Третья истина - "Лина ТриЭС". Страница 3

Лулу угрюмо подчинилась.

– Не стоило выпускать тебя так скоро, но мы с отцом должны сделать визит и потому… выходи. Но на глаза, ни мне, ни ему не попадайся! Скажи прислуге, что я позволила дать тебе завтрак, – бросила Доминик уже из коридора.

Лулу прислушалась к быстро затихающим шагам матери. Она ощущала почти разочарование. Вместо героического побега, бесславное освобождение! С сожалением поглядев на заманчиво блестевшую за окном реку в ярко-зеленой оправе луга, Лулу со вздохом поплелась в коридор. Не придется ей, замирая от страха, красться по саду к пологому берегу, не придется переплывать реку в одежде и бежать в дикие леса…

После завтрака Лулу ощутила прилив бодрости. Родители уезжают – maman сама сказала – и остается только тетя, но она почти не обращает внимания на недавно обретенную племянницу. Значит – свобода! А тогда с побегом можно и повременить. Сейчас ей захотелось облазить хорошенько весь дом. По длинному, темному коридору можно вволю попрыгать, никто не услышит. Но Лулу более интересует длительный поход с какой-нибудь важной целью. О, она сообразительный человек и за месяц жизни в этом доме кое в чем разобралась. Но настоящая масса дел: игры, ссоры, драки, примирения, тайники, секреты, приключения еще не завязалась, не заварилась – и это плохо.

Темный тут не только коридор, а весь дом. С одной стороны тоже плохо – не видишь, куда прискачешь, но с другой – хорошо, в темных замках есть свои тайны и привидения… Однако всему свое время, пока не налажены контакты с партнерами по приключениям. Да! Здесь не товарищи, не партнеры. Здесь – братья! Уже открыто, что не только отец – военный, но и братья будут военными. И за это отец их заранее любит. Лулу бы это тоже нравилось, но от этого самого отца получено распоряжение,- и это не догадка, а сообщено maman,- что Лулу предписано быть всегда при женщинах и не действовать на его военные нервы. Чем, спрашивается? Очевидно, своим невоенным видом. Это потому, что Лулу еще не смогла себя показать во всей красе и, откровенно говоря, отец, да и братья, к этому не слишком располагают. Она видит их только за обедом, а обеды здесь – противное дело. Сплошное молчание вперемешку с надсадными гыками отца на братьев. Может, это русские военные команды? Но почему за супом? Еще хныканье одного малыша, младшего брата. Если нет отца, то разговоры матери с теткой о вещах, мебели, соседях… Как вчера, но еще длиннее и неинтереснее… Все это скучно и другой человек, не Лулу, рыдал бы по всем прелестям милого Рамбуйе. Но это другой. А Лулу не склонна падать духом. Вперед, к братьям!

О! Еще удача. В высокую прорезь окна – наверное, именно такое называется бойницей – она увидела у крыльца всех трех братьев. Что тут важно? Найти подход. Это вам не девчонки, нужно показать, какая она красивая, изящная, остроумная и, в то же время смелая. Нет, так думать слишком нахально, но кому же не лестно иметь такую сестру? Только дураку… Надо выбрать момент. Даже самый приятный человек противен, если вляпается не вовремя. Что они там делают? Странно, но ничего. Старший, вон он, Виктор, следит за попытками мухи выбраться из его зажатого кулака. Для мальчишек вообще другие мерки. Если бы на его месте была светловолосая коренастая девица в мешковатом костюме и вытворяла такое с мухой, было бы отвратительно. А для него это не жестокость и не гадость, а …просто мальчишки не брезгливые и любознательные. Выйти и сказать что-нибудь, например, о той фуражке, которая лежит на бревне. Военная! Можно спросить, что это на ней за герб? Приятно, когда спрашивают то, на что знаешь ответ. Только к кому обратиться? Ну, конечно, не к малышу Коко. Он и сидит в отдалении. Лулу понимающе улыбнулась себе под нос. Даже в ничегонеделании сохраняется субординация. Остается выбирать между Виктором и средним – гибким, черноглазым, смуглым Дмитрием. На этом костюм сидит ладно. Его, кажется, любит тетка и, возможно, ему не понравится, как Лулу говорит на русском. Лучше – к Виктору. Вперед! Довольно раздумий! Все подготовленное выходит хуже.

– Voilà![6] – Лулу возникла перед братьями. Три пары глаз разом уставились в ту сторону, где она, с гордо поднятой головой, спускалась по ступенькам крыльца. Коко даже подошел вплотную и стал, сложив на круглом животике короткие ручки. Сурок, да и только! После некоторого молчания Виктор отвернулся и засвистел, обдирая пленнице крылья. Двое других продолжали смотреть на Лулу, но обратилась она все же к старшему.

– Хогоши... non, Добги дьен! – правильно перевела она для начала bonjour – я имела давно желание спрашивать… – Что это есть? sur la casquette? Quel blason?[7] Это... на фюгашкá?

Вот что получается, когда волнуешься! Ну, ничего! Лулу собралась посмеяться вместе с ними над собой. Это даже хорошо. Посмеются – и станут ближе и понятнее друг другу, они будут ее учить, поправлять. Молчание. Виктор только покосился в ее сторону.

– Это не ваш фюгашкá? Разве нет?– упрямо, подавляя растерянность, повторила Лулу и заметила, как Дмитрий взглядом скользнул по неподвижному, казалось бы, лицу брата. Что-то в нем прочитав, он подошел ближе и присел, широко разведя колени – что это, реверанс? Книксен?

– Ах-ах-ах! Заморская селедка приплыла… Слышь, как она гундосит, а, Виктор? Фьюгашка! Ха! А, Виктор?

– Брось, Митька! – басом отозвался брат. – Я не я буду, Шаховской уже в оружейной. Плюнь. Нашел забаву– с этой фифой болтать. Еще с Николашкой поточи лясы, шут гороховый. За мной, давай.

Сжатые кулаки Лулу не могли произвести впечатление на две удаляющиеся спины. Выждав минуту, за старшими укатился и увалень Коко. Дураки! Топнув ногой, Лулу гневно повела плечами

Ничего! Отныне бесстрашная путешественница будет одна исследовать эту местность, населенную невоспитанными дикарями. Лулу отошла под деревья и оглядела дом. Стоит, пожалуй, переждать плохое настроение, а потом придумать, чем заниматься дальше. Но только в первые минуты она глядела на узкие, в тяжелых дубовых наличниках, окна со злобой, думая: тюрьма. Настоящая тюрьма, замок Иф, Бастилия и все такое остальное. Потом ее развлекла игра стилей окон. Некоторым не повезло. Словно свинцом залиты – темно серые гардины отвечают «нежному» вкусу господина Курнакова – ее папá. Маман со своей стороны сделала все, что могла – ярко оранжевый шелк бьет в глаза из окон другой половины. Так. Над ними – второй этаж, где столовые и гостиные. Сюда, очевидно, с равным удовольствием ходят и папá и маман. Впрочем, может, и с равным неудовольствием. Цвет-то ни то, ни се. Какой-то буро-шоколадный. Это от него в гостиной так темно, будто им еще мало деревянной обшивки стен и мрачной мебели! Третий этаж начинается рядом зелено-серых квадратиков. Так им и надо, «молодым господам», фрукты недозрелые и уже пыльные! Дураки! Гнев на мгновение вернулся… Цепочка окон по центру, светло-серая – там гимнастический зал и туда Лулу еще не заглядывала. Ну и, наконец, здравствуйте, встретились! Глупый розовый цвет – это ее «покои». Сверху на доме налеплен другой, с балкончиком. Этот так и называется «мезонин» – домик. Дверь его балкона и два окна открыты и темно-вишневые маркизы надуты ветром, как многоярусные паруса.

Ветви старых груш лезут почти во все окна дома. Сад вообще очень старый и сильно заросший. Никаких качелей, качалок в нем нет. На заднем дворе, правда, есть турники и шесты. Этот двор – единственное людное место. Там сараи, летняя кухня, конюшни, хлев, псарня, кладовые. В дебри сада никто не ходит, так как там все запущено, по крайней мере, Лулу не замечала, чтобы ходили. Не бывала там еще и она, но за этим-то дело не станет! На деревья она уже лазила и видела великолепные вещи. За пределами усадьбы виднелись поля, домики и пологий луг, спускавшийся к речке. Да, там не то, что в доме. Лулу отошла от обиды, и даже необходимость ступить снова в этот самый дом, в темноту коридора, проходящего посередине и лишенного окон, не огорчила ее.

Наверное, родители уже уехали, но, на всякий случай, лучше начать свои исследования с чердака, куда, по ее расчетам, вела длинная боковая лестница. Взобравшись по высоким ступенькам. Лулу, как ни странно, оказалась в светлом пустом коридорчике-тупичке. Выше дороги не было! За широкими окнами пестрел задний двор, а напротив была одна-единственная дверь – светло ореховая и, кажется, очень легкая. Незаконченный резной орнамент придавал ей необычный вид. Порыв ветра вдруг распахнул окна, и дверь бесшумно приоткрылась. Из красноватого, мерцающего полумрака на Лулу глянула … косматая морда одноухого бурого медведя. Лулу попятилась, но в ту же минуту разглядела, что это только голова, висевшая на противоположной стене. Не посмотреть, что еще есть внутри странного помещения было свыше ее сил и, с замиранием сердца, она осторожно просунула голову в щель. И не напрасно. Здесь было на что поглядеть! Старинный корабль под всеми парусами на витом столике, видимо, ждал спуска на воду. В углу поблескивал подсвечниками небольшой рояль. Рядом на камень присел глиняный мальчик лет шести, трубящий в необычной формы, изогнутый рог. Лулу показалась, что она слышит трубные звуки! Бесформенный кусок глины на подоконнике, прикрытый мокрой тряпкой, завершался головой коня, а на золотистом ковре на стене висело оружие – шпаги, пиратские мушкеты и гвардейские аркебузы. По крайней мере, то, что висело, Лулу определила именно так.