Что известно реке (ЛП) - Ибаньез Изабель. Страница 2
Закончив, я бросила карандаш на колени и стала бездумно крутить золотое кольцо на пальце. Папа прислал его в последней посылке в июле без какой-либо записки, только с именем и обратным адресом в Каир на коробке. Это было так похоже на него — забыть. Кольцо сияло в мягком свете, и я вспомнила как впервые надела его. Едва я коснулась его, мои пальцы начало покалывать, по руке распространился жар, а во рту появился привкус роз.
Образ незнакомки всплыл в моем сознании, но исчез, стоило мне моргнуть. В то мгновение у меня перехватило дыхание и я ярко ощутила острую тоску, словно сама испытывала эти сильные эмоции.
Папа прислал мне зачарованный предмет.
Это озадачило.
Я никому не рассказала, что он прислал и что случилось потом. Магия старого света коснулась меня. Это было редкостью, но случалось, если с предметом мало взаимодействовали.
Папа однажды объяснил мне: давным-давно, во времена, когда люди еще не начали возводить свои города, до того, как они решили осесть и заселять территории, прошлые поколения заклинателей создавали магию из редких растений и труднодоступных ингредиентов. С каждым произнесенным заклинанием магия давала искру, потустороннюю энергию, которая в буквальном смысле обладала весом. В результате она прилипала к окружающим предметам, оставляя после себя след.
Естественный побочный продукт магии.
Но больше ей никто не занимается. Люди, обладавшие знаниями о заклинаниях, канули в лету. Общеизвестно, что документировать магию опасно, поэтому их знания передавались из уст в уста. Но даже этот метод изжил себя, и целой цивилизации пришлось заняться рукотворными вещами.
Древние практики были забыты.
Но вся сотворенная магия, эта незримая сила, ушла и стала частью чего-то иного. Магическая энергия пускала корни глубоко в землю или опускалась на дно глубоководных озер и океанов. Она липла к предметам, обычным и незаметным, а порой передавалась, когда впервые вступала в контакт с чем-то или кем-то другим. У магии есть собственный разум и неизвестно, как она выбирает к какому предмету или человеку прицепиться. В любом случае, каждый раз, когда заклинание переносилось, то его чары ослабевали на небольшую величину до тех пор, пока оно не исчезало окончательно. Очевидно, люди не любили брать в руки или покупать вещи, которые могли обладать старой магией.
Вообразите себе чайник, который заваривает зависть или призывает вспыльчивого призрака.
Бесчисленные артефакты были уничтожены или изъяты организациями, специализирующимися на отслеживании магии, но большее количество было погребено или утеряно. Точно также, как имена давно почивших поколений или самих создателей магии: кем они были, как жили и чем занимались. Они оставили после себя магию — словно сокровища, которыми мало кто стремился завладеть.
Мама была дочерью фермера из Боливии, и в её маленьком пуэбло3, как однажды она рассказала мне, магия была на поверхности, ее было легче найти. В штукатурке или потертых кожаных сандалиях, в потрепанном сомбреро. Её приводили в восторг остатки мощных заклинаний, ставшие частью бытовой жизни. Ей нравилась мысль о том, что ее город — колыбель потомков талантливых заклинателей.
Я перевернула страницу своего скетчбука и начала заново, стараясь не думать о последнем письме, которое я им отправила. Я написала приветствие на зыбком иератическом наречии — прописной иероглифической технике — а затем снова умоляла их разрешить мне приехать к ним в Египет. Я просила их об этом бесчисленными способами, но ответ всегда был одним и тем же.
Нет, нет, нет.
Но, возможно, в этот раз ответ будет другим. Скоро должно прийти письмо, и, возможно, в нем будет то самое заветное слово, которое я так долго искала. Да, Инез, наконец-то ты можешь приехать в страну, где мы живем вдали от тебя половину нашей жизни. Да, Инез, ты наконец-то можешь узнать, чем мы занимаемся в пустыне и почему это дороже нам, чем время, проведенное с тобой. Да, Инез, ты наконец-то поймешь, почему мы оставляли тебя раз за разом и всегда отвечали «нет».
Да, да, да.
— Инез! — снова выкрикнула Эльвира и я вздрогнула. Я упустила момент, когда она подошла вплотную к моему укрытию. Магия, покрывавшая старую ванну, могла лишь на расстоянии сокрыть меня, но, находясь близко, кузина легко бы вычислила мое местонахождение. Голос Эльвиры стал выше, и я обратила внимание на нотки паники в нём. — Письмо пришло!
Я оторвалась от скетчбука и резко поднялась.
Свершилось.
Я заложила карандаш за ухо и выбралась из ванны. Настежь распахнув тяжелую деревянную дверь, я взглянула на кузину со смущенной улыбкой. Эльвира стояла в десяти шагах. К счастью, Амаранты видно не было. Она бы скривилась от вида моей помятой юбки и наябедничала бы об этом отвратительном преступлении своей матери.
— Hola, prima!4 — выкрикнула я.
Эльвира вскрикнула, отпрыгнув на метр от неожиданности, но осознав, что это всего лишь я, кузина закатила глаза.
— Ты неисправима.
— Только рядом с тобой, — я посмотрела на её руки в поисках письма, они были пусты. — Где оно?
— Мама попросила меня сходить за тобой. Это всё, что мне известно.
Мы вышли на мощеную дорожку, ведущую к главному дому, взявшись за руки. Я шла быстро, как всегда. Мне была непонятна нерасторопность моей кузины. Какой смысл не торопиться туда, где так хочется быть? Эльвира ускорилась, следуя за мной по пятам. Это идеальное описание наших отношений. Она всегда пыталась поспеть за мной. Если мне нравился желтый цвет, она объявляла его самым прекрасным в мире. Если я хотела на ужин карне асада5, она уже точила ножи.
— Письмо не испарится, — хихикая, произнесла Эльвира, отбрасывая с лица темно-каштановые волосы. Её глаза были теплыми, а чувственный рот растянулся в широкой ухмылке. Внешне мы были похожи, за исключением глаз. Её глаза были более зелеными, чем мои непостоянные ореховые. — Моя мама сказала, что на письме почтовый штемпель из Каира.
Моё сердце замерло.
Я не рассказала кузине о последнем письме. Она бы не обрадовалась, узнав, что я хочу к маме с папой. Ни кузины, ни тетя не поддержали решение моих родителей пропасть в Египте на полгода. Тетя и кузины любили Буэнос-Айрес, стильный город с архитектурой в европейском стиле, широкими улицами и кафе. Семья моего отца была родом из Испании, они приехали в Аргентину почти столетие назад, преодолев тяжелое путешествие и в итоге добившись успеха в железнодорожной промышленности.
Брак моих родителей был основан на добром имени моей матери и состоянии отца, но с годами он перерос во взаимное восхищение, а к моменту моего рождения — в глубокую любовь. Папа так и не обзавелся большой семьей, о которой мечтал. Но родители часто любили шутить, что со мной одной у них было столько забот, словно они растят целую ораву.
Хотя я не совсем понимаю, как они справлялись, когда их почти никогда не было дома.
Дом виднелся впереди, красивый и просторный, выложенный белым камнем, с высокими окнами, вычурный и элегантный, напоминающий парижские особняки. Забор из позолоченного железа скрывал нас от посторонних глаз, мешая нам просматривать окрестности. Когда я была маленькой, то забиралась на верхнюю перекладину ворот, мечтая увидеть океан. Но его не было видно, поэтому мне приходилось довольствоваться любованием садов.
Но письмо может все изменить.
Да или нет. Останусь я или же уеду? Каждый шаг, сделанный мной сейчас в направлении дома, может уже быть шагом к другой стране. К другому миру.
К месту за столом рядом с родителями.
— А вот и ты, — сказала тетя Лорена, выходя из дверей, ведущих во внутренний дворик. Рядом с ней была Амаранта, она в одной руке держала толстый фолиант в кожаном переплете. “Одиссея”. Интригующий выбор. Если память мне не изменяет, последняя классическая книга, которую она пыталась осилить, чуть не оттяпала ей палец. Кровь испачкала страницы, и тронутая магией книга выпрыгнула в окно, чтобы исчезнуть навсегда. Хотя временами со стороны клумб с подсолнухами до меня доносится тявканье и рычание.