Мороз и ярость (ЛП) - Принс Лиззи. Страница 73
Насколько я могу судить, мы одни, но ее слова опасны. Энергия гудит под моей кожей, плечи зудят, крылья жаждут освобождения. Грир переходит опасную черту. Из — за ее слов нас могут убить.
— Ты знаешь, что Боги ведут себя так, будто они непобедимы и что нет ничего могущественнее их. Но до Олимпийцев были и другие. Это то, чему Боги не позволяют учить в школах, но моя мама рассказывала мне эти истории. Это сказки на ночь, которые «Подполье» рассказывает своим детям, чтобы дать им надежду на то, что, может быть, однажды нам не придется жить под каблуком у существ, которые считают нас одноразовыми и никчемными.
Я смотрю на нее, ожидая, когда в крышку гроба забьют последний гвоздь. Грир увидела мои крылья в том переулке. Она еще ничего не сказала о них, по крайней мере, не мне. Расскажет ли она кому — нибудь еще? Скажет ли она Богам то запретное слово, из — за которого меня могут убить?
— В последний раз Фурии усыпили богов. Моя мама всегда говорила мне, что они тоже уснули, но, похоже, она не совсем правильно поняла эту часть истории.
— Кстати, о Фуриях, даже произнесение этого слова может привести к твоей смерти. Во что ты играешь? — Я шиплю на нее, понизив голос.
Грир поворачивается, чтобы посмотреть мне в глаза, ее голова опущена, а челюсти плотно сжаты. — Иногда, приходится делать большие шаги, чтобы ускорить перемены.
— И какого рода перемен ты хочешь, Грир?
Грир сглатывает, и я впервые замечаю в ней какую — то неуверенность. Она снова осматривает двор, убеждаясь, что мы действительно одни. — Я думаю, что некоторым Богам пора снова лечь спать.
ГЛАВА 42
Я
ненавижу все в этом параде. Здесь чертовски жарко. Эстелла нарядила меня в какую — то очередную фигню о принцессе — воительнице. На мне металлический корсет поверх кожаного, который натирает мне кожу, и юбка — гладиатор, состоящая в основном из тонких полосок шипованной кожи. Это выглядит невероятно, но все части моего тела принимают новую форму, и я таю под солнцем. По крайней мере, она убрала волосы с моей шеи. Они собраны в высокий, заплетенный в косичку хвост, который свисает толстым канатом и врезается мне между лопаток. Я продолжаю переворачивать его с одной стороны на другую, потому что концы колют и щекочут кожу, вызывая желание чесаться до крови.
У каждого чемпиона есть своя собственная платформа, тема которой посвящена Богу, под знаменем которого мы сражаемся. Моя платформа — это кровавая баня. Буквально. На первом уровне есть джакузи с красной бурлящей водой. Какой — то актер, изображающий Ареса, нежится в ней в окружении полураздетых мужчин и женщин. Пол вокруг ванны усеян телами. У них отсутствуют конечности и головы, которые также разбросаны по ванне. Слава богу, что это всего лишь муляжи, а не настоящие люди. Я могу только представить себе запах в такую жару, но, честно говоря, сейчас меня бы ничто не удивило.
Я нахожусь на верхнем уровне, который обнесен трехфутовым забором из колючей проволоки и очень заостренными деревянными кольями. Если эта чертова платформа резко остановится, есть большая вероятность, что в конце концов меня проткнет. По крайней мере, это будет соответствовать декору. Атлас на платформе передо мной. Кажется, его тема — золото и роскошь. На нем хитон длиной до колен, который перекинут через одно плечо, оставляя другое обнаженным. Каждый раз, когда Атлас двигается, его мышцы напрягаются. Когда на него светит солнце, он действительно похож на Бога.
Мой взгляд продолжает скользить к нему, пока он машет людям, выстроившимся вдоль улицы. Тем временем я делаю все возможное, но безуспешно, чтобы скрыть, насколько мне неловко и как я раздражена. Маршрут парада ведет нас по Стейт — стрит к Рэндольфу. Мы закончим у Святилища Олимпа, крупнейшего храма Чикаго, посвященного Богам, и недавнего места убийства Тайсона. Но почему мы должны позволять этому отвлекать нас от мероприятия? Святилище также является домом для верховного жреца Натаниэля Роджерса. Он живет в особняке прямо рядом с храмом. Он претендовал на первоклассную недвижимость в городе, как только к власти пришли жрецы, и построил себе дворец.
Интересно остановиться и подумать о том, как это произошло. Мой отец однажды сказал мне, что многие жрецы раньше были лидерами других религий. Когда Боги восстали, они немедленно изменили свою лояльность. Это были люди, которые уже сколотили большие состояния, молясь о надеждах и страхах людей. В прошлом эти духовные лидеры обеспечивали некоторую защиту, но сейчас никто не следит за жрецами. Некому указывать им, что они могут делать, а что нет. У них даже нет морального компаса Богов, которому они могли бы следовать, потому что большинству Богов на нас наплевать.
Чего жрецы хотят больше всего на свете, так это иметь власть над другими. Они не Боги. Они никогда ими не будут. Но они создали систему, которая позволяет им контролировать людей, как если бы они были Богами. Я не знаю, начиналось ли это как способ поклонения божествам, которые ходят среди нас. Независимо от первоначальных намерений, жрецы быстро превратились в организацию, отчаянно нуждающуюся во власти. Это коррумпированная система, которая начинается с низшего жреца и доходит до верховного жреца. И их действия разрешены Богами, которые закрывают на это глаза.
Глядя на фальшивого Ареса в горячей ванне, я думаю о том, как изменилось мое мнение о нем. Арес, Аид и Персефона не кажутся плохими. Даже мама Джаспера, Афина, может быть, и терпима, судя по тому, что он мне о ней рассказывал, но никто из них и пальцем не пошевелил, чтобы что — то изменить. Они позволили жрецам захватить власть и смотрели, как люди страдают. Они позволяют Натаниэлю Роджерсу превращать жизни людей в зрелище, заставляя их участвовать в Играх. И они устраивали вечеринки и смотрели, как умирают чемпионы, потому что это было забавно.
Толпа — это смесь людей. Спереди — вся элита. Это видно по качеству их одежды и по тому факту, что они не выглядят оборванными, усталыми и изголодавшимися. За ними понаблюдать вышла остальная часть Чикаго, их внешний вид намного менее лощеный и симпатичный. Как всегда, они вынуждены прятаться за самозваной знатью нашего мира.
Элиты улыбаются, принимая парад, но большинство остальных выглядят торжественно. Тем не менее, в толпе есть и те, кто выглядит рассерженным. Женщина с темными волосами, собранными сзади в тугой хвост, ловит мой взгляд и наклоняет голову. Дальше по улице мужчина с каштановыми вьющимися волосами опускает голову, глядя на меня. Вокруг толпы разбросаны плакаты. Что — то вроде «Мы любим тебя, Зевс» или «Я хочу от тебя детей, Арес».
Тут и там разбросаны другие плакаты, которые меня удивляют. На одном написано красной краской: «Мы заслуживаем лучшего». На другом: «Мы требуем справедливости». Волосы у меня на затылке встают дыбом, и я оглядываю остальную толпу. Здесь так много людей, что я задыхаюсь.
Отис возглавляет парад на своей платформе, Играет музыку, пока мы плывем по улице. Увидеть его снова было облегчением. Я боялась, что они действительно пытали его. Не то чтобы быть вынужденным выступать как обезьяна по команде — это не своего рода пытка. Я не слышу песню, которую он поет, но ветер доносит до меня нотки музыки. Между мной и Отисом пять платформ, но я слышу восторженные крики толпы каждый раз, когда он достигает нового городского квартала.
Парад останавливается перед Святилищем Олимпа. Архитектура здания напоминает Парфенон. Со всех четырех сторон его окружают высокие мраморные колонны. В резких солнечных лучах он отливает ярко — белым цветом, в отличие от остальных грязных зданий Чикаго. Верховный жрец стоит наверху ступеней, его красная мантия ярко выделяется на белом фоне святилища. Обычно он носит сшитые на заказ костюмы, поэтому мантия выделяется, оставляя у меня в позвоночнике мурашки недоброго предчувствия. Цвет на фоне белого камня вызывает образ разбрызганной крови, и мои плечи предупреждающе чешутся.