Потерянная родина - Лацис Вилис Тенисович. Страница 43

— Убавьте прыти, мистер! Пусть первыми спуска» ются женщины. Времени хватит.

И он ударил еще раз, но так как Вальтер Дорман все еще упрямился, двое яхтенных матросов сгребли его за плечи и втащили наверх.

— Тогда иди ты! — всердцах крикнул он Эвелине. — Чего ты ждешь, чего копаешься? Не видишь, что этот плавучий гроб сейчас пойдет ко дну!

Прошло несколько минут, пока все перебрались в моторную лодку. Наконец, на яхте остался один капитан, но он еще медлил, словно что-то забыв или чего-то ожидая.

— Брось ломаться, старина, спускайся вниз! — позвал рулевой с моторной лодки. — Эта безделка не стоит твоей жизни. Еще успеешь потонуть с каким— нибудь другим судном.

— Я смотрю, нет ли здесь… — пробормотал капитан.

— Нечего смотреть. Спускайся. Надо живей уходить.

Тогда командир «Полуночной мечты» перестал рисоваться и проворно перебрался на моторную лодку — яхта слишком угрожающе кренилась на бок. Заведя мотор, рулевой задним ходом отвел лодку от яхты, затем стремительным маневром развернул ее и направил к берегу. Едва они успели отойти метров .на тридцать, как «Полуночная мечта» покачнулась, будто в агонии стала переваливаться с боку на бок и затем исчезла в пучине. Глядя на водоворот, некоторое время еще клокотавший на месте крушения, спасенные люди содрогнулись от ужаса.

Моторная лодка неслась вперед, всплески волн хлестали через борт, обдавая брызгами одежду спасенных людей. Все взоры были прикованы к берегу, только Ако и Марго не спускали глаз с рулевого: спокойный, поглощенный своим делом, он, казалось, не замечал окружающих. Они узнали Эдуарда Харбингера, как только у яхты раздался его голос. И смущение объяло Ако, когда он присмотрелся к поведению своего друга: он бы на месте Харбингера радовался, что пробил великий час расплаты, что сейчас они по-мужски сведут счеты и Харбингер заставит Фреда Кемпстера своей жизнью заплатить за всю ту несправедливость, которую тот ему причинил. Ведь он мог оставить Фреда на яхте, сказать, что в лодке для всех «нет места. В этот час он мог потребовать у молодого Кемпстера возвратить то, что ему не принадлежало и что тот хитростью отнял у него. Но Харбингер ничего не сказал, даже пристальней не взглянул на своего врага — он спасал всех и всех доставлял на берег. Может быть, он замышлял что-нибудь иное?

Один раз Ако поймал взгляд друга, и теплая улыбка Харбингера подтвердила, что тот узнал его. Еще Ако заметил, как Мрго, сидевшая на корме моторной лодки, как бы невзначай слегка погладила руку Харбингера. Тот улыбнулся печально и горько, но не взглянул на Марго и ничего не сказал ей.

Так они прибыли на берег.

На узком скалистом мысе, глубоко врезавшемся в море, стоял Кренлирокский маяк. Метрах в сорока от стройной башни, в укрытии от свирепствовавших тут западных ветров, находилось жилое помещение его персонала. Ничто не украшало мрачного скалистого места. Несколько кустов, посаженных близ жилья, да пара цветочных клумб, правда, свидетельствовали, что человек все же пытался сделать свое окружение более привлекательным, но его старания оказались почти безуспешными.

Когда моторка общими усилиями была втащена в сарай, Харбингер повел спасенных людей в дом, а его помощник Девид Пэн направился на башню маяка погасить свет.

— Вы только вдвоем обслуживаете маяк? — спросил по дороге у Харбингера Вальтер Дорман, забыв, что этот самый человек недавно огрел его багром по спине.

— Да больше и не нужно, — отвечал Харбингер. — Но через каждые две недели нас сменяют двое других.

— И тогда вы отдыхаете в городе, не правда ли? — продолжал Дорман.

— Если есть желание, можно уехать в город, а если нет, можно оставаться тут.

— Этого, конечно, никто не делает? — вмешался в разговор Фред Кемпстер. — Кто же станет прозябать в этой пустыне, если имеет возможность пожить среди людей!

— Кто как, — промолвил Харбингср, — я не покидал этого места семнадцать месяцев.

— Серьезно? — изумленный Фред пожал плечами. — Как человек это может выдержать? Такая жизнь ничем не отличается от тюрьмы…

— Отчего же? Здесь довольно интересно. Разве моряк, вынужденный годы проводить на чужбине, находится в лучшем положении?

— Вы были моряком? — спросил Фред.

— Все служащие маяка — бывшие моряки.

— Да, конечно, они должны знать морскую жизнь и все, что связано с судоходством, сигналы, курсы.

— И должны быть привычны к одиночеству…

У дверей жилого дома Харбингер, что-то вспомнив, обратился к следовавшей за ним толпе:

— Вы меня извините. Сейчас я не могу вас впустить. Сами понимаете — мужское хозяйство… какой там может быть порядок.

Словно устыдившись, провожаемый добродушным смехом, он торопливо вошел в дом. Но если оставшиеся во двере полагали, что Харбингер теперь убирает свое жилье, застилает постель и собирает разбросанную одежду, они заблуждались. Там ничего не было раскидано, каждая вещь была на своем месте. Только в комнате Харбингера на столе находился предмет, которому там не следовало быть. Этот предмет — портрет молодой женщины — он запрятал в ящик стола под бумаги, потом немного выждал и пошел впустить оставшихся у входа.

Пассажиры сидели у пылающего камина, грелись и сушили одежду. Экипаж яхты разместился в другом помещении. Кок готовил кофе и жарил яичницу на завтрак — продукты ему дал Харбингер. Подкрепившись и обогревшись, женщины зашли в комнату Харбингера привести себя в порядок, а мужчины остались курить в дежурном помещении маяка. Харбингер связался по телефону с ближайшим портом и сообщил о гибели «Полуночной мечты*. Спасенные могли выбраться отсюда только по суше, так как зыбь еще была слишком велика, чтобы рискнуть на переполненной моторке, выйти в открытое море. Из города обещали» выслать в Кренлирокский поселок несколько автомобилей, но они могли прибыть только к вечеру, следовательно, спасенные должны были целый день провести на маяке.

Вальтер Дорман пошел сообщить об этом дамам. На минуту Фред Кемпстер .и Харбингер остались вдвоем, так как Реджинальд Джибс взобрался на башню маяка и фотографировал местность — свой фотоаппарат он все-таки спас.

Теперь, когда страх и волнения были позади, Фред Кемпстер стал внимательнее приглядываться к тому, что его окружало, к предметам и людям. Эдуард Харбингер снял дождевик и зюйдвестку. В темно-синей куртке, смуглолицый, со слегка растрепанными волосами, сидел он за столом и что-то записывал в маячный журнал. Повнимательней всмотревшись в это лицо, Кемпстер подумал, что он где-то видел его раньше. Ему показались знакомыми эти строгие, мужественные черты. Тщетно силясь припомнить, откуда ему знакомо это лицо, Фред заговорил:

— Скажите, не встречались ли мы раньше?

— Кажется да, мистер Кемпстер, — отвечал Харбингер, не подымая глаз от журнала и продолжая что-то записывать.

— Так вы меня знаете? — встрепенулся Фред и с напряженным интересом уставился на смотрителя маяка.

— Да, конечно. Но что же тут удивительного? Смотрители маяков знают всех наиболее видных деятелей судоходства своей страны. Раз в год мы даже получаем подарки от некоторых пароходств.

— Но я никогда не бывал здесь.

— Когда-то и меня здесь не было, — Харбингер впервые за время их разговора взглянул на Фреда.

— Мы были знакомы? — спросил Фред. — Извините, что я так спрашиваю… мне приходится иметь дело с таким множеством людей, что упомнить всех просто невозможно.

— Ясно. Особенно, если с кем-нибудь из них у вас было совсем пустячное, незначительное дело, — по лицу Харбингера проскользнула усмешка.

— Разрешите узнать ваше имя?

— Эдуард Харбингер.

— Харбингер…

Да, теперь Фред вспомнил все. Ему стало очень неловко. В замешательстве он чиркнул спичку и поднес огонь к уже дымившейся сигарете. Человек, который сидел за столом и, погрузившись в работу, казалось, не замечал его присутствия, не мог быть ему другом. И этот человек спас жизнь ему и его жене, доставил их на берег, и они вынуждены пользоваться его гостеприимством в этом мрачном месте, где птицы не вили гнезд и цветам некуда было пустить корни.