«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым - Завада Марина Романовна. Страница 7
— Задевает. Я не принимаю культа денег и не выношу, когда на человека смотрят сквозь призму его материального благосостояния. А интеллигенция у нас часто прозябает, живет на порядок хуже куда менее достойных людей. Вместе с тем, бывая на периферии, общаясь, например, с технической интеллигенцией, вижу, что она ни в коей мере не маргинальна. Люди интересуются политикой, имеют свои взгляды. Правда, врачам, учителям иногда не до политики — их зарплата явно недостаточна. Но это было и раньше.
Я рос без отца, мама воспитывала меня одна, она тоже врач. Взяла вторую работу на противоположном конце Тбилиси. Считалось (и это по инерции длится до сих пор), что не участвующие в материальном производстве, не создающие главный продукт должны быть обеспечены хуже тех, кто имеет дело, понимаете, с гайками. За границей по-другому. Там лучше всего живут специалисты, работающие с человеком. Врачи, юристы, преподаватели… Они состоятельные люди.
— Руководитель солидного банка не так давно доказывал нам, что в Америке все построено на протестантской модели: каждый должен отвечать сам за себя, думать в первую очередь, как прокормить детей, жену, родителей, жить в нормальном доме, в чистоте… Безусловно, общество гуманно относится к попавшим в бедственное положение, выделяет им пособие, обеспечивающее прожиточный минимум. Благополучных людей травмируют чужие невзгоды. Поэтому — на, и приведи себя в порядок. Но при этом знай: ты — лузер. Захочешь войти в круг полноценных сограждан — крутись, вкалывай… Попробуй сдвинь олигарха с позиции, что врач-реаниматолог из обычной московской больницы не виноват в том, что «не очистил мышление» и не ушел в частную клинику. А вы, Евгений Максимович, свое — «очистили»?
— Чушь это все в отношении Америки. Там не может господствовать протестантская этика хотя бы потому, что значительную часть населения составляют католики, иудеи, растет число мусульман. Да и точка зрения, вызывающая такое одобрение вашего банкира, отражает не столько суть протестантской этики, сколько неолиберальную позицию в давнем противостоянии государственников и ярых рыночников. Последние утверждают — у нас это особенно проявилось в разгар реформ, — что рынок предоставляет любому человеку шанс выплыть, добиться успеха, государство же «не подписывалось» опекать взрослых здоровых людей, поощряя иждивенческие настроения в обществе.
Спору нет: деятельные, самостоятельные личности, не ждущие подачек от государства и полагающиеся на собственные силы, достойны уважения. Но при этом не надо представлять дело так, словно в США власть полностью устраняется от содействия, поддержки своих сограждан, что их права не обеспечены массой институтов. Часто ссылаются на то, что в Штатах нет бесплатного высшего образования. Это так. Однако каждый, кто хочет учиться, имеет такую возможность. Нацеленного на образование обязательно подхватят какой-нибудь Фонд, частная компания, которая потом возьмет выпускника на работу, банк предоставит кредит. И выплачивать его начинают не как у нас — учась в вузе (что абсурдно), а спустя полгода после окончания университета: небольшие щадящие порции растягиваются на пятнадцать лет. Так что чепуха, будто общество протягивает руку только попавшим в беду.
Еще несправедливее упрекать врача за то, что не устроился в частную клинику. Во-первых, не так это просто сделать. Частных клиник — наперечет, а врачей — десятки тысяч. Во-вторых, в нормальных больницах лечить пациентов тоже должны достойные врачи. Иной вопрос (мы только что его коснулись), и зарплата у них должна быть достойной. В годы, когда моя мама была акушером-гинекологом тбилисской Железнодорожной больницы, и потом, когда в течение тридцати пяти лет возглавляла женскую консультацию на прядильно-трикотажном комбинате, принять от больного коробку конфет считалось не всегда удобным… Неправда, что сегодня исчезли врачи-подвижники. Мой хороший друг — профессор Давид Георгиевич Иоселиани руководит Центром интервенционной кардиоангиологии. Он делает чудеса. Заходит в инфарктное сердце без вскрытия — по сосудам, ставит протез. И человек продолжает жить.
Знаю: никогда в жизни Иоселиани не поставит вопрос о том, чтобы госпитализировать кого-то за деньги. Но я не готов пуритански осуждать тех докторов, которые после успешной операции примут добровольную благодарность больного. Особенно учитывая, как несоизмерима с затратами труда и нервов зарплата врача.
— Не ожидали, что вы настолько «очистили мышление» от советских представлений…
— Стать фирмачом или преуспевающим капиталистом я вряд ли смог бы. Но вместе с тем, отторгая людей, в глазах которых постоянно горит: где деньги? сколько стоит? — никогда в финансовых вопросах не проявлял аскетизма. В бытность аспирантом у меня вышла в Политиздате первая книга. Брошюра на шесть листов «Страны Аравии и колониализм». Я был счастлив, получив гонорар. Он мне очень понадобился. Мысли не возникло как-то «отбрыкиваться» от денег, допустим, перечислить их в Фонд мира. (Смеется.) Это теперь премиальные я перевожу в созданный Торгово-промышленной палатой Фонд помощи беспризорным детям.
— Вы имеете в виду премиальные за свою хорошую работу в ТПП?
— Нет, разные общественные премии: например, «Золотое перо России». Могу себе это позволить… С аспирантских времен столько всего минуло.
— Не похоже, что вы что-то нажили в девяностые.
А потеряли?
— Как большинство… В последние годы мои книги издаются во многих странах — в США, Германии, Франции, Италии, Китае, Японии, Турции, Иране, в арабском мире…
— То есть вы твердо стоите на ногах?
— Я себя уверенно в этом отношении чувствую. Тем более когда стал получать зарплату президента ТПП. К тому же получаю пенсию как бывший премьер-министр. Оформил, правда, с опозданием.
— Рассказывают, в разгар социализма Егору Яковлеву, еще безвестному журналисту, потребовались деньги на холодильник. Вы принесли сберкнижку и сказали: «Половину могу дать, а остальное нужно, чтобы содержать семью». Видно, на пятьдесят процентов вы тогда уже были «протестантом»… А если без подвоха: вы способны сегодня так же естественно и дружелюбно поделиться?
— Конечно, способен. Теперь это чаще принимает другие формы. Мне порой передают письма незнакомых людей, в которых те просят помочь. Вы только не пишите, что периодически (таких случаев немного) я отправляю переводы. А то будут чаще слать письма, звонить.
— Давайте мы напишем: вы принципиально никому не помогаете.
— (Смеется.) Не выставляйте меня монстром.
— Вы уже давно very important person, VIP, что на российском новоязе без затей зовется «випом». Какие чувства вы испытываете, сознавая, что выделены судьбой из толпы, что на визитной карточке достаточно написать: «Евгений Примаков»?
— Если я отвечу: «Меня это не трогает», вы не поверите. Безусловно, приятно, что меня знают в лицо, что на каком-нибудь мероприятии подходят с просьбой сфотографироваться или подписать книгу. Однако это не перерастает в тщеславие. Честное слово, так.
— Конечно, вы не наслаждаетесь каждую минуту тем, что вознесены на Олимп. Но легко ли смогли бы жить без этого сознания, предполагающего, если не удовлетворенное честолюбие, то самоуважение, привычку к почтению окружающих?
— Никогда не приходилось. (Улыбается.) Не пробовал. Поэтому не знаю.
— Вы допускаете, что способны были бы пребывать в гармонии с самим собой, будучи не «тяжеловесом» Примаковым, а, предположим (с учетом тбилисских корней), владельцем точки «Воды Лагидзе»? Она же не исчезла с проспекта Руставели?
— Осталась. Там до сих пор можно выпить вкусный лимонад и закусить горячим хачапури. Славное место. Но владельцем его я быть совсем не хочу. Мне бы это не доставило никакого удовольствия.
— Что так?
— Сам ход вещей… он не мой. Вот вы бы согласились открыть ресторан?
— Да запросто.
— Сочиняете. Уверен, не согласились бы.