Что известно реке (ЛП) - Ибаньез Изабель. Страница 11
— Здесь спали ваши родители, — Саллам жестом указал на комнату справа. — Слева — дополнительная спальня для гостей.
Но не для меня. Их единственного ребенка.
— В Египте зимой не так тепло, как вам может показаться. Советую утеплить ваш жакет, — сказал Саллам, стоя у меня за спиной. — Если вы проголодаетесь, спускайтесь в ресторан. Мы подаем вкусные блюда на французский манер. Ваш дядя хотел бы с вами увидеться, я уверен.
Я не скрыла обиды в своем голосе.
— Очень сомневаюсь.
Саллам отступил к входу.
— Я могу что-нибудь принести для вас?
Я покачала головой.
— La shokran.28
— Прекрасный акцент, — он опустил подбородок и вышел, прикрывая за собой дверь.
Я осталась одна.
Одна в помещении, в котором мои родители жили почти по полгода. Последнее место, где они спали; последние вещи, к которым они прикасались. Каждая поверхность привлекала мое внимание, вызывала вопросы. Пользовалась ли моя мать этим столом? Сидела ли она в этом кожаном кресле? Писала ли она этим пером в последний раз? Я порылась в ящиках и обнаружила стопку чистых листов бумаги, поверх которых лежал единственный тронутый чернилами лист. На нем тонким почерком были написаны два слова.
Дорогая Инез.
Она так и не успела закончить письмо. Меня лишили последних материнских слов. Я глубоко вздохнула, набрав в легкие побольше воздуха, а затем выдохнула, борясь с желанием разрыдаться. Мне представилась уникальная возможность изучить помещение в том виде, в котором его оставили родители прежде, чем все будет заставлено моими вещами.
В мусорной корзине лежало несколько скомканных листов, и я решила, что маме потребовалось время, чтобы придумать слова для меня. К горлу подкатил всхлип, и я резко отвернулась от деревянного стола. Я подавила нахлынувшую волну чувств, словно внезапный прилив. Еще вздох, я успокоилась и пришла в себя. Я продолжила изучать комнату, решив сделать что-то полезное. Мой взгляд уперся в родительскую спальню.
Я кивнула сама себе и расправила плечи.
С бодрым вздохом, я распахнула дверь и ахнула.
Папины чемоданы лежали на кровати, повсюду была разбросана одежда, обувь и брюки высились кучами. Ящики красивого дубового комода были выдвинуты, вещи внутри были перевернуты, как будто он собирался в спешке. Я нахмурилась. В этом не было смысла, судя по их последнему известию, они собирались задержаться в Каире. Простыни были скомканы у изножья кровати, а багаж мамы лежал на стуле у большого окна.
Я прошла глубже, рассматривая платья, перекинутые через спинку стула. Я никогда не видела маму в них. Материал был более легким и молодежным, платья обильно покрывали рюши и бисер. Одежда мамы в Аргентине хоть и была современной, но не кричащей. Она предпочитала сдержанность с вежливой улыбкой и прекрасными манерами. Такой же она воспитывала меня. Внутри гардероба я обнаружила целые ряды сверкающих платьев и туфель на высоких каблуках.
Я с любопытством провела ладонью по ткани, на меня нахлынуло чувство тоски. Моя мама была женщиной, которая знала, как себя подать; она была красноречивой и умела организовывать масштабные мероприятия и принимать гостей. Но эта одежда показывала, что она была более беззаботной, менее чопорной и утонченной.
Жаль, что мне была незнакома эта ее сторона.
Внезапный стук оборвал мои мысли. Вероятно, Саллам пришел проверить, как я устроилась. Он был похож на человека, который мог бы нравиться моим родителям. Вежливый и компетентный, умел слушать и был достаточно умен.
Я пересекла комнату и открыла дверь, на моих губах играла дружелюбная улыбка.
Но это был не Саллам.
Незнакомец из порта прислонился к противоположной стене, скрестив ноги, а мои чемоданы были сложены один за другим у него под боком. Его руки были сложены на широкой груди, и он смотрел на меня, язвительно кривя рот. Создалось впечатление, что все это его слегка забавляет.
— Мистер Хейс, я полагаю?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ранее упомянутый мужчина оттолкнулся от стены и вошел в номер.
— А вы изобретательнее, чем я предполагал, — весело произнес он. — Я принял это к сведению, так что больше даже не пытайтесь меня провести.
Я открыла было рот, но мистер Хейс с ухмылкой продолжил.
— Прежде, чем вы начнете критиковать мои манеры, рискну предположить, что молодая женщина, перебравшаяся через океан и притворяющаяся вдовой, скорее всего сама послала этикет к черту, — Он согнул колени и его голубые глаза оказались на одном уровне с моими. — Там ему и самое место, скажу я.
— Я не собиралась осуждать вас, — жестко ответила я, хотя так и было. Мама ожидала, что я буду соблюдать приличия, несмотря на собственные убеждения. Но порой соблазн бунтарства был подобен песне сирены и устоять было невозможно.
Поэтому я и оказалась здесь.
— Неужели? — спросил он с раздражающей улыбкой. Затем он прошагал глубже в номер, оставив за собой распахнутую дверь.
— Что ж, мистер Хейс, — произнесла я, поворачиваясь так, чтобы не упускать его из поля зрения. Он казался человеком, с которым нужно общаться лицом к лицу, стоя на ногах. В порту я списала его со счетов, но сейчас он вел себя иначе. Возможно, дело было в мускулах или слабо изогнутых губах. Он выглядел и ощущался опасным, несмотря на непринужденное общение. Он неспешно расхаживал по комнате, подбирая случайные предметы и небрежно расставляя их. — Благодарю, что доставили мой багаж, — а потом я не удержалась и добавила. — Вы очень любезны.
Он нехорошо посмотрел на меня.
— Я выполнял свою работу.
— Значит, вы работаете на моего дядю, — сказала я. — Должно быть, это увлекательно.
— Безусловно, — сказал он. Элегантный акцент противоречил не почтительной интонации его голоса. Он звучал, как чопорный аристократ, если не считать тонкого намека на враждебность, плавающей на поверхности его красноречия.
Я предположила, что его только наняли. Мои родители ни разу не упоминали о нем.
— Насколько долго вы на него работаете?
— Недолго, — неопределенно ответил он.
— Это сколько?
— Года два или вроде того.
Мистер Хейс временами встречался со мной взглядом, чтобы отвлечь меня от своих действий. Я позволяла ему удовлетворить свое любопытство, думая, что это поможет его расположить ко мне. Мы не с того начали. Если он тесно сотрудничает с моим дядей, и если я не хочу, чтобы он оттащил меня обратно в порт, как ранее оттащил мой багаж, то было бы разумно подружиться с ним. Кроме этого, у меня была масса вопросов, а у мистера Хейса, несомненно, были на них ответы.
Я жестом указала на диван.
— Почему бы нам не присесть? Я бы с удовольствием побеседовала о роде вашей деятельности и о последних экспедициях дяди.
— Вы не успокоитесь, не так ли? — Хейс сел, вытянул свои длинные ноги и бездумно достал из кармана фляжку. Он сделал большой глоток и протянул ее мне.
Я опустилась в одно из кресел.
— Что это?
— Виски.
— Посреди дня? — я покачала головой. — Воздержусь, спасибо.
— Значит ли это, что вы выпиваете только после захода солнца?
— Это значит, что я вообще не пью.
Я очень старалась, чтобы в моем тоне не прозвучало заинтересованности. Мама никогда не позволяла сделать мне даже маленького глотка вина. Но это еще не значит, что я не пробовала. Во время одного из множества званых ужинов мне удалось попробовать его прямо у нее под носом.
Он усмехнулся и закрутил пробку.
— Послушайте, какой бы красавицей вы ни были, я не ваш друг, не ваш охранник и уж точно не ваша нянька. Сколько еще проблем вы планируете мне доставить?
Вопрос едва не заставил меня рассмеяться, но я вовремя спохватилась.
— Я не могу сказать, — честно призналась я. — Скорее всего очень много.
Он удивленно усмехнулся.
— Вам положено быть душной и скучной. Воспитанные леди застегивают все пуговицы и не мнут одежду.