Третья истина - "Лина ТриЭС". Страница 37
– Это я просто, чтобы играть, всякие принцессы, это не то… Понимаете, я вообще не хорошо умею рисовать, а тут такое важное дело!
– Почему? Своеобразно, цвета хорошо подобраны.
– А мужчины и вовсе никуда не годятся!
– Все или некоторые?
– Ой, что вы, я же о …
– Да понял, понял. Только почему они все у тебя с одним выражением и в одинаковой позе? Стоят, расставив руки? И рисовать поучу, только как-нибудь потом. Сейчас беги.
– Еще чуточку! Потом, правда, можно поучиться рисовать? У вас? А так удобнее играть! Они могут делать, что хочешь.
– Исходная позиция.
– Вот он! – Лулу протянула Виконту злобного уродливого карлика с огромной бородой, в черной одежде.
– О! Этот злодей тебе удался!
– Похож?
– На кого? Да, у него человеческие черты, это типаж.
– Дантеса звали Типажом?
– Почему Типажом? – Виконт рассмеялся. – Его Жоржем звали, вообще, при чем тут он?
– Это же он Пушкина убил, а здесь я ему не дам, – принялась тараторить Лулу, – вы мне нарисуйте Пушкина, нарисуете? У меня он совсем не выходит, я с портрета срисовывала, того самого, вы говорили, Тропинина, да? Он совсем ужасный вышел, и пришлось из него Дантеса делать… принести вам карандаши, или у вас есть? Наверное, есть!
– Стоп, стоп. Я нарисую тебе Пушкина, но не сейчас и не для игры. Пойми, Александрин, при всем благородстве твоего желания не дать погибнуть Пушкину, превращать его в бумажный фантик – не надо. Кстати, Дантес был весьма интересным мужчиной.
– Как вы? Такой же красивый?– спросила Лулу с превеликим огорчением.
– Опомнись! Я только что не урод!
Виконт с пристуком двинул туда-сюда ящиком секретера, и в его руках возник толстый короткий карандаш с колпачком. Росчерк по Сашиной коробке, и на ее картонном боку запечатлелся внушительный угол, несколько закругленный на вершине, – нос, снизу – двойная волнистая линия – губы, сверху - две дуги, удивительно передающие комично-сердитое выражение, – глаз под бровью... Второй угол образовал подбородок, тоже, отнюдь, не малого размера… Виконт поднес коробку поближе к носу Лулу:
– Хорош?
– Как вы можете? Это совсем, совсем неправильно! И непохоже!
– Ставишь под сомнение мои способности рисовальщика? Вылитый! Гляди.– Он повернулся в профиль, задрал нос, насупил брови и скривил губы.
Лулу вынуждена была мысленно согласиться: что-то есть… Но, засмеявшись, назидательно сказала:
– Это вовсе не лицо, это, знаете, как называется? Гримаса! Я еще не так могу!!!
– Не надо, не надо, сдаюсь. – К Лулу обратилось анфас знакомое лицо, с четко выписанными самой природой чертами.
Она взыскательно оглядела его: легкие русые волосы падают на просторный лоб, крепко сжатый рот, словно, удерживается от улыбки, глаза – сейчас большие, голубые и безмятежные, но она знает, как легко они меняют цвет или прячутся в веках, и как много выражений могут принять…
Она успокоено и убежденно повторила:
– Нет, вы очень красивый!
– Настаиваешь? Что ж, благодарю. Тогда согласимся на том, что Дантес был красавцем в другом роде. Это ты допускаешь?
–Это еще ничего… А вот Пушкин, он тоже красавец другого рода? Еще одного?
– Это ты не о внешней красоте говоришь.
Лулу не поняла его и спросила о своем:
–Так нарисуете Пушкина? Как сами хотите? Чтобы не Тропинина, а наш был?
Ей очень хотелось напомнить, что он еще обещал вылепить ее, но она постеснялась.
– Попробую. Сейчас покажу тебе альбомы с портретами, поищи еще красавцев в нашу компанию. – Он, наконец, улыбнулся и присел на ручку кресла, перегнувшись к нижней тумбе секретера, но тут же перебил сам себя и вскочил:
– Что это я? Заболтался. Надо идти. Прости, занят. Идем, идем, поторопись.
Он пропустил Лулу вперед и захлопнул за собой дверь…
ГЛАВА 10. ЗАМОК В МЕЗОНИНЕ.
Так что же делать? – Лулу сидела в своей комнате, подперев кулаками подбородок. Духи, платочек, альбом – ну, совершенно все не подходит. Который день она мучилась проблемой, что же подарить Виконту в день Петра и Павла? Что может выразить ее восхищение их уроками и разговорами? Как он смеялся, когда она недавно спросила, любит ли он полосатые галстуки, – Тоня восторгалась такими, – и смотрел, будто ожидая, пошутит ли она еще. А она вовсе не шутила, хотела выяснить! Даже ночами мало спала от размышлений. Теперь остался один день. Значит, ничего не подарит, а так мечтала… Надо правду себе сказать, она и придумать-то не может, а уж откуда достать… Мечты., мечты… И вдруг грустные мысли завершились словами: «где ваша сладость?». Лулу посмотрела на портрет Пушкина, выполненный мягкими мелками-карандашами, тоже оказавшимися в ящике секретера Шаховского. У-у-у-у! «Я больше люблю сладкое, чем горькое!» – сразу вспомнилось ей. Торт, что может быть лучше торта! С кремом и цукатами! В приложение к этой идее сложился и план добычи. Фарфоровая свинюшка потеряла голову. Лулу специально выбрала этого несимпатичного зверя, чтобы не дрогнула рука перед казнью. Как жаль, что она не придавала значения росту накоплений! Оказалось, что у нее всего два рубля семьдесят девять копеек. Много это или мало? Хватит на торт? Ей выделялись карманные деньги, а покупать она почти ничего не покупала, разве что книжки в мягких обложках. Даже в кондитерскую, как другие девочки в Ростове, не ходила…Что радости, одной? Лулу пересчитала… Наверное, хватит! Теперь предстоит дать эти деньги Пузыреву, который почти каждый день ездит за городской провизией и другими вещами. Самое Лулу из дома все равно никто никуда не пустит. Лучше предупредить его прямо сейчас. Он не злой, лишь бы, не слишком пьяный был… Лулу мало чего боится, а вот пьяных – очень даже. Кстати, вон он стоит возле старой груши и разговаривает с самим Виконтом. Совсем не страшно будет подойти, но как уговорить Виконта не вникать?
Лулу выбежала из дома и нерешительно подошла сзади, со спины Шаховского. Нельзя терять момент, Пузырев может уехать. Лулу попробовала незаметно подать ему какие-то сигналы, но тот не смотрел на нее, а тянул свое:
– Ежели человек поразмыслит, то оно вроде бы ясно-понятно, а ежели он…
Зато Виконт, внимавший ему со скучающим видом, тут же оглянулся и заметил Лулу, которая стояла на цыпочках и помахивала рукой.
– Ты за мной?– оживился он.
– Нет, – с огромным сожалением, смущенно отозвалась она, – я к мсье Пузыреву. На минутку…
– А, с поручением. Прошу.
Лулу еще больше смутилась.
– Вот и выходит, с одной стороны так, а с другой – иначе, а мы грешники, без указки выбирать должны…
–Алексей Кондратьевич, – прервал его Виконт, – вот к вам гонец.
–А? Чего?
Что делать? Придумать что-нибудь ? Обмануть Виконта! А ведь другого случая может не быть!
– Что изволите, спрашиваю…
Лулу в отчаянии взглянула на Шаховского и прошептала:
– Пожалуйста… У меня к нему секрет…
– Как? – Виконт безмерно удивился, оглядел Лулу и бесстрастно ожидающего Пузырева, потом снова Лулу и отошел:
– Господин Пузырев, я вас попрошу одну вещь, только никому не говорите. Совсем никому… Понимаете? – она оглянулась и увидела, что Виконт не ушел далеко, присел, почти касаясь одним коленом земли, возле большой корзины, стоящей в тени у стены сарая, и рассматривает в ней что-то.
– Пожалуйста, господин Пузырев, купите в Каменской торт, ну хоть небольшой, но очень красивый, я хочу подарить… подружке… по соседству…
– Рады были бы служить. Да вот капиталу свободного нету…
– Я дам, вот это…
– Хм, это что ж ее превосходительства ресурсы в ход пошли?
– Кого, маман? Нет, это мои, из копилки, я же сказала, никто не знает.
– Тогда отчего ребенку не побаловаться, – он пересчитал деньги, – маленький, значит, купить?
– Да, только прекрасный!
– За щедрость благодарствую!
– Вы скоро сейчас поедете?
– Завтра утром и пропутешествую в Каменском направлении, к часу доставлю в наилучшем виде.