«Я много проскакал, но не оседлан». Тридцать часов с Евгением Примаковым - Завада Марина Романовна. Страница 8

— Это укор или комплимент?

— Ни то ни другое. Есть люди, которые приспособлены к занятию бизнесом. Для кого-то это призвание, для других — смысл жизни, для третьих — просто выживание. А вы лучше пишите, чтобы быть в ладу с самими собой.

— Тогда и вы во имя душевной гармонии откажитесь от «Вод Лагидзе», если кто-то надумает их подарить. — (Смеется.) Не надумает. Но кто вам сказал, что я сейчас нахожусь в гармонии? Вы полагаете, в моем внутреннем мире не бывает смятения, постоянно царят согласие и покой? Так происходит только у ангелов. А я далеко не ангел. В одном из моих стихотворений есть такие строчки:

Я много раз грешил, но никогда не предал
Ни дела, чем живу, ни дома, ни людей.
Я много проскакал, но не оседлан,
Хоть сам умею понукать коней.

— Так как разговор стихийно свернул на творчество, следующий вопрос: вы помните роман Хемингуэя «Иметь и не иметь»?

— Не очень. Давно читал.

— Напомним одну сцену. Писатель Ричард Гордон встречает на улице громоздкую, рыхлую женщину с крашеными волосами и воображает, как опишет в очередной главе книги ее жалкую жизнь: расплывшаяся коровища, чей муж, возвращаясь по вечерам домой, ненавидит ее за неряшливость, холодность в постели и путается в городе с другими — моложе, красивее. Гордону не приходит в голову, что обрюзгшая Мария накануне провела с мужем великолепную ночь любви.

Что за эмоции возникают у вас по поводу описанной ситуации? Понимание, что страсть способна расцвести внутри самой некрасивой, убогой жизни, но это, как вы выражаетесь, не ваше, не для вас? Или же — восхищение любовью, которая даже среди сора бытия достойна восторга и зависти?

— Трудный вопрос. Очень трудный. Я думаю, что любому мужчине нравятся привлекательные женщины. Но любовь — нечто большее, чем восхищение внешностью. Моя первая жена была красивой. Но глубокое чувство к ней вызывалось не только этим (хотя и этим тоже). На каком-то этапе такие моменты перестаешь замечать. Сейчас, любуясь Ирой, я иногда говорю ей: «У тебя замечательное новое платье». Она смеется: «Наконец обратил внимание».

Не знаю, смог ли бы я испытывать страсть к обрюзгшей, неряшливой даме. Скорее всего, нет. Но то, что у кого-то она способна вызвать сильное чувство, не исключаю. Как и то, что связь мужчины и женщины всегда окутана тайной, и, кому-то кажущаяся примитивной, этим двоим она, возможно, дарит счастье. Тут, правда, надо различать любовь и флирт. Это не идентичные понятия. Многие считают, но не говорят вслух, а я скажу: можно любить прекрасную женщину и испытывать интерес к другой, даже третьей.

— Не будем углубляться…

— Это благоразумно. Хочу только добавить: нельзя предавать жену. Я презираю тех мужиков, которые разным женщинам клянутся в любви, хвастают своими «победами» или бросают постаревших подруг.

— И какое место в шкале ваших ценностей занимает любовь?

— Большое. Не представляю, как жить с женщиной, если ее не любишь. И вообще без любви невозможно жить. Но бывает, что со смертью подруги любовь уходит. Когда Лаура умерла, первые годы я был словно обесточен. Прошло пять лет, прежде чем мы соединились с Ирой. До нее меня ни с кем не связывало чувство. Я не беру сейчас любовь к детям, внукам, друзьям. Это — другое.

— Насколько вам важен профессиональный успех? Что самое сладостное в нем: кураж, возросшая самооценка? Не хвост же дополнительных привилегий?

— Мне сложно разложить эмоции, вызываемые профессиональным успехом, на отдельные составляющие. Главное тут, думаю, чувство удовлетворенности. Если что-то удается, кураж тоже, безусловно, присутствует. Но не в смысле загула и пьянки. (Улыбается.)

Ну как вы назовете такое чувство? Допустим, в разведке, в МИДе или в правительстве твоя команда в критической ситуации добилась прорыва. Тебе хочется посидеть с товарищами, обсудить общий успех, поднять за него рюмку. По-человечески, наверное, простительна радость от того, что, говоря о победе, люди отмечают твою большую роль в ней и тому подобное. Но дружеское признание заслуг — одно, а лесть, восхваление, курение фимиама — совсем другое. Даже государства не выдерживают коленопреклонения перед лидерами.

А важны ли для меня привилегии? Не буду лицемерить: когда я ушел, точнее, меня «ушли» из правительства, ряд преференций указом президента был сохранен. На какой срок, не написано, что дает право каждому новому президенту прекратить это дело. Но пока не прекращают. Мне же небезразличны лишь некоторые преимущества. Например, то, что меня обслуживает машина из ГОНа — гаража особого назначения. Не потому, что там мягкие кресла и по дороге телевизор можно посмотреть. Просто мы живем на Успенке-2, и если Ира за рулем своего автомобиля добирается до центра Москвы за два с половиной часа, то я доезжаю за пятьдесят минут. Многие дела не успевал бы делать, не будь этой машины.

— Мы сегодня опоздали к вам из-за того, что больше часа Кутузовский был перекрыт.

— Знаете, став премьером, я возражал, чтобы для меня перекрывали движение. Сказал: из соображений безопасности достаточно «хвостовой» машины. Несколько дней так и ездил, но потом мой главный «прикрепленный» Геннадий Хабаров заводит ко мне в кабинет начальника ГАИ страны Владимира Федорова. Тот обращается: «Евгений Максимович, прошу, разрешите для вас перекрывать трассу. В противном случае мы не можем обеспечить вашу безопасность». Спрашиваю: «Сколько времени требуется на перекрытие?» — «До пяти минут». На это я согласился.

Сегодня, полагаю, трафик отчаянно нарушается по вине самого ГИБДД. Если премьер или президент собираются выехать в двенадцать, но планы корректируются и руководители, скажем, на час задерживаются в резиденции, весь этот час движение будет с простодушным рвением заблокировано. Уверен, Медведев с Путиным об этом и не догадываются.

— «Прикрепленные» вам положены тоже из соображений безопасности?

— Это решение Федеральной службы охраны. Во всем мире бывших президентов, премьер-министров стерегут как носителей государственных тайн. А я к тому же руководил разведкой… К слову, мои ребята — единственная группа ФСО, работающая с одним человеком уже двадцать лет. Для меня они как члены семьи. Возвращаясь с работы на дачу, вместе ужинаем, порой смотрим телевизор. Но рядом со мной долго смотреть на экран никто не выдерживает. Я прыгаю с канала на канал.

— Ирина Борисовна не тяготится присутствием в доме посторонних людей?

— Они не посторонние. К Ире же особенно расположены. Она отличный врач и вечно помогает и «прикрепленным», и их родственникам.

— За границу вы тоже ездите с охраной?

— Таков порядок. Почти двадцать лет назад после тяжелой поездки в Багдад во время войны в зоне Персидского залива одному из моих ребят, Николаю Савинову, изумительному парню, тогдашнее его начальство приказало принять участие в тренировке — пробежать десять километров на лыжах. Пробежал, встал под душ и умер. С тех пор мы все каждый год 20 февраля ходим на его могилу.

— Поскольку даже самых удачливых из нас не минуют поражения, люди сговорились, что они необходимы им как обязательный опыт. Так ли на самом деле для зрелости нужна горечь неудач?

— Лично мне не нужна. Даже во имя опыта я не могу философски относиться к поражениям. Например, к абсурдной ситуации, когда ты возглавляешь правительство и понимаешь, что делаешь немало, а тебя вызывают и говорят: давай уходи! Но это не трагедия. Сразу после отставки я посмотрел на стадионе футбол. Для меня трагедия — смерть близких. А неприятности на работе? Ну, напрягается нервная система, ты начинаешь раздражаться на ровном месте, жене заметно, что не совсем адекватно реагируешь на пустяки. Но я долго не зацикливаюсь на неудачах.

— Каким образом получается отвлекаться?