«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым - Завада Марина Романовна. Страница 40

— Я много прожил на этом свете и хорошо помню времена, когда на арабском Ближнем Востоке вы ни за что не встретили бы в газетах слово «Израиль». Нельзя было произносить: «израильский министр», «израильская политика». Только — «сионистский министр», «сионистская политика»… А сейчас в Тель-Авиве находятся посольства Египта, Иордании. Все арабы предлагают мир. Хотят лишь вернуть территории. Причем какие территории? На это мало обращают внимание. Арабы теперь считают, что Израиль должен вернуть земли, захваченные во время «шестидневной войны» 1967 года. Взамен готовы подписать мирное соглашение со всеми вытекающими последствиями: признание, установление дипломатических отношений.

Не ставят вопрос о том, что Израиль должен уменьшиться до границ, обозначенных при его создании Генеральной Ассамблеей ООН. Известно: в результате войны 1948 года Израиль расширился. Никто не поднимает давнюю проблему. Как видите, эволюция все-таки происходит. Постоянно что-то движется. Я не охарактеризовал бы положение как безнадежное. Хотя, безусловно, и арабы, и израильтяне — народ вспыльчивый и нелегко отказывающийся от своих предубеждений.

— Вы упомянули Египет и Иорданию в качестве стран, наладивших дипотношения с Тель-Авивом. Но как к этому пришли? В семидесятые годы президент Египта Анвар Садат начал тайные переговоры с Израилем и в конце концов подписал с ним сепаратный мирный договор. Позже так же поступила Иордания. С тех пор оба государства с Израилем не воюют. Почему Советский Союз был настроен негативно к подобным шагам, упрямо вел речь об общем урегулировании? Возможно, один из продуктивных вариантов разрешения кризиса как раз заключается в том, чтобы действовать не скопом всем арабским миром (у каждой из стран свои специфические проблемы, интересы), а пытаться находить общий язык с Тель-Авивом один на один?

— Ошибочно представлять, что Советский Союз отрицал промежуточные шаги. Нет, сознавая сложность процесса, СССР всегда исходил из того, что одним махом проблему решить невозможно. Однако надо различать частичное урегулирование, сепаратное решение вопроса и промежуточные шаги.

— Может, это просто игра слов?

— Здесь не игра слов. Если определена задача — всеобщее урегулирование, допустим, по принципу: мир в обмен на территории, то какие-то промежуточные шаги не противопоказаны. Тогда как таковые можно рассматривать действия отдельных арабских стран. А если этого нет, если мирные договоры Египта и Иордании с Израилем не являются звеньями длинной цепи, не обозначают подходы к решению остальных проблем Ближнего Востока, — тут другое дело. Смотрите, что получается. При сепаратных соглашениях из процесса урегулирования выбывают важные участники. Египет отпадает, Иордания отпадает… Палестинцы, Сирия остаются ослабленными, в то время как главные территориальные споры у Израиля — с ними. Не случайно после заключения египетско-израильского и иордано-израильского договоров более тридцати лет на Ближнем Востоке не прекращаются вооруженные столкновения. Два израильских вторжения в Ливан (в 1982 и 2007 годах) по своим масштабам и потерям не уступают войнам, которые велись до подписания соглашений.

Исторически попытки ближневосточного урегулирования осуществлялись в трех формах. Первая: арабо-израильские переговоры без участия внешних сил, когда каждая арабская страна и Израиль предоставлены сами себе. Это накрылось.

Вторая форма: монополизация Соединенными Штатами посреднической миссии в урегулировании на Ближнем Востоке. Она тоже накрылась. Свежий пример — провал громогласных намерений Буша-младшего добиться до конца своего президентского срока мира в регионе. Бывший госсекретарь США Кондолиза Райс в 2008 году провела на Ближнем Востоке больше времени, чем в каком-либо другом месте планеты. Начало финишной прямой урегулирования амбициозно было выбрано не в Азии или Европе — в американском городе Аннаполисе.

Россия поддержала проведение встречи в Аннаполисе. Вслед за ней по заверению американцев должна была последовать международная конференция по ближневосточному урегулированию в Москве. Это подразумевало непрерывность процесса при активном участии России и других членов посреднического «квартета»: США, Европейского союза, Организации Объединенных Наций. Посредническая миссия в таком составе и есть третья — перспективная! — форма урегулирования.

Красноречивая деталь: президент Сирии Башар Асад согласился направить делегацию в Аннаполис в увязке с последующей конференцией в Москве. Схожую мысль высказывали мне и другие арабские лидеры. Я говорил, что накануне Аннаполиса по поручению Владимира Путина провел на Ближнем Востоке встречи с главой Палестинской администрации Махмудом Аббасом, премьер-министром Израиля Эхудом Ольмертом и израильским министром обороны Эхудом Бараком, президентом Сирии Башаром Асадом, президентом Египта Хосни Мубараком, Генеральным секретарем Лиги арабских стран Амром Мусой, руководителем Политбюро ХАМАСа Халедом Машаалем.

Однако мирная конференция в Москве так пока и не состоялась. Ни через три месяца, как обещал Вашингтон, ни через год, ни через два. Штаты ссылались на критическую позицию Израиля; Израиль — на неготовность США. Так или иначе встреча в Аннаполисе дала не очень много. Еще один пример того, что попытка Америки в одиночку «командовать порядком» на Ближнем Востоке несостоятельна.

А сейчас я считаю: проведение конференции в Москве без тщательной подготовки уже контрпродуктивно. Я об этом говорил и мидовцам, и в прессе, и выступая на президиуме Академии наук. Кстати, даже Генеральный секретарь Лиги арабских государств Муса сказал, что сегодня мирная конференция неуместна. Новое правительство Израиля заявило, что Аннаполис его не интересует. В каком-то смысле процесс отброшен назад…

Когда я был министром иностранных дел, то понял: если продвинуть урегулирование не удается, то недопустимо скатываться с позиций, которые уже завоеваны. И мы в МИДе условно обозначили «крест»: по вертикали — вовлеченные в конфликт стороны не должны отклоняться от договоренностей, достигнутых предшественниками. По горизонтали — треки, с которых нельзя сбиваться, допустим, важнейший сирийский трек. Его не следует упускать из виду, оставлять на потом…

Я тогда тоже объездил всех. Со мной согласились и Мубарак, и, в конце концов, Асад… Я предложил: «Давайте без всяких конференций в рабочем порядке подпишем соответствующую бумагу». Но премьер-министр Шимон Перес сказал: «Нам нужен только один посредник, и им должны быть Соединенные Штаты». Если бы сегодня существовал такой документ, это имело бы колоссальное значение.

— Но, возможно, это неправильно: связывать руки следующего правительства решениями прошлого и позапрошлого кабинетов?

— Согласно такой логике, можно, например, отказываться от договоров по стратегическим наступательным вооружениям. Придет новый лидер, и все перечеркнет. Он же ничем не связан… Этого нельзя делать. Существует определенная государственная линия. Не правительственная, обращаю внимание, а государственная.

— После «шестидневной войны» дипломатические отношения между СССР и Израилем были прерваны. Чем объяснить, что вы, арабист, а не специалист по Израилю, в августе 1971 года получили задание Политбюро ЦК КПСС установить негласные контакты с официальными представителями еврейского государства?

— Меня посылали не изучать Израиль, а в условиях отсутствия дипотношений прозондировать почву, обозначить советскую точку зрения, убедить израильтян сделать свою позицию более гибкой. Почему выбор пал на меня? Я был заместителем директора ИМЭМО, вплотную занимался ближневосточной тематикой, уже выполнял до этого отдельные поручения. То есть не был никому не знакомым человеком… СССР проводил проарабскую политику. Было бы странно, если бы нашли переговорщика с антиарабскими взглядами и отправили его о чем-то уславливаться. Он по всем направлениям провалил бы то, с чем его посылали.

— Сам факт, что в арабском мире у вас много друзей, не вызывал у израильских руководителей предубежденности? Опасения, что вы проталкиваете позицию их врагов?