Все дороги ведут сюда (ЛП) - Запата Мариана. Страница 92

— Отлично. — Она села еще прямее, чем раньше, собираясь с мыслями и, возможно, даже собираясь с духом. — Каден ошибся.

Может быть, в конце концов, они все-таки получат этот дерьмовый пирог.

— Он сделал много ошибок.

Благослови ее сердце, она старалась не усмехнуться, но я слишком хорошо ее знала, чтобы попасться на эту удочку.

— Я хотела бы знать, что это за «много» ошибок, — отрезала она, не успев остановиться.

Я держала рот закрытым и одарила ее взглядом, которому я научилась у лучшего, у мужчины, чью постель я покинула этим утром. Это было то, о чем бы я предпочла думать. Что там происходило. Что там могло произойти. Это вызвало во мне трепет.

— С тобой, Аврора. Я говорю об ошибке, которую он совершил… оставив тебя.

Бинго. Бьюсь об заклад, это дорогого стоило ей сказать.

— Ах это. Хорошо. Во-первых, он не оставил меня. Вы двое меня выгнали. Во-вторых, я знала, что когда-нибудь он пожалеет об этом, так что в этом нет ничего нового, миссис Джонс. Но какое это имеет отношение ко мне?

Мне пришлось уговорить ее сказать то, что я уже полностью осознавала.

Она не могла подумать, что я настолько глупа, что не знаю, верно?

Она, вероятно, могла.

Она издала раздраженный звук, ее темно-карие глаза быстро скользнули по закусочной, прежде чем вернуться ко мне. Я знала, что она видела. Люди в футболках и фланелевых костюмах, камуфляжных комбинезонах, старых куртках и пуловерах Columbia. Ничего вычурного и кричащего.

— Это имеет прямое отношение к тебе, — прошептала она, подчеркивая свои слова. — Он никогда не должен был прекращать отношения. Ты знаешь, что он находился под большим давлением из-за того, как прошел альбом Trivium, а ты выдвигала все эти требования.

Требования. Я спрашивала его, когда мы можем пожениться. Действительно пожениться, потому что это имело для меня значение. Когда у нас могут быть дети, потому что я всегда хотела их, и он это знал, а я не становилась моложе.

Я была его самым верным другом в течение четырнадцати лет и выдвигала требования.

Но я держала комментарии при себе и сохраняла спокойное лицо. Я позволила ей продолжать.

— Он был в плохом месте.

В своем доме за десять миллионов долларов, путешествуя в туристическом автобусе за два миллиона долларов, летая на частном самолете, принадлежащем его звукозаписывающей компании.

Он не был в «плохом месте». Я знала Кадена лучше, чем кто-либо другой, и знала, что, за исключением времени после смерти его деда, он ни дня не был опустошен в своей жизни. Он был расстроен и разочарован после того, как музыкальные обозреватели раскритиковали его альбом Trivium, но он пожал плечами и сказал, как ему повезло, что потребовалось шесть альбомов, чтобы, наконец, провалиться. Это случается со всеми, настаивал он. Его мама, с другой стороны, была в ярости… но это была ее идея перестать использовать мои песни, так что….

Каждую ночь его сон был крепким, вызванный бесчисленным количеством людей, которые продолжали осыпать его приторными словами, от которых ему легче было бы поднять свою задницу. Он жил в фантастическом мире любви. Частично это была моя вина, но не вся.

— И вы были вместе так долго, что ему нужно было прийти в себя. Убедиться.

Убедиться?

Я чуть не поперхнулась, но она этого не заслужила.

Убедиться. Вау, вау, вау.

Я хотела и рассмеяться, но и сдержаться. Просто вау. Она закапывалась во все более и более глубокую яму и понятия об этом не имела. Меня должно было оскорбить то, насколько глупой и отчаянной она меня считала, что предполагала, что я куплюсь на это.

Но я могла играть в эту игру. Я была хороша в этом. У меня было четырнадцать лет опыта, чтобы довести это до совершенства с ней. Я даже практиковался на Рэндалле Роудсе. Я должна была пригласить его и натравить на нее.

— У него было так много вариантов. Разве ты не предпочла бы, чтобы он был полностью уверен в себе, чем потом всё подвергал сомнению? — спросила она.

Я серьезно кивнула.

Она обнажила зубы в чем-то, что пыталось походить на улыбку, но на самом деле делало ее похожей, будто она подверглась мучениям. Что, вероятно, так и было для неё сейчас.

— Он скучает по тебе, Аврора. Очень сильно. Он хочет, чтобы ты вернулась.

Она подчеркнула «вернулась», как будто это было какое-то чертово рождественское чудо — нет, не рождественское чудо, а непорочное зачатие. Как будто я должна упасть на колени и быть благодарной.

Вместо этого я еще более серьезно кивнула.

— Он пытался обзвонить всех, кого знал, чтобы они дали ему твой новый номер. Он умолял Юки и ее сестру.

Они могли ладить, пока мы были вместе, но я была их подругой. Настоящей подругой, которая заботилась, беспокоилась о них и любила их просто за то, что они были замечательными людьми. Не потому, что они могли что-то сделать для меня.

— Один из нанятых нами частных детективов должен был проявить изобретательность, чтобы получить твой номер телефона, как только он тебя нашел. Каден пытался снова связаться с тобой. Я знаю, что он написал тебе по электронной почте, и тебе не хватило порядочности ответить.

И тут я сорвалась.

Порядочность.

Порядочность — сильное слово, которое обычно используют люди, далекие от порядочности. Потому что порядочные люди не использовали это слово как оружие. Порядочные люди понимали, что на все есть причины, что у каждой истории есть две стороны.

А я была порядочным человеком. Черт возьми. Я была хорошим человеком. Эти ублюдки были теми, кто не знал бы, что такое порядочность, если бы это ударило им по рукам.

И я не собиралась мараться больше, чем уже успела. Вот тогда я и остановила ее.

Я перегнулась через стол, потянулась к женщине — которую никогда по-настоящему не любила, но о которой заботилась, потому что кое-кто, кого я любила, обожал её, — и положила свою руку поверх ее руки, которая лежала на сумочке Hermès. И я улыбнулась ей, хотя мне совсем не хотелось этого делать.

Моя улыбка была единственным оружием, которое мне тогда было нужно.

— Я не ответила не потому, что я непорядочная, а потому, что я порядочная, и в следующий раз, когда вы подойдете к кому-то, пытаясь заставить его выслушать вас, может быть, не стоит проявлять к нему неуважения. Я ничего не хочу от Кадена. Не полгода назад, не год назад и уж точно не сегодня. Я сказала ему, миссис Джонс, когда он появился в нашем доме, после проведённой ночи у вас, что он не имеет в виду то, что говорит. Что он пожалеет о разрыве наших отношений. И я была права.

Я выдохнула через нос и отдёрнула руку, целясь в неё ещё одной из этих смертоносных улыбок, чтобы она знала, что её время для разговора закончилось. Она закончила.

— Мне плевать, если он на самом деле скучает по мне или скучает по тому, что я для него делала, и поэтому он хочет, чтобы я вернулась. Я знаю, что он любил меня, по крайней мере какое-то время искренне, и я надеюсь, что он знает, что я любила его. Но в том-то и дело, что больше нет, и уже давно. Он убил каждый дюйм моей любви к нему. Вы также помогли убить каждый дюйм любви, которую я испытывала к нему.

Я встретила ее взгляд и спросила как можно серьезнее:

— Вот почему вы здесь, не так ли? Потому что он сожалеет о разрыве наших отношений? Скорее, он сожалеет, что позволил вас уговорить его на это, верно? Он злится на вас сейчас? Вы здесь пытаетесь навести порядок в его беспорядке, потому что он обвиняет вас в том, что произошло, вместо того, чтобы быть взрослым и взять на себя ответственность за свои действия? Держу пари, что именно так и есть. Это говорит вам все. Почему ваш избалованный ребенок снова не получает то, что вдруг решил он хочет. Почему я никогда в жизни не вернусь. Вы все избегали меня. Унизили меня. Вы настроили людей против меня, а следовательно, меня против них, но, прежде всего, против вас двоих за то, что вы поставили их в такое положение. На данный момент я не желаю никому из вас ничего плохого, но если вы ищете донора для переливания крови или пересадки органа, не утруждайте себя взглядом в мою сторону. Я пошла дальше. Я счастлива и не позволю ни вам, ни Кадену, ни любому из ваших прислужников отнять это у меня.