рецких горах, откуда вступил добровольно в имперскую армию. Семью потерял, скорее всего, в горской вендетте, точнее ничего не известно. Людей, которые бы лично знали моих родителей, не найдено. Прибился к семье кузнеца в подмастерья. Мастерством, по отзывам, владеет.

Плохо знали географию «Митрофанушки» из контрразведки — у них для этого кучера есть. Иначе бы сразу ухватились за то, что часть южного склона горы Бадон до войны находилась под Винетией, и пришили бы мне шпионаж в пользу тамошнего герцога, а не уводили бы меня напрасно деньгами за изобретения да подлогом.

Хотя подозрение мое полностью оправдалось — пасти меня начали по наводке бывшего моего ротного, барона Тортфорта, который, не обнаружив меня в списках приговоренных военно-полевым судом, очень расстроился. Надо же, даже задницу от кресла оторвал ради меня. Сильно я его чем-то задел.

И я весело рассмеялся на этом месте. Это он еще про свою жену и меня ничего не знает. Судьба, она такая… Бог не фраер, как говорили в моем мире.

К тому же, по прочтении первого тома, закралось у меня стойкое подозрение, что рецкий маркграф Ремидий, в отличие от аристократов центра империи великолепно знающий горскую мифологию, обратил пристальное внимание на то, что объявился я в этом мире именно на горе Бадон.

В весьма приметном месте, откуда ушли из этого мира боги.

Где время от времени уже появлялись такие люди, как я, если верить деду моей жены.

И положил маркграф на меня глаз, когда подписывал такие справки. Уверен, что в этих справках, отосланных в нашу контрразведку, далеко не вся информация обо мне, которой обладает рецкий правитель. Впрочем, справки от рецкой контрразведки были еще менее информативны.

Пообщавшись со мной лично, решил маркграф, что я ему на пользу. Дай бог, дай бог… Хотя нету в этом мире богов. Все вышли… Мечта Карла Маркса — мир материалистов.

Интересно, поделился ли Ремидий своими подозрениями с Бисерами или играет с ними, как и со мной, втемную?

А вот собранные бумаги на наших конкурентов, особенно на концерн «Лозе» и его покровителей, были очень интересны и актуальны. Они занимали практически весь второй том моего дела. Спасибо вам, господа аристократы, за хорошо выполненную кропотливую работу.

Так что получилось у меня чтение на ночь покруче любого детектива. По крайней мере, я теперь точно знаю, кто у нас на заводе стукачи. Думаю, что новый состав контрразведки менять сексотов не будет, если я их не трону. А я и не трону, просто отрежу им доступ к некоторой информации, и пусть они впредь докладывают только заводские сплетни. Живет же рядом со мной стукач королевского генерал-адъютанта, и ничего.

Однако смех смехом, а паранойя что-то разыгралась. Несмотря на то что дом охранялся рецкими егерями, ложась спать, поставил я около кровати в пределах моментальной досягаемости ручной пулемет. А под подушку сунул пистолет Гоча. Береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет.

И уснул.

Снилось мне, как мы с генералом Моласом в парадных мундирах при всех орденах и регалиях, с холодным оружием и без штанов в два смычка пежили массажистку Калию в банном салоне «Круазанского приюта». Девушке было больно и хотелось кричать, а кричать-то было нечем — рот был занят.

В это время явился юный флигель-адъютант из дворца и, пунцовея, пытался мне вручить засургученный пакет, а когда это ему не удалось, то свернул его в трубочку и засунул мне в задницу со словами: «Расписаться на пакете не забудьте».

Резко проснулся в поту, вся постель разбуроблена — видать, во сне я сильно ворочался, подушка на полу, одеяло черт-те где и что-то сильно мешает… Мешала — и весьма чувствительно, как оказалось — зажатая ягодицами рукоятка пистолета. Бред какой-то.

— Ни фига себе, почитал, называется, на ночь детективчик, — пробормотал я спросонья, улавливая странные приглушенные звуки с улицы. Какие-то не ночные. Но не обратил на них особого внимания. — Приснится же такое…

На самом деле встреча с генералом Моласом в «Круазанском приюте» ничем не отличалась от такой же встречи, к примеру, в особняке армейского штаба. Разве что декорациями. И велась с глазу на глаз.

Молас довел до моего сведения то, что мне и так было известно от принца, но пока без конкретики. Теперь мне конкретику обрисовали в полный рост. Что я должен сделать и как. Появившийся флигель из дворца только подтвердил его слова официальными документами, наделяющими меня особыми полномочиями. И в половине второго, переодевшись в полевую форму и кожаную куртку, что принес мне Тавор, с избранными рецкими офицерами я покинул «Круазанский приют» через черный ход на другой улице — пустынной по ночному времени. Там нас уже ждала моя карета.

Через четверть часа соединились с полуротой горных егерей капитана Вальда в переулках около городской тюрьмы. Огласил им диспозицию и задачу. Добился понимания своего маневра каждым солдатом.

— Ваша милость, осмелюсь доложить, что карета начальника контрразведки пять минут назад выехала из ворот в сторону старого города, — сообщил подбежавший унтер-офицер, командовавший наблюдателями.

— Все готово?

— Так точно, — вразнобой ответили субалтерны и унтера.

— Тогда работаем, — выдохнул я. — Вперед, заре навстречу…

Теперь моя задача — исчезнуть из города до приезда больших начальников из имперской столицы. В то, что без них обойдется, никому не верилось. Вопрос был в уровне командированных чинуш, ибо он покажет реальную заинтересованность императора в этом деле.

Суд над «недобитой контрой» конечно же пройдет в закрытом режиме особого трибунала, без выноса сора из избы. Именно поэтому поберечься стоит. Не зря меня так вот отправляют на фронт, с официальным выговором… Дважды за одно и то же по имперскому уставу офицера не наказывают.

Вот опять с первого этажа какие-то странные звуки доносятся… и с улицы.

Сунул пистолет в кобуру. Повесил ее на шею. В руки взял пулемет, ободрившись его тяжестью и большой емкостью магазина, осторожно подошел к окну и выглянул в него сбоку.

На противоположной стороне улицы, в некотором отдалении от моих ворот, виднелись размытые силуэты трех запряженных пролеток с поднятым верхом. Большего разглядеть невозможно. Темно. Луны почти нет. А ночное освещение улиц бюджет нашего поселка не тянул. Ни газовое, ни масляное.

Снизу раздался выстрел чего-то неармейского, судя по звуку. И сразу за ним выстрел из пистолета Гоча — его я ни с чем не спутаю.