Форт Далангез - Беспалова Татьяна Олеговна. Страница 23

— Никогда не уступаю прислуге право салютовать пробкой от шампанского! — воскликнул я, принимая из рук рассерженной прислуги поднос.

— А я слышал, будто у некоего Ковшиха в Костромской губернии огромное имение с домом и штатом прислуги. Всё устроено по русскому дворянскому обычаю. Настоящая латифундия, приносящая огромные барыши. Кроме того, я наслышан о престарелой жене молодого Ковшиха. Она и сейчас проживает в этом имении, в то время как сам Ковших путешествует по миру, участвует в гонках регатах и тому подобное…

Пробка задорно хлопнула. Из горлышка открытой бутылки заструился белый дымок. Я разлил напиток по бокалам.

— По курортам Германии и Швейцарии, где много лет лечилась фрау Ковших, циркулировали слухи о супружеской преданности её мужа. И это несмотря на разницу в возрасте между супругами в тридцать лет…

Я слегка волновался, однако старания Гузе пропали попусту, потому что Камиль-паша и Амаль вновь увлеклись обоюдным очаровыванием, используя для этого турецкий язык.

Прежде чем дать достойную отповедь остзейскому зануде, я опустошил свой бокал и откупорил следующую бутылку. Гузе цедил из своего бокала, словно ему поднесли не вино, а какую-нибудь горькую микстуру.

— Ибрагим, — внезапно проговорила Амаль. — Почему ты не поправишь господина Гузе? Он постоянно называет вдову Шель фрау Ковших, в то время как госпожа Шель честно вдовствует в Костромской глубинке не один десяток лет?

— Заявляю совершенно официально! — прогремел я подобно грому. — Мадам Шель сохраняет верность Самуэлю Шель и намерена продолжать делать это до гробовой доски, в то время как я, с вашего позволения, всё ещё хожу в жениха-с. Позвольте представиться: Ибрагим Жвиц — завидный жених.

При этих словах я вскочил и поклонился, щёлкнув каблуками. Говорил я назло врагу на чистом русском языке, употребляя при этом специфический костромской выговор с ударениями на звук "о". Водянистые глаза Гузе округлились, отчего он сделался немного симпатичней.

— Оставь его, Гузе! Я твой генерал, и я тебе приказываю. Подозревать Ибрагима в шпионстве — что за вздор? — бросил Камиль-паша.

— Если господин Гузе не понял речи Жвица, я готова перевести её на турецкий, — проворковала Амаль. — Немецкий язык плохо давался мне, но если господин полковник предпочитает французский или английский…

— Презираю язык томми! — фыркнул Гузе. — Но возвращаясь к нашему пленнику…

— О ком это он? — Амаль округлила глаза. — Амаль Меретук никогда не понимала немцев — перескакивают с пятого на десятое.

— Галлиуле Джалакаеву? Татарину? Письмоносцу? — растерянно переспросил я.

— Этот человек — мусульманин, недовольный политикой царской власти по отношению к иноверцам. К примеру, в русских войсках по обычаю всегда есть полевые священники, для солдат исповедующих православие. Но никогда и нигде вы не увидите на передовых позициях русской армии муллы. В Австромадьярской армии существует институт фельдвикариата, которым управляет полевой римско-католический епископ — представитель церкви при Имперском Военном министерстве. Ему подчиняются фельдсу-периоры, которые находятся при штабах отдельных армий. В их подчинении находятся низшие полевые духовные чины — фельдкураты. Кроме того, есть ещё капелланы при военных госпиталях. Следовательно, структура духовной опеки в армейских частях в основном отвечает не только административному делению церкви (епископат — деканаты — приходы), но и армейской структуре. У русских же только и есть что православные попы. Остальные конфессии отнесены на второй сорт. И дело не только в вероисповедании. В Царстве Польском в школах преподавание только на русском языке. В армии в ходу язык только русский, а между тем некоторые солдаты из национальных областей русским языком не вполне владеют. Вот вы, господин генерал, с этим вашим Жвицем вдоль французского побережья на яхтах плавали, устриц и улиток жрали, а в России в 1898 году люди от голода десятками тысяч мёрли. Россия — что та устричная раковина. Ковырни её вилкой — и развалится, но не на две части, а на множество. Тут счастлив будет тот, кто успеет сочное мясо её первым в глотку себе сунуть. Европа обязана сожрать Россию, иначе во всех школах от Балкан до Ла-Манша детишек будут на русском языке учить…

Пылкая и обильно политизированная речь полковника Гузе, что холостой выстрел из гаубицы: громко, дымно, но толку никакого.

— Конечно, дорогой мой полковник! — Камиль-паша одобрительно треплет Гузе по руке. — С судьбами Европы можно и подождать. Совсем иное дело — дорогая ханум. Судьба ханум важней судьбы какой-то там Европы, не правда ли?

В ответ на его любезность Амаль снова обнажает лицо, прикрыв при этом грудь, что, на мой взгляд, несколько огорчает Камиля-пашу.

— Если желаете, можно погадать на таро Ленорман. Колода осталась в моём портпледе, в прихожей, — произносит Амаль едва слышно. — Если угодно, прикажите принести.

При слове "Ленорман" Гузе бычится. Теперь он похож на закипающий дровяной бойлер.

Камиль-паша картинным жестом прикладывает ладонь к левой стороне груди и склоняет голову. Кисточка на его феске задорно подпрыгивает. Амаль поднимается, готовая лично отправиться в прихожую за колодой Ленорман.

— Как любому немецкому офицеру, мне чужда эзотерика, — говорит Гузе, беспощадно, с чисто остзейской пренебрежительной брезгливостью лорнируя декольте и юбки Амаль. — Однако факты подтверждают болтовню нашей милой колдуньи.

— То есть? — рассеянно интересуется Камиль-паша. Его тараканьи усы настороженно шевелятся.

— На сей вопрос имею сообщить следующее…

И немец затараторил, самым забавным образом коверкая турецкий язык. При этом широкое и курносое лицо его сохраняло комично-серьёзное выражение. Он нёс скормленную ему штабом Кавказской армии при посредничестве Галлиулы чушь о планах британского экспедиционного корпуса, который якобы готовит наступление ранней весной в Месопотамии, а также об отряде генерала Баратова, который также готов принять участие в этом деле. Он приводил и доказательства. Аргументация его хоть и соответствовала действительности, но всё равно казалась мне чрезвычайно забавной. Moet Chandon сделал своё дело.

Да, действительно, русская армия купила в иранском Азербайджане большую партию верблюдов для гужевых перевозок. Одновременно закупались и гурты мясного скота, и пшеница для питания войск, и фураж. Я сам лично принимал участие в закупках и не делал ровно никакого секрета из выгоды, получаемой торговым домом "Вдова Шель и наследники" от подобной коммерции. Мог ли я предполагать, что полковник немецкого генерального штаба, приставленный к Камилю-паше именно для предоставления тому умных советов, придаст результатам моей удачной коммерции столь глобальное значение?

— Таким образом?.. — произнёс Камиль-паша с особым, пристальным вниманием оглядывая собеседников.

— …Таким образом, — подхватил немец, — мы с вами, дорогой паша, вполне можем отправиться праздновать Рождество по домам.

— Но позвольте! — тараканьи усы Камиля-паши воинственно топорщились. — Рождество вовсе не праздник османов, однако…

— Я о том и говорю! — Немец снова прервал своего патрона самым возмутительным образом. Пухлые губы его забавно шлёпали одна о другую. На широком переносье пролегли глубокие горизонтальные полосы. — Рождество Христово — праздник, особо почитаемый русскими. Уверяю вас: русский человек в Рождество убивать не станет. Не правда ли, герр Жвиц? Вы ведь, кажется, выкрест?

Немец уставился на меня ровно с тем же пренебрежительным выражением, с каким только что смотрел на Амаль.

— Мне и самому порой кажется, будто я выкрест, — отозвался я с уклончивой любезностью. — Однако следование православно-христианской доктрине подразумевает нестяжание, а я непрестанно думаю о деньгах, о наживе. То есть именно о стяжательстве. Это и неудивительно. Я — деловой человек.

— Как раз сейчас у нашего дорогого паши некоторые затруднения… — многозначительно ухмыляясь, проговорил герр Феликс.